Когда наши переговоры завершились, я подошел к окну и из-за портьеры осторожно выглянул на улицу. Холмса нигде не было видно. Вместе с его братом мы вышли тем же путем, как явились, и вернулись к нашему кебу.

На обратном пути я снова с трудом одолел искушение расспросить Майкрофта о прошлом семьи Холмсов. Мне было ясно, что Мориарти поддался на уговоры Майкрофта потому, что последний что-то знал о нем, и притом столь внушительное, что даже не было необходимости упоминать об этом.

Все же я смог противостоять искушению, и это оказалось не так трудно, как я предполагал, потому что провалился в сон на обратном пути, и Майкрофт осторожно потряс меня, когда экипаж остановился. Мы тихо пожелали друг другу спокойной ночи.

— Теперь все зависит от Шерлока, — сказал он.

— Я все думаю, не поставили ли мы его в слишком тяжелое положение, — сказал я, хотя сейчас для меня самым тяжелым было удержаться от зевоты.

Майкрофт, сидящий в экипаже, только хмыкнул.

— Думаю, что нет. Исходя из того, что вы рассказали, я вижу, что ум его остался таким же, как и прежде. Лишь он сам, и никто иной, может изменить точку приложения усилий. Его цель — добраться до Мориарти, и он будет искать пути к этому, так что, я думаю, не стоит ломать себе голову по этому поводу. Все остальное зависит от вашего доктора. Спокойной ночи, Ватсон. — С этими словами он легонько ткнул тросточкой в потолок, и экипаж медленно удалился, скрываясь в покрове сгущающегося тумана.

Я было двинулся в спальню, мечтай о кровати, но тут передо мной предстала жена, которая встретила меня внимательным взглядом.

— С тобой все в порядке, дорогой? — Она приложила прохладную руку мне ко лбу, словно опасаясь, нет ли у меня температуры. Я ответил, что кроме естественного утомления, меня ничто не беспокоит.

— Но что это? — с удивлением вскричал я, увидев на стуле рядом с кроватью поднос, закрытый салфеткой. — Завтрак в постель? Говорю тебе, что я...

— Внутренний голос сказал мне, что у тебя не было времени поесть, — улыбнулась она, ставя передо мной поднос.

Я уже был готов спросить ее, что она имела в виду, как увидел рядом с тарелкой желтый конверт.

Нерешительно глянув на жену, подбадривающую меня волевым выражением лица, я взял конверт и вскрыл.

Позволит ли практика тебе отбыть на несколько дней?

Тщательная подготовка зависит только от тебя.

Не забудь о неоценимой помощи, которая может быть тебе оказана.

Возьми Тоби на Мунро, 114.

Будь осторожен!

Холмс

— Тоби! — Я глянул на жену.

— Пути назад нет, — тихо сказала она.

— Да. — Я старался сдержать волнение в голосе, ибо теперь только со временем станет ясно, что нас ждет.

Торопливо покончив с завтраком, я оделся, и все следы усталости покинули меня, пока жена собирала мне вещи в дорогу. Будучи замужем за старым воякой, родом из такой же семьи, она отлично справлялась с этой обязанностью. Прошло немного времени, и я был готов расстаться с ней, взяв багаж, правда, когда она смотрела на другую сторону, я сунул в саквояж свой старый револьвер. Это было то, что Холмс называл «предосторожностями», и хотя я знал, что мне не придется пускать его в ход, имело смысл дать ему понять, что я не пренебрегаю его инструкциями, но, с другой стороны, не стоило оповещать жену, что я им следую. Я поцеловал ее на прощанье и напомнил, что она должна поговорить с Куллингуортом о замене меня на Время отлучки.

Улицы были затянуты густым туманом. Если несколько часов назад его пелена достигала мне до лодыжек, то теперь он скрывал меня с головой. Я шел сквозь непроницаемую стену едкого желтого смога, который щипал глаза и забивал легкие. В этот час суток Лондон превращался в какой-то мистический город, где можно было ориентироваться только по звукам.

Через несколько кварталов до моего слуха донесся стук копыт и заглушенные призывы уличных продавцов, старавшихся привлечь покупателей с невидимых улиц. В добавление ко всей этой странной обстановке откуда-то доносились звуки органа, наигрывавшего «Бедный маленький лютик».

