Известную детабуизацию обсценной и вообще грубой лексики ученые считают следствием раскрепощенности речи и реакцией на негативные явления жизни. Вместе с тем снижение порога допустимости словоупотреблений в текстах СМИ не снимает с этих словоупотреблений характера непристойности и крайней грубости. В подобных случаях ученые уже говорят о нарушении норм общественной морали: «Большая часть таких слов несет в себе осуждающую экспрессию и потому адресатом может быть воспринята как оскорбление. А это влечет за собой осложнение языковых проблем проблемами правовыми» [Валгина 2001: 121–122]; возникает проблема соотношения этического и неэтического в текстах СМИ.
Предметом исков о защите чести и достоинства являются следующие высказывания в текстах СМИ, содержащие негативно оценочную, в том числе инвективную, лексику:
Ясно одно: мобильные, не признающие никаких законов, кроме законов племени, и не желающие социализироваться, эти люди сейчас — постоянная угроза самому существованию России. <…> Он продает героин, как его прадед воровал лошадей, а бабка спекулировала «палеными» импортными товарами. Элементарная честность – даже в криминальном бизнесе – ему просто противопоказана – о цыганах, которых автор называет примитивным народом, народцем, племенем (Нижегородская правда. 15.05.2004); Жертва начинает прислушиваться, а агрессорше того и надо: «Погадаю! Бесплатно! Всю правду скажу!» (Нижегородская правда. 18.09.2004); Жасмин в Нижнем «прокатили». Организатором концерта заинтересовалась милиция (Нижегородский рабочий. 20.04.2004); Малолетние модели слегка смахивали на набоковскую Лолиту (Новое дело. 10–16.06.2004); Погром – дело рук бывшего торгового работника… (Нижегородский рабочий. 19.11.2004); Автозаводский «Авторитет» арестован за рэкет (Нижегородский рабочий. 23.03.2005); Эта история, которая смахивает на откровенное мошенничество, произошла при явном попустительстве городского администрации (Новое дело. 11–17.08.2005); «Прочь отсюда! – пьяный охранник в тельняшке матерился через слово. – Я в Афгане служил, в Чечне, мне вас замочить – как высморкаться!»; Он даже на маленьких детей матом орет, убить угрожает (Аргументы и факты – Нижний Новгород. 2005. № 42); Схема действия ловкого афериста <…> довольно проста <…>. Перво-наперво мошенник дает широкую, яркую, соблазнительную рекламу <…>. Вступает в действие четвертая стадия дьявольского сценария афериста (Телесемь – Красноярск. 05–11.09.2005); Документальное убийство (Аргументы и факты – Нижний Новгород. 2005. № 4); …бывший сотрудник компании <…>, завладев технического документацией, в кратчайшие сроки налаживает выпуск продукции, в которой, по версии следствия, использует авторские права и патенты, принадлежащие коллективу. Это явление сродни рейдерству <…>. И потому документы на данное производство можно было получить только нечестным путем <…>. Поэтому сегодня очень важно объявить войну чиновникам и милиционерам, которые манкируют законами и «под ковром» помогают незаконному предпринимательству, производителям контрафакта и похитителям интеллектуальной собственности (Аргументы и факты – Нижний Новгород. 2008. № 4); Покушение на президента Ингушетии Юнус-Бека Евкурова могло бы иметь гораздо менее трагичные последствия, если бы не <…> «фальшивый» автомобиль главы Республики, <..:> то есть это был «левак» (Московский комсомолец. 06.07.2009).
Важно, чтобы употребление пейоративной, и, в частности, сниженной лексики, привнося в текст необходимую по авторскому замыслу экспрессивно-оценочную тональность, не влекло за собой нарушения этической нормы, не привносило бы в текст инвективной, оскорбительной грубости, цинизма [Сковородников, Копнина 2004: 288]. Журналистский профессионализм заключается не только во владении языком, умении учитывать интересы и возможности массового адресата, но и в ответственности за передаваемую информацию [Сиротинина 2007: 40]. Это очень важно для современных журналистов.
