Лилия. Белый брючный костюм и черная волна волос. Капризный, чувственный рот и плывущая походка манекенщицы. В насмешливых глазах бегали озорные искорки. Лариса исподтишка рассматривала его. Темные, небрежно причесанные волосы, высокий, свидетельствующий об уме лоб, лохматые брови. Сквозь прорези маски сверкали голубые холодные глаза. Ср.: Ее горячее, прерывистое дыхание обожгло меня, и не поддаться ему я не мог. Медовый запах и облако волос на подушке…

В. Использование стереотипных сравнений.: И я стушевался как мальчишка (из дневника Анатолия). Ср.: В восемь они договорились с Ларисой о встрече у кинотеатра, а он приехал раньше. «Как мальчишка!»; Сергей не забывал о Ларисе ни на минуту. Как восемнадцатилетний юноша, каждый день он ждал вечера, чтобы вновь увидеть ее.

Г. Использование стереотипных реплик в диалогах, содержащих любовные откровения.

Штампованностью отличаются реплики-признания юноши:

– Я люблю вас, Лариса Николаевна, и люблю очень давно. Мое чувство не знает ни времени, ни пространственных границ. Оно поразило меня однажды очень глубоко, и с тех пор для меня не существует никого, кроме вас. Вы – мой идеал.

Отмечены трафаретностью и нарочитой пафосностью признания зрелых мужчин:

– Лариса, милая моя… Как давно я мечтал об этом… Но ты казалась такой неприступной, холодной… Это же ужасно – не сметь дотронуться, когда рука так и тянется к твоей руке, не сметь улыбнуться, когда губы сами собой так и складываются в улыбку, когда вижу тебя, не сметь обнять, не сметь целовать… Лариса… чудо мое! – И он повернул ее лицом к себе и накрыл ее губы своими (объяснение в любви Анатолия); – Я боролся с собой столько, сколько хватало сш. Все это время я проверял себя, свои чувства. Поначалу мне казалось, что это было минутное увлечение и все пройдет, как проходит летний дождь. Но вскоре я понял, что не могу жить без тебя (объяснение в любви Сергея).

Формульность лежит в основе реплик отказа и признания в измене, базирующихся на одном стереотипе (Например: Не прикасайся ко мне!) или цепочке стереотипов. Например: – Понимаешь, Маркуша, вечной любви не бывает. Я ценю и благодарна тебе за твои чувства, но поверь, это только увлечение! Ср.: – Извини. Ты ведь знаешь: сердцу не прикажешь. Я… я полюбила другого человека и честно скажу тебе, первому скажу, что хочу выйти за него замуж! Не печалься, дорогой, ты еще встретишься с женщиной, которая от всего сердца ответит тебе взаимностью.

В финальной сцене любви соединяются стереотипы и штампы, рассеянные по всему тексту: В полумраке большой, экстравагантно обставленной спальни она подошла к нему. Он жадно прильнул губами к ее губам. Их поцелуи становились все горячее. Позабыв про все на свете, она наслаждалась его объятиями;…он снова приподнял ее голову и, удерживая обеими руками, поцеловал с такой страстью, что у нее перехватило дыхание;…Сергей превращал каждую минуту любви в длинную волнующую повесть. Сплетались не только их тела, но и души – словно корни вековых деревьев. Любовь накатила на них, словно освежающая волна, смывая все: горести, неудачи, раздражение, накопившиеся за долгое время <…>.

Нетрудно заметить, что из подобных «клише-кубиков» конструируется не только проанализированный текст. Штампованные красивости переходят из одного дамского романа в другой, обнаруживая «вульгарный вкус и неразвитое чувство языка» [Абашев 2004].

ПОДВЕДЕМ ИТОГИ

Современный отечественный дамский роман продолжает традиции жанра, развивавшегося в XIX и XX веках. Сохраняется традиционная фабула, построенная на истории любви «с препятствиями», завершающейся счастливым воссоединением любящих.

