- Да кто же придумал эту хрень?! – Дима дрыгал ногами и руками, не обращая внимания на устремлённый на него насмешливый взгляд. За окном было ещё темно, но в четыре утра и должно быть темно. Вроде бы…

- Дизайнер, последний писк моды, между прочим, - Александр мягко и уверенно толкнул Диму в грудь, останавливая его барахтанье. Ах да… есть же ещё и он. Неожиданное открытие. Быстро распутав Димины ноги, Александр поднялся с кровати и посмотрел на наручные часы. – У тебя десять минут на то, чтобы умыться, одеться и поедем.

Освободившийся от оков Дима резво вскочил с кровати и так же резво плюхнулся обратно. Голова болела просто страшным образом. И в горле першило. Простыл, что ли? Или… орал слишком громко. Господи как же хорошо, что здесь нет соседей!

- Поедем – это кто?

- Ты, я и машина. Ждём только тебя.

Дима с трудом попытался собрать остатки здравого смысла и задать правильные вопросы.

- Моя мама… - начал он и смутился. – В общем, она не знает.

- Не знает, значит, крепче спит.

Александр усмехнулся и, наклонившись, чмокнул растерянного Диму в щёку, а потом провёл рукой по спине сверху вниз.

- Обещаю держать себя в руках. Я жду тебя внизу, поторопись.

В машине опять потянуло в сон, и расслабленное тело мягко укачивало туда-сюда, туда-сюда под музыку Вивальди.

- А у тебя нет чего-нибудь пободрее? – протянул Дима, растирая щёки, чтобы хоть немного проснуться.

- Тебя не бодрит классика?

- В мире, где есть панк-рок и спид-металл, классика как-то не бодрит. Я сейчас отключусь нафиг.

- А кто тебе мешал спать ночью? – Александр говорил абсолютно серьёзным тоном и с постным выражением на лице. Его хотелось пнуть и почему-то очень больно.

- Ересь всякая снилась, - Дима хмыкнул, а потом коротко рассмеялся, чувствуя, что начинает просыпаться. – Порнографическая, между прочим. Александр Владимирович, а как вы относитесь к порно?

- Ровно отношусь. Иногда, правда, бывает очень зажигательно.

- И кого вы предпочитаете, блондинок или брюнеток?

- Без разницы, всё равно крашеные. Главное, чтобы ноги были длинные и грудь побольше.

Дима понял, что медленно начинает злиться. Вот же чертовы нервы! Простой стёб, а где-то неприятно колет. Об этом нужно подумать, а сейчас просто успокоиться. В конце концов, все тут взрослые люди и прекрасно знают, зачем собрались.

- Значит, у меня нет никаких шансов, - вздохнул Дима и демонстративно заглянул в ворот рубахи в поисках большой груди.

Александр усмехнулся и посмотрел на Диму таким взглядом, словно хотел съесть целиком и без соли. Тот медленно покраснел и отвернулся к окну. И что он всегда так откровенно смотрит? Вроде бы взгляд как взгляд, а только вот хочется раздеться и сползти по стене, и неважно, что кругом люди.

- Твоя прелесть иного свойства, - проговорил Александр и вывернул на привокзальную площадь.

- И какого же?

Вот это уже интереснее. Я ль на свете всех милее? Всех румяней и белее? Конечно, нет. Ты вообще мужик, тебе по статусу не положено.

- Непосредственность и целеустремлённость.

Александр остановил машину около входа в здание вокзала. Часы показывали 4.10.

- Очень возбуждающе, - Дима закусил палец, пытаясь оторвать этот дурацкий заусенец. И что его всё бесит сегодня? Ведь вроде бы всё хорошо. И разбудили, и подвезли, и даже вот целуют сейчас. Слишком уж горячо целуют перед встречей с мамой. Наверное, всё дело в маме, которая обязательно спросит, почему Дима развёлся, а у него нет для неё ответа.

- Надо идти… - Дима с большой неохотой оторвался от Александра и открыл дверь. – Спасибо, всё было хорошо.

- Передавай привет маме.

Дима проводил взглядом уезжающую «Тойоту» и подумал, что не хочет больше её провожать. Очень уж тоскливое действо. И вообще, что теперь? Куда дальше?

- Маму встречать, - ответил Дима на свой же вопрос и зябко поёжился. Девушка с хроническим гайморитом объявила о прибытии поезда из Перми к третьей платформе.

В конце концов, у Димы всегда есть понедельник - день, когда он может увидеть Александра, и ничто ему не помешает.

