Питер Девит собрался уходить, когда раздался телефонный звонок. Только один Джек знал его адрес. Он поднял трубку:

— Да?

— Питер... Я должен вас видеть немедленно.

— Но...

— Немедленно!

Трубка была брошена еще до того, как Питер собрался что-то возразить. В ярости он швырнул трубку. Он сыт по горло этими замашками Дункэна! Этому надо положить конец. И чем быстрее, тем лучше. Они оба слишком много знали друг о друге, чтобы то, чем они повязаны, разорвалось без столкновения. Этого столкновения Питер жаждал всеми фибрами души, он только ждал подходящего момента, решив, что будет действовать не раньше, чем примет все меры предосторожности против Дункэна.

Патриция поужинала, закурила сигарету и, не без потрясения, любовалась своим спутником, который продолжал мирно поглощать все блюда подряд. Кроме молодой женщины, больше не было никого, кто . бы пришел в восторг от подобного аппетита. Три типа от Дункэна как загипнотизированные следили за ним, разинув рты. А клиенты «Старого капитана» оценивали с видом знатоков тот редкий аттракцион, который им послала судьба. Патриция была смущена, оказавшись в центре всеобщего внимания.

Блэки шепнул своим дружкам:

— Даже жалко изничтожить такого чемпиона, а вот должны ведь...'

Торнтон осклабился:

— Ты становишься сентиментальным?

— Нет, но я спортсмен.

Наконец-то Малькольм с глубоким вздохом остановился. Его спутница не могла удержаться от вопроса:

— Вы каждый день так едите?

— Исключая праздники в Томинтоуле, там я немножко перебираю.

— Какие же нужны доходы, чтобы вас прокормить!

Шотландец добродушно рассмеялся:

— У меня есть все, что мне нужно. Не суетитесь, Патриция, если вы поедете со мной в Томинтоул, у вас не будет недостатка ни в чем.

В нем была такая уверенность в себе, что мисс Поттер снова принялась мечтать, совершенно забыв о мерзостях дня сегодняшнего.

— Расскажите мне о Томинтоуле.

Он немного задумался, а потом, сконфузившись, заявил:

— Чудно как-то... но я не могу.

— Почему?

— А потому что трудно говорить о том, что ты любишь. Вот, к примеру, когда я вернусь к себе и скажу ребятам: я встретил самую красивую девушку Лондона, они мне не поверят, само собой, и спросят меня с издевкой: а уж какая она такая, эта твоя девушка? А я, теперь уж точно знаю, не смогу им ответить... потому что у меня не хватит слов... Вы меня понимаете?

— Не очень. .

— Вот, к примеру, если пастор говорит вам о Господе Боге... Он же и не собирается его описывать... Господь Бог живет в нем целиком и полностью, и, если бы у него спросили о Боге, ну, я имею в виду его внешность, он бы тоже не знал, что ответить... Я, например, смогу рассказать ребятам только вот что: ее зовут Патриция, и этим все сказано. Если они заржут, я дам в морду одному-второму, и тогда остальные мне поверят, потому что знают меня и им известно, что я никому зазря в рожу не дам.

На какое-то время он замолк, а потом начал:

— Томинтоул, ну что там? Холмы и скалы... овцы... куча овец... ручьи всегда с ледяной водой... и сильный ветер, который обтесывает мой край из конца в конец... и радость топать одному посреди этого ветра... Вот такой Томинтоул... — И смущенно добавил: — Вы думаете, вам там не понравится?

— Не думаю... — Она говорила чистосердечно. — Но это невозможно.

— Вы боитесь, да?

— Да.

— Дункэна?

— Да.

— И напрасно, потому что я рядом.

— Бедный мой Малькольм...

Как только Девит вошел в кабинет Дункэна, его прорвало:

— Вы что, не можете меня оставить в покое хотя бы один вечер в неделю?

— Звонил шеф.

— Ну и что? Я презираю типов, которые прячутся!

Джек посмотрел долгим взглядом на своего помощника:

— Питер, я не знаю, что вас разбирает в последнее время, но вы идете по опасному пути... Кстати, я полагаю, вы не устали еще жить?

— С чего это вы мне задаете такие вопросы?

— Потому что если бы шеф узнал о вашем состоянии духа, то он недорого дал бы за вашу шкуру.

— А может быть, уже заодно, именно вы меня и уберете?

— Почему бы нет?