Так или иначе, я двинулся в путь, постукивая тросточкой, потому что люди возникали передо мной за долю секунды до того, как им надо было уступить дорогу, и я с трудом различал желтый ореол вокруг пятен света. Человек, впервые оказавшийся здесь, с трудом мог бы поверить, что "видит уличные фонари. Я, конечно, узнавал их с первого взгляда.

Необходимо напомнить, что этот убийственный покров густого тумана был рутинной приметой Лондона, где я провел детство и молодость. И все же сегодня туман обладал необычайной плотностью. К тому времени, когда я на Пичин-Лейн нашел кеб, он и не думал рассеиваться. Я с раздражением выглянул в окно экипажа, еле различая какие-то приметы местности, говорившие, что мы движемся в правильном направлении. Ганновер-сквер, Гроссенвор-сквер, Уайтхолл, Вестминстер и наконец Вестминстерский мост еле проступали из пелены, по мере того как мы про-' двигались к улице, на которой обитал мистер Шерман, натуралист, чей великолепный пес Тоби не раз помогал Холмсу в его расследованиях.

Обладай Тоби настоящей родословной, его можно было бы назвать подлинной ищейкой. Но поскольку по его внешнему облику сказать это было невозможно, даже мистер Шерман — мнению его я безусловно доверяю — не мог определить породы. Он считал, что Тоби — наполовину спаниель, наполовину шотландская овчарка с примесью борзой, но я не был в этом убежден. Его обвислых ушей, бело-коричневой шкуры и неловкой походки было достаточно, чтобы у меня зародились сомнения относительно его предков.

Более того, недавнее заболевание лишило его значительной части волосяного покрова, в результате чего трудно было относиться к нему без предубеждения. И все же Тоби был веселым дружелюбным псом и не собирался считать себя ниже всех прочих соплеменников, какие бы ни были у них родословные. Он обладал уникальным даже для собаки обонянием, вполне заменявшим высокую родословную. Насколько я могу судить, когда он пускал в ход свой нюх, соперников у него не было. Читатели могут припомнить великолепную работу Тоби, описанную мною в «Знаке четырех», где на нем лежала главная ответственность за поимку высокородного Джонатана Смита и его ужасного приятеля. Он шел по их следу едва ли не через весь Лондон, руководствуясь лишь слабым запахом креозота, в который попала босая нога одного из преступников. Правда, в ходе преследования он завел нас в какой-то тупик, где стояла бочка с креозотом, но лишь потому, что след беглеца пролегал неподалеку от нее. Собаку нельзя было осуждать за то, что она спутала два одинаковых запаха. Но когда мы с Холмсом вернули Тоби на подлинный след, он тут же осознал свою ошибку и повел нас в правильном направлении, о чем я уже рассказывал.

Но при всем полете фантазии я и представить не мог, до каких высот вырастет гений Тоби.

В конце концов, ориентируясь по собачьему вою и лаю, я понял, что мы прибыли на место, и попросил кучера обождать. У него не было никаких возражений. Путешествие в таких условиях было исключительно трудным и даже опасным.

Выйдя из экипажа, я оглянулся в поисках ряда запущенных домов, которые, как я знал, окаймляли лужайку, но они были недоступны взгляду. Только руководствуясь путеводной нитью в виде голосов питомцев Шермана, я добрался до его дверей. Постучав, я громко позвал хозяина, чтобы перекрыть звучный хор обитателей зверинца, которые выражали недовольство густой туманной пеленой, скрывавшей от них солнце. Правда, мне пришло в голову, что привычка к молчанию им вообще несвойственна, и я попытался представить, какое действие эта постоянная какофония оказывает на Шермана.

Я встречал его несколько раз, когда по поручениям Холмса забирал у него Тоби. Хотя при первой нашей встрече пес обнажил клыки, его недружелюбие тут же исчезло, едва он понял, что я друг мистера Холмса. С тех пор при моих визитах он кидался к дверям, радостно приветствуя меня. В последний раз мы виделись с ним около года назад. В тот раз Холмс решил воспользоваться способностями Тоби, чтобы выследить орангутана в трущобах Марселя. Несмотря на мои настояния, Холмс все же убедил меня, что история эта лишена «интересных примет», и я не предал ее гласности, лишь мельком упомянув, что польское правительство признало заслуги Холмса, наградив его орденом Святого Станислава второй степени.