Несмотря на то что действие во многих романах происходит в современной России, в текстах сохраняется дистанция между читательским опытом и спецификой существования героев, помогающая изобразить совершенство отношений между героями.

Герои являют собой образцовое воплощение современных представлений об идеальных мужчине и женщине: сильный инициативный мужчина покровительственно относится к своей более слабой подруге, гордо и терпеливо дожидающейся счастья.

Дамский роман монологичен. В нем господствует точка зрения главной героини. Современный русский дамский роман отличается шаблонностью: он калькирует текстовые структурные схемы (тема, сюжет, конфликт, взаимодействие персонажей и др.) западного дамского романа.

Автор проанализированного романа «Арена» эксплуатирует формульные словосочетания, готовые стереотипные высказывания, комбинации стереотипов и штампов. Трафаретная штампованная образность, разбросанный по отдельным эпизодам текста романтический пафос, поэтизация внешнего (интерьер, одежда, аксессуары) составляют основу востребованной дамской читательской аудитории «эстетики грез». Шаблонность, формульность, штампованная образность – яркие приметы дамского романа как текста массовой литературы.

Время в романе организовано относительно жизненной истории главной героини. Локальные сигналы маркируют «престижное» пространство для избранных, к которому стремятся/ которым владеют/которое осваивают и присваивают.

Субъектная организация текста отличается презентационностью. Презентация и самопрезентация [Олянич 2004] касается прежде всего выдвижения на первый план читательского восприятия социально-ролевых позиций персонажей, которые воспринимаются как люди из состоятельных кругов или люди, стремящиеся приблизиться к этим кругам.

Визуализация образа главной героини позволяет автору создать соответствующее складывающимся гендерным стандартам представление о современной бизнесвумен, ставшей не только собственницей, но и эффектной дамой.

Образы персонажей текста романа К. Бурениной конструируются как совокупности функций и интенций. Депсихологизация, схематизация образов персонажей – еще одна общая черта текстов массовой литературы.

Реализованная автором романа «Арена» «стратегия видимостей» [Бодрийяр 2000: 36–37] позволяет создать у читателей свойственную текстам массовой литературы иллюзию достоверности.

Основные источники

Буренина К. Арена. М.: ACT, 2004.

Крылова Е. Стоит попробовать. М.: ACT, 2002.

Устинова Т. Олигарх с Большой Медведицы. М.: ЭКСМО, 2004.

Словари

Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. (стереотипное издание). М., 1970–1980.

Крысин Л.П. Толковый словарь иноязычных слов. М., 2000.

Ожегов С.И. и Шведова Н.Ю. Словарь русского языка. М., 1999 (СОШ).

Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1970.

Словарь русского языка: В 4 т. М., 1981–1984 (MAC).

Словарь современного русского литературного языка: В 20 т. М., 1991–1993 (ССРЛЯ).

Толковый словарь русского языка конца XX в.: Языковые изменения / Гл. ред. Г.Н. Скляревская. СПб., 1998 (ЯИ).

Толковый словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. проф. Д.Н. Ушакова. М., 1935–1940 (СУ).

Фразеологический словарь современного русского литературного языка / Под ред. проф. А.Н. Тихонова: В 2 т. М., 2004.

Абашев В.В. Увлекательный шаблон (Стереотип как машина творчества) // Стереотипность и творчество в тексте. Вып. 7. Пермь, 2004.

Адамович М. Преступление или наказание? (Американский и российский триллер) // Континент. 1997. № 4.

Андреев В.И. Деловая риторика. М., 1995.

Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка. Л., 1973.

Артеменко Е.Е. Синтаксический строй русской народной лирической песни в аспекте ее художественной организации. Воронеж, 1977.

Бавильский Д. Как молитва. Земфира: и так, и сяк // Вторые курицынские чтения. М.; Екатеринбург, 2003.