Мама не стала расспрашивать про Вику и развод. Одно Димино предложение о том, что она встретила свою настоящую любовь, положило конец всем остальным вопросам. Димина мама сама была замужем три раза, поэтому точно знала, что это такое, когда любовь нечаянно нагрянет. Может, у Димы это от мамы? Так нагрянуло, что все выходные прошли как в тумане. Вроде бы всё то, и разговоры и прогулки, и даже какие-то мамины старые друзья приходили, очень весёлые ребята, журналисты. Но всего этого было мало. Когда попробовал живое пиво, баночного уже не хочется.

- Скучаешь, сынок? – Дима положил голову маме на колени, и она медленно перебирала его волосы. По телевизору показывали какой-то чёрно-белый фильм про войну. Солдаты танцевали вокруг костра и пели что-то разухабистое. Хотелось выть в голос.

- Да, - честно признался Дима и маме и себе. Так не хотел всё усложнять, но разве он мог? Разве он умел когда-нибудь что-то делать чуть-чуть?

- Кто-нибудь и тебя полюбит, обязательно. Ты же у меня такой умница, красавец, добрый мальчик… - мама не знала, что творила. Вроде бы успокаивала, но Диме становилось всё хуже и хуже. Хотелось встать и уйти работать, загрузить все мысли проектами и чертежами, чтобы не вспоминать, как Александр называл его мальчиком. Вскользь, невзначай, как, наверное, всех тех, кто был младше его лет на десять.

- Мама, я ничего не могу им дать, – голос дрогнул, и в глазах защипало, но Дима сдержался. Раньше он плакал только у мамы на коленях, когда обижали, когда что-то не получалось, и становилось легче и всё плохое уходило. У Димы было счастливое детство. – Что я могу дать?

- Тепло и верность, любовь и опору, поддержку. Людям иногда бывает так одиноко, что они забывают об этом и черствеют. А ты не забываешь, никогда не забываешь.

Дима закрыл глаза и глубоко вдохнул мамин запах - что-то яблочное, слегка горьковатое и такое большое, - что не смог сдержаться и всхлипнул.

В воскресенье в гости пришла Вика, и они сидели втроём на кухне, как обычно, словно ничего не изменилось. А по сути, ничего и не изменилось. Просто стало легче и приятнее быть вместе. Мама очень радовалась тому, что Дима с Викой остались друзьями и не затаили обиды.

- Как твой муж, здоров?

- Да, всё в порядке. Много дел на работе… задерживается.

Женские разговоры – это что-то с чем-то. Дима уже начал дремать под монотонное женское чириканье, как вдруг разговор повернул в сторону, которую он даже предположить не мог.

- Саша Яковлев? – удивлённо переспросила мама. – Конечно, знаю. Его отец у меня преподавал в институте философию. Неужели он вернулся из заграницы? У него там бизнес вроде был, жена?

- Да, вернулся. Работает в Димкиной компании в отделе маркетинга. У него с директором давние приятельские отношения.

Дима напрягся так сильно, что даже пот выступил над губой. Вот это совпаденьице! Мир тесен, честное слово. Ужас и страх.

- Владимир Петрович Яковлев был таким красивым мужчиной, все девчонки наши повлюблялись в него. Бегали домой, пироги носили. Он тогда с женой и грудным Сашкой в общежитии жил. Жена не работала, денег мало было в семье, едва сводили концы с концами. Вот мы и бегали, помогали, кто чем мог. А он такие лекции читал… я до сих пор помню всю философию. А потом… - мама махнула рукой и стала доливать чай. Дима нервно постучал пальцами по столу. Нетерпение жгло его изнутри. Отец Александра Владимировича, его прошлое совсем рядом, бери – не хочу.

- И? Что потом? – не выдержал он затянувшейся паузы.

- Баранку будешь? – мама протянула ему баранку и тяжело вздохнула. Значит, потом было что-то плохое. Но что же? Что?

- А потом он задушился. Но то уже на служебной квартире было. Пошёл в ванную и повесился на дверной ручке.

Сердце пропустило удар, и Дима вмиг представил себе, как мать Александра Владимировича входит в ванную комнату и видит своего мёртвого мужа. Нет, она не кричит. Она спокойна и бледна. Он не один раз говорил, что так, как они живут, жить нельзя. Это неправильная жизнь, говорил он и с остервенением принимался за чтение философских трактатов, не обращая внимание на крики голодного ребёнка.