Настоящая поэзия ничего никому не навязывает и не доказывает. Она бескорыстна. Она убеждает нас самим фактом своего существования. Она убеждает нас точной правдой и мудрой красотой слова и образа.

Литературовед же своими словами ищет и распознает поэтические смыслы. Это очень трудное на свете и очень заманчивое, интересное, увлекательное занятие. Здесь мы входим в близкие, родственные отношения с художественным словом, в диалог с ним.

«Филология, – писал Осип Мандельштам в статье 1922 г. «О природе слова», – это семья, потому что всякая семья держится на интонации и на цитате, на кавычках. Самое лениво сказанное слово в семье имеет свой оттенок. И бесконечная, своеобразная, чисто филологическая словесная нюансировка составляет фон семейной жизни»[1].

Реальность живых художественных образов и мотивов несомненна. Гамлет и Митрофанушка Простаков, Гобсек и Евгений Базаров, Наташа Ростова и Сонечка Мармеладова, бравый солдат Швейк и Григорий Мелехов, Воланд и Василий Теркин – попробуйте доказать, что их не было и нет на свете. Бесполезное, бесплодное занятие!

Множество художественных текстов мира вошло в благодарную память читательских поколений, в жизненный и житейский опыт миллионов. Художественная литература была, есть и будет. Потребность в созидании новых и новых текстов неисчерпаема. И познанием этих и многих других задевающих каждого из нас за живое, таинственных и сложных процессов занимается литературоведение.

В основании художественных текстов особый, поэтический способ мышления, особая, поэтическая логика.

Поэтическая логика – убедительность недоказуемого. Эта формула, требующая неторопливой и основательной профессиональной рефлексии, представляется нам в высшей степени справедливой и корректной.

Как же для нас, читателей, определенная система литер (написанное), звуков, слов, фраз, образующая художественный текст, становится чем-то в одно и то же время слышимым, видимым, чуть ли не осязаемым?

Что безусловно роднит и что принципиально отличает искусство слова от всех других искусств мира?

В чем состоит диалогическая природа литературоведческого материала – художественной литературы?

Какова роль фантазии и вымысла в искусстве слова?

Как соотносятся в литературном произведении текст и подтекст, слово и образ, сюжет и композиция, автор и герой?

Что позволяет нам говорить о вневременности и бесконечности классических произведений литературы, погруженных в страсти и переживания своей эпохи, своего времени?

Каковы необходимые условия и непременные предпосылки «медленного» аналитического чтения художественного произведения?

Эти и многие другие проблемы обсуждаются на всем пространстве нашего курса, в лекциях и на сопутствующих им практических занятиях.

Поначалу мы преимущественно обращаемся к вопросам, от продуманного, внутренне осознанного и прочувствованного ответа на которые во многом зависит профессиональное становление филолога, степень его включенности в свою специальность.

Чем ведает (что стремится понять, уразуметь, познать) наука о литературе? Почему само словосочетание «наука о литературе» может быть признано оксюмороном, т. е. сближением очень трудно сближаемых начал, совмещением резко контрастных понятий? Зачем литературу надо познавать, не ограничиваясь ее непосредственным восприятием?

В чем заключается конкретно осязаемая и существенная польза людям, обществу от литературоведения?

В этой связи мы вспоминаем о том, что литературоведы готовят художественные, литературно-критические и другие тексты к изданию, что заняты они большой учебно-просветительской работой, оказывая, в частности, разнообразную профессиональную помощь школе, литературным музеям, театрам, издательствам, редакциям средств массовой информации, всем сферам культуры. Но не в этой только пользе главное жизнеоправдание литературной науки.

Большая часть курса посвящена открытым литературной наукой многоразличным и надежным способам исследовательского (медленного, аналитического) постижения художественного произведения.

Всей системой лекционных, практических, самостоятельных занятий «Введение в литературоведение» призвано убедить в том, что филологическая образовательная структура – это место на земле, где живые (и ученики, и учителя) сообща учатся искать и находить живое, точное (литературоведческое) слово о живых произведениях литературы, о «невыразимом» (В.А. Жуковский).

Зачем студенту лекция?

Что и с какой целью изучает наука о литературе?

Литературоведение в кругу других гуманитарных наук.

Назначение курса «Введение в литературоведение».

Первую лекцию в университетской жизни студентов есть смысл начать с обсуждения природы самого лекционного жанра. Зачем студенту лекция?

Основа нашего бытия – общение, нахождение общего пространства интересов, стремлений, забот, общего языка.

Говорим мы все вроде бы на одном языке. Но часто слышим: «У меня с ним нет общего языка», или «Мы так и не смогли найти общий язык», или «Мы говорим с тобой на разных языках!» и т. п. Все ссоры, брань, распри, все семейные, любовные, социальные, политические конфликты – следствие того, что люди не в состоянии обрести общий язык согласия, что легко и подчас бесповоротно сбиваются они на язык жесткой нетерпимости, навязчивой подозрительности, очевидного недоброжелательства, откровенной вражды.

В любом общении присутствуют, по крайней мере, две стороны: Я и Другой. Корень русского слова «другой» – друг. Слово «другой» словно бы намекает нам на то, что в общении с другим всегда существует тайная или явная надежда на счастливый шанс обретения друга.

Каким образом, каким путем? Путем взаимного поиска согласия, путем взаимного понимания.

Задача эта – одна из самых сложных и труднодостижимых на свете. Почему? Каждый из нас ограничен пределами собственного опыта. Каждый обитает в своей скорлупе, более или менее удобно, комфортно, привычно располагается в своем коконе.

Желанное общение – очень часто попытка преодоления пределов собственного опыта, бескорыстное стремление к самоограничению, к одолению нашей ограниченности тем, что мы успели уже узнать и уразуметь. Общение – умение слушать и слышать другого, возможное обогащение нашего опыта. В том числе и общение с вузовским преподавателем на лекции.

Кроме того, слово сказанное и слово услышанное – очень часто разные по своему смысловому объему, по своему содержанию слова. Например, я много раз произношу или употребляю слова-понятия «литературоведение» и «литература». И почти каждому из нас может показаться, что мы хорошо понимаем, о чем идет речь. Несомненное заблуждение!

Согласимся, что содержательное пространство этих слов до освоения нашего курса и после того, как курс будет нами изучен в более или менее полном составе, разное. По крайней мере, мы на это очень надеемся. Постепенно, от лекции к лекции, от занятия к занятию, значения профессиональных слов-понятий будут расширяться и усложняться, наполняться новыми содержательными смыслами, и наше заинтересованное, сосредоточенное общение станет от раза к разу все более продуктивным и благодарным. У нас начнет вырабатываться общий язык, язык профессионального общения.

Лекция – одна из форм (один из жанров) университетского (вузовского) речевого общения.

Какая разница в общении с преподавателем на лекции и в общении с учебником или учебным пособием того самого, скажем, лектора-преподавателя (особенно когда речь идет о филологическом образовании, предмет которого слово)?

Разница примерно такая же, как в восприятии театрального спектакля и кинофильма (видеозаписи).