Как эксплицитное проявление речевой агрессии можно рассматривать употребление в текстах СМИ жаргонных слов. В русском языке рубежа XX–XXI вв. наблюдается активный рост жаргонной лексики и проникновение ее в разные сферы современной языковой коммуникации. Она широко представлена в речи школьников и студентов, представителей искусства и бизнеса, депутатов и других государственных деятелей, а также иных групп носителей языка. Не случайно ученые-лингвисты говорят о возникновении в конце XX в. нового явления в русской речи – общего жаргона, под которым понимается «тот пласт современного русского жаргона, который, не являясь принадлежностью отдельных социальных групп, с достаточно высокой частотностью встречается в языке средств массовой информации и употребляется всеми жителями большого города» [Ермакова 1999: IV].
Русский общий жаргон утратил такой признак, как корпоративность – закрепленность за речевой практикой определенных социальных, профессиональных, возрастных групп. До недавнего времени жаргоны существовали как социолекты, т. е. особые замкнутые, кастовые языки отдельных социальных групп носителей общенародного языка. Выделялись и были противопоставлены друг другу профессиональные жаргоны, молодежные жаргоны (в том числе школьный, студенческий), различные групповые жаргоны (жаргон коллекционеров, болельщиков и др.), жаргоны нищих, беспризорников, наркоманов, воров, проституток, различных преступных группировок, тюремное арго. В последние же десятилетия наблюдается массовое использование жаргонной лексики широкими группами носителей языка вне зависимости от социальных, профессиональных, возрастных характеристик людей и условий коммуникации. Проводником жаргона «в массы» служат газеты и телевидение, которые заговорили языком улицы. Исследователи отмечают экспансию в СМИ лексики малых социумов, жаргонизацию и даже криминализацию языка массмедиа, о чем свидетельствует широкое использование таких слов, как разборки, наезжать, беспредел, пайка, мочить, отмывание, отмазать, оттоптаться, опустить, кидалы, забить стрелку, кошмарить и под.
Конечно, популярность жаргонной лексики обусловлена разнообразными факторами. Причину актуализации жаргонов исследователи видят в том, что они отражают сущность реальных социально-экономических и властных отношений [Беглова 1998: 22]. Востребованность жаргонов связана с обострением политической и социально-экономической борьбы в российском обществе, с углублением специализации науки, техники, производства – это факторы экстралингвистические. Процесс жаргонизации современной речи многие исследователи рассматривают как своеобразную реакцию на еще недавнюю стандартизированность, «приглаженность», определенную безликость публичных выступлений, насыщенных официально-пропагандистскими штампами. В качестве орудия борьбы как с «тоталитарным языком», так и с культивировавшим его государственно-политическим устройством рассматривается, в частности, молодежный сленг, который «весьма критически, иронически относится ко всему, что связано с давлением государственной машины» и «противопоставляет себя не только старшему поколению, но и прежде всего прогнившей насквозь официальной системе» [Береговская 1996: 38].
Интенсивное давление со стороны профессиональных и социальных жаргонов испытывает также язык СМИ, который в то же время относится и к языковым факторам активизации жаргонной лексики: в языке СМИ жаргонизмы выполняют стилистические функции, выступая как средство создания колорита времени, определенных социальных групп, как средство речевой характеристики персонажа публикации и как средство выражения оценки. В использовании жаргонной лексики в СМИ прослеживается определенная динамика. В 90-е годы жаргонные и арготические слова выступают как текстообразующие элементы, как характерологическое средство и как средство воздействия на адресата. Используются они с известной осторожностью: с дополнительными разъяснениями, выделяются графически кавычками или курсивом. С конца 90-х годов жаргонные слова и выражения становятся смысловыми сигналами содержания текстов СМИ, употребляясь в качестве ключевых слов или в позиции заглавия; увеличивается численность жаргонизмов в СМИ, активизируется лексика молодежных и профессиональных жаргонов. В настоящее время жаргонизмы выступают как семантический конденсат текста, как образное, креативное средство и как средство экспликации общественной оценки [Беглова 2007].