Девит ухмыльнулся:

— А вам не кажется, что я способен себя защитить?

— Нет... Девит, вы убийца, самый обыкновенный убийца, и никто больше. И переварите это своими хилыми мозгами! Самые тупые люди — это убийцы... Итак, подчиняйтесь и заткнитесь, на большее вы не способны.

Питер, сжавшись в пружину, рявкнул:

— Сука!

Хладнокровно Дункэн вмазал ему тыльной частью руки по губам.

— Чтобы вы научились уважать вышестоящих, Девит.

— Клянусь, я...

— Хватит! Инцидент исчерпан, но напоминаю вам, что это уже второй за двадцать четыре часа. Третьего не будет. А теперь извольте слушать: звонил шеф. Десять кило чистого героина лежат в порту и ждут, когда их заберут.

— Десять кило!

— Поступление, какого не было уже давно. Можно получить красивый навар, даже если поделиться... но только это опасный номер. Тот, кого застукают с таким количеством наркотиков, может распрощаться со свободой до конца своих дней...

— Надо думать.

— Шеф велит поторопиться.

— Вот пусть сам и идет.

— Вы опять за свое, Девит! Кстати, то, что вы говорите, — чушь собачья, ведь если он сам возьмется за дело, нам ничего не достанется.

— Согласен. Но на меня не рассчитывайте.

— Я знаю. Ведь мы под колпаком у шпиков... А вот если мы найдем такого лопуха, который бы взялся оказать нам эту услугу, то вы могли бы взять на себя его охрану и... заодно и надзор?

— Само собой.

— Ведь жалко же будет, если нашему лопуху придет в голову все себе прикарманить. Увы, по всему Объединенному Королевству развелось полно проходимцев, не уважающих правила игры и готовых закупить товар, не интересуясь, чей он.

Девит согласился:

— Полное отсутствие морали.

Патриция совершенно не замечала, как бежит время. Нескладные речи шотландца напомнили ей ее первых вздыхателей в родной уэльской деревне: такое же смущение, неуклюжесть и искренность и та же наивность при полном непонимании мира. Но ведь и она сама тогда не знала этой жизни и ее жестких законов. Сегодня все было совсем иначе. Сквозь голос Малькольма ей слышались голоса то Дэфида, то Энерина, то Гвилима, то Овейна...

И пока Макнамара разливался соловьем о прелестях Томинтоула, молодая женщина с глазами, полными слез, снова видела свою родину с ее зимами и веснами, которые, казалось, никогда не кончатся, И только когда Патриция подняла голову, чтобы улыбнуться своему спутнику, она заметила людей Дункэна. Лицо Торнтона напомнило ей а кого-то из окружения Джека. А по выражению лиц двух других она поняла, что это как раз те типы, которым было поручено выпотрошить шотландца. И тут в ней все взбунтовалось. Она не желала смириться с тем, что в ответ на нежность, пусть и нескладно выраженную этим большим ребенком, она должна сдать его в руки убийц. Но-с какого боку взяться, чтобы не вызвать подозрения у тех, кто не преминет доложить обо всем Джеку? Она безуспешно искала выход. А тем временем Джим ля Шуэтт объявил присутствующим:

— Господа, мы закрываемся...

Все клиенты вышли беспрекословно. Троица отправилась в засаду на Клементс-лейн, куда мисс Поттер должна была препроводить шотландца под предлогом небольшой прогулки после ужина. Патриция тянула время как могла, но в конце концов настал момент, когда нужно было освободить помещение. Как приговоренный к казни, она пыталась «надышаться перед смертью», и вдруг стала нахваливать Джиму прелести его кухни, а старый Джим, не очень-то привыкший к любезностям завсегдатаев рыбного базара, смущенно потупился, как девица, которую расхваливают за добродетель. Он не захотел остаться неблагодарным, пожелав большого счастья такой симпатичной паре, и, подмигнув, с видом знатока, который не попадет пальцем в небо, обратился к мисс Поттер:

— Мадам, вы можете быть спокойны за своего мужа... Я редко встречал людей такого отменного класса, да еще с таким аппетитом! И судя по тому, как он любуется вами, каждому ясно, что такого влюбленного не просто найти! С вашего позволения, мадам, скажу, что вам обоим чертовски повезло, и я желаю вашему малышу, чтобы он был таким же красавцем, как его папа и мама... — Ну, и поскольку Джим был не дурак пошутить, он добавил: