Мне не нравилось, что он говорил так о Синнабар.

— Но я читала в одной книге, которую ты мне дал, не помню, в какой именно... — начала я. — Так вот, там было что-то о выживании. Что выживают не самые сильные представители видов и не самые умные, а те, кто лучше всех приспосабливается к изменениям. Разве ты не согласен с этим?

— Нет, — ответил он, нежно убирая волосы с моей щеки и целуя мой шрам. — Но давай не будем говорить об этом сейчас, — пробормотал он.

И хотя я горела желанием спорить с ним, мне не хотелось, чтобы он перестал целовать меня в щеку.

— Хорошо, — прошептала я, потому что мое тело страстно желало его. Я знала, что пройдет четыре, а может быть, и пять дней, прежде чем я увижу его снова. — Хорошо, — повторила я, поворачивая лицо под его губы и сбрасывая Синнабар со своих колен.

Глава 12

— Мадам! Это Марракеш, вот мы и приехали, — сказал Азиз, озадаченно глядя на меня. — Вы не рады приехать в Марракеш?

Я не могла ни говорить, ни смотреть на него. Вместо этого я устремила взор вперед, на приближающееся предместье города. Вдоль дороги росли финиковые пальмы, образуя целые рощи. Мустафа вел автомобиль с напускной сосредоточенностью и решимостью, хотя, как и большинство водителей, он постоянно сигналил — я не видела, из-за чего именно, но, похоже, это что-то его дико возмущало.

— Куда ты направляешься? — спросила я его. — Мустафа, куда ты меня везешь?

Я не давала ему никаких указаний на этот счет, однако он явно ехал целенаправленно. Это в некотором роде обнадеживало меня, так как я понятия не имела, где можно остановиться в Марракеше. Поскольку он и Азиз заботились обо всем необходимом во время путешествия, я могла надеяться, что так они поступят и здесь.

— Азиз, — обратилась я к своему второму спутнику, когда Мустафа не ответил мне. — Куда мы направляемся?

— Мы едем во французский квартал, мадам, Ла Виль Нувель. В новой части города есть гостиницы для иностранцев.

Красный цвет парапетов стен Марракеша казался еще насыщеннее в лучах заходящего солнца. У меня в голове не было никакой картинки Марракеша, мне было известно лишь, что многие его здания построены из яркого красно-коричневого местного материала и что новую часть города построили французы — там когда-то жил Этьен. Старый город был обнесен стенами. На французском языке говорили в Ла Виль Нувеле, в то время как арабский, естественно, был языком старого города.

Здесь росло множество деревьев: олива, липа, гранат, миндаль и апельсин. Несмотря на внутренний трепет, я не могла не заметить, что они облагораживали квартал Ла Виль Нувель с широкими бульварами и маленькими такси, лавирующими между ослами с тележками и открытыми экипажами, в которые были впряжены белые лошади, высоко вскидывающие ноги. Побеги фуксии с яркими цветками свисали со стен садов. Этьен рассказывал мне, что подземная сеть трубопроводов и резервуаров для воды была сооружена здесь много веков назад, ведь город должен был стать центром региона, а торговые пути соединяли его с северной частью Марокко и Испанией.

Я смотрела на деревья и цветы, боясь, что если буду разглядывать лица людей, то смогу неожиданно увидеть Этьена. Знаю, было нелепо думать, что я увижу его в первые же минуты своего пребывания в Марракеше, и тем не менее мое сердце не переставало сильно стучать.

Мустафа остановил автомобиль перед впечатляющей респектабельной гостиницей, окруженной высокими раскачивающимися пальмами. «Hotel de la Palmeraie»[40] ,— прочла я скромную надпись, выгравированную на каменном выступе, нависающем над широкой двойной входной дверью. Гостиница впечатляла чудесным мавританским дизайном, и все же, как и гостиница «Континенталь» в Танжере, она была гостиницей европейской. На входе стоял по стойке «смирно» темнокожий мужчина в тесном красном пиджаке, отделанном золотой тесьмой, и красной же феске с золотой кисточкой.

Мустафа выпрыгнул из машины и открыл мне дверь, низко поклонившись и показывая рукой в направлении здания, словно он вновь вдруг обзавелся манерами.

— Гостиница «Ла Пальмере», — произнес он, и я вышла из машины.

Азиз вытащил мои чемоданы и поставил их на землю. Мужчина в красно-золотом поспешил к нам и взял чемоданы, тоже поклонившись мне.

— Bienvenu, Madam[41] ,— сказал он, — добро пожаловать в гостиницу «Ла Пальмере». — И отнес мои чемоданы в вестибюль гостиницы.

Я открыла свою сумку и вытащила ранее оговоренную сумму, добавив к ней несколько франков. Я вложила деньги Мустафе в руку, а потом вытащила еще несколько франков и дала их Азизу, который стоял возле открытой дверцы машины.

— Спасибо, Азиз. Я благодарна тебе за помощь, — сказала я ему, и он наклонил голову.

— De rien, мадам, не за что. До свидания, мадам.

Сказав это, он развернулся и сел на сиденье возле Мустафы, который постукивал ногой по педали газа, так что работающий двигатель издавал ритмичные звуки, и тут я осознала, что снова останусь одна в незнакомом городе.

Такое же ощущение возникало у меня в Марселе и в Танжере, разве что тогда я знала, что остаюсь там только на короткое время, ровно настолько, чтобы подготовиться к дальнейшему путешествию. Сюда, в Марракеш.

— А вы не будете ночевать в Марракеше? — спросила я, не понимая, почему меня это интересует. Я останусь здесь, в роскошной гостинице во французском квартале, в то время как они остановятся в другом месте, возможно, в старом городе.

— Нет, мадам, мы уезжаем. Может быть, мы быть дома, в Сеттате, утром. Я думаю, что эта дорога не разбита.

— Вы собираетесь ехать всю ночь?

— Да, мадам, — ответил Азиз и захлопнул дверцу. — До свидания, мадам, — сказал он во второй раз.

Я отступила от машины.

— Ну что же, тогда до свидания, Азиз, до свидания, Мустафа, — сказала я. — Спасибо. Счастливо добраться домой.

— Иншаллах!— пробормотали оба мужчины, и я, отвернувшись от машины, стала отряхивать сильно запыленную юбку и попыталась подобрать растрепанные ветром волосы заколками.

Когда я подняла глаза, желая помахать на прощание мужчинам, они были уже в конце подъездной аллеи. Я подняла руку, но в эту секунду автомобиль свернул на оживленную дорогу и я потеряла его из виду.

Портье — невысокий мужчина с хитрой улыбкой и блестящим золотым передним зубом — не отрывал от меня глаз, пока я приближалась к стойке. Его взгляд переместился с моих волос на платье и ботинки.

— Добро пожаловать, мадам, — сказал он не особенно доброжелательным тоном. — Желаете остановиться у нас?

— Да. Пожалуйста, мне нужен номер.

Он вытащил из широкого полированного шкафа журнал регистрации.

— Разумеется, мадам, разумеется. Но вы должны заполнить здесь, — сказал он, протягивая мне ручку с пером. Он смотрел, как я пишу свое имя, и его брови слегка приподнялись, затем он поправил себя: — Ах, мадемуазель. Это... ой... я прошу прощения. Как ваша фамилия?

— О'Шиа, — ответила я. — Мадемуазель О'Шиа.

— Вы приехали на поезде?

— Нет. Я приехала на машине из Танжера.

Он кивнул, но его брови поднялись еще выше.

— Тяжелое путешествие, я в этом не сомневаюсь, — сказал он, рассматривая мою прическу.

Я неожиданно осознала, насколько грязная. За последние два дня мне ни разу не удалось переодеться, я спала в этой одежде ночью в блиде,у меня даже не было возможности умыться. Я также понимала, что мои волосы спутались от ветра.

— Да.

— И как долго вы пробудете у нас, мадемуазель?

Я опустила глаза на свою подпись и увидела, что на странице напечатана стоимость номера за сутки. Мне это было совсем не по карману, однако же я понятия не имела, где еще могла бы остановиться.

— Я... Я не знаю, — ответила я ему.

По его лицу ничего нельзя было понять.

— Как пожелаете, мадемуазель, как пожелаете. Вам рады в гостинице «Ла Пальмере» в любое время. Я мсье Генри. Пожалуйста, зовите меня, если вам что-нибудь понадобится. Принцип нашей гостиницы: наши гости ни в чем не должны нуждаться. Вы хотели бы, чтобы я зарезервировал вам столик? Ужин подают с семи часов.