— Ладно, Джек, ты и так уже долго увиливал. Вряд ли тебя так уж интересуют подробности бытия этих ужасных мальчишек. Проводи меня в гостиную, — предложила она, поднимаясь и протягивая мне руку, которую я тут же принял. — Камин уже давно ждет, чтобы мы его разожгли. Мы поудобнее устроимся, ты можешь обзавестись, если хочешь, своей трубкой и бренди с содовой и рассказать мне, наконец, что случилось.

Я покорно, как ребенок, последовал указаниям жены, лишь отказавшись от содовой с бренди. В свое время, в начале нашего знакомства, жену удивило мое описание генерала Гордона[3]. Последний считал смесь бренди и содовой жутким варевом. Моя жена, может быть потому, что я был ранен в Афганистане, с уважением относилась к моему решению вступить в ряды армии, но неизменно пыталась заставить меня изменить привычке, взятой у генерала Гордона. Мои возражения были тщетны. Она отдавала ему искреннюю дань уважения, и первым делом за то, что он положил конец работорговле в Китае, но никогда не теряла надежды, что в один прекрасный день я изменю своим вкусам. Этим вечером она не протестовала, когда я в соответствии со своей привычкой избавился от содовой в своем стакане.

— Итак Джек, — начала она, уютно устраиваясь на диване, набитом конским волосом, Я расположился в кресле, в котором прошедшей ночью спал Холмс. Мэри по-прежнему была в дорожном костюме из плотного твида, обшлага рукавов и воротничок его были обшиты тесьмой.

Я сделал глоток бренди, аккуратно разжег трубку и лишь затем приступил к рассказу о бедствии, которому был свидетелем.

— Бедный мистер Холмс! — воскликнула она в завершение моего повествования, возбужденно стиснув руки; она не считала нужным скрывать слезы, стоящие у нее в глазах. — Что мы можем для него сделать? Что в наших силах? — Ее готовность и горячее желание тут же броситься на помощь согрели мне сердце. Она отчетливо видела все подстерегающие нас трудности, но не собиралась уклоняться от помощи мне — в этом сказывалась ее искренняя и чистая натура.

— Я думаю, кое-что предпринять можно, — ответил я, вставая, — но это будет непросто. Холмс уже в таком состоянии, что вряд ли добровольно примет чью-то помощь, но он по-прежнему достаточно умен, чтобы его можно было обмануть.

— Значит,..

— Минутку, моя дорогая. Я хочу кое-что принести из холла.

Оставив ее, я тут же вернулся с экземпляром «Ланцета», который дал мне Стамфорд. Возвращаясь в гостиную, я прикидывал, сможет ли Мэри в случае необходимости помочь претворить в жизнь мой план. Пока я сидел на вокзале Ватерлоо, ожидая ее, и читал об австрийском специалисте, план начал смутно вкладываться у меня в голове.

Вернувшись в гостиную, я прикрыл за собой дверь и рассказал жене о встрече с© Стамфордом и какие она принесла результаты.

— Ты говоришь, что прочитал статью? — уточнила она.

— Да, и дважды, пока ждал тебя. — Пододвинув кресло, я положил открытый «Ланцет» себе на колени и стал искать нужный абзац.

— Этот доктор... а, вот он тщательно изучил действие кокаина» Первоначально, как он сам признает, пришел к ошибочному выводу, что кокам обладает чудодейственной силой воздействия, может излечить едва ли не все заболевания и положить конец алкоголизму. Но когда от привычки к нему погиб его лучший друг, он понял, какое ужасное проклятие связано с этим пристрастием.

— Погиб... — сдавленным голосом прошептала она.

Мы с ужасом посмотрели друг на друга, потому что картина гибели Холмса одновременно поразила наше воображение. У моей жены в не меньшей степени, чем у меня, были основания испытывать искреннюю благодарность Холмсу, ибо с его помощью нам удалось найти друг друга. Сглотнув комок в горле, я продолжил.

— Во всяком случае, после смерти друга этот врач, автор статьи, изменил свое, восторженное отношение к кокаину и направил всю энергию на излечение тех несчастных, кто уже не может обходиться без наркотика. Пожалуй, сейчас он знает о нем больше, чем кто-либо иной в Европе.

Мы снова обменялись взглядами.

— Ты будешь писать ему? — спросила она.

Я отрицательно покачал головой.

— Нет времени. Саморазрушение Холмса зашло так далеко, что нельзя терять лишнего часа. Он силен и крепок, но даже его организм может не вынести воздействия яда которым он себя потчует. Если мы не окажем ему не мед ленную помощь, организм сдаст до того, как нам удастся восстановить мощь его мозга.

— В таком случае, что ты предлагаешь, Джек?

— Я предлагаю отправить его на континент. Я хочу предоставить этому врачу возможность заняться Холмсом и буду оказывать ему всяческую помощь, поскольку знаю Холмса. Готов отдать всю свою энергию и время, если они помогут делу.

Моя жена несколько минут сидела в глубоком раздумье. Когда она снова обратилась ко мне, практическая сторона ее натуры выразилась целым рядом деловых и точных вопросов.

— Предположим, что этому человеку не удастся оказать ему помощь — что тоща?

Я пожал плечами.

— Похоже, сегодня он единственный человек в Европе, который разбирается в этом деле. Что еще нам остается, как не использовать эту возможность?

Она кивнула.

— Но что можно сказать о самом докторе? Захочет ли он увидеться с Холмсом? Может быть, он очень занят или же, — она помедлила, — или же его услуги обходятся слишком дорого.

— Я могу более точно ответить на эти вопросы после того, как получу ответ на телеграмму, — сказал я ей.

— Ты послал телеграмму?

Я сделал это еще на вокзале, прочитав статью. В данном случае я использовал опыт Холмса, который предпочитал телеграммы всем остальным видам связи. Я невольно поежился, вспоминая, какие тексты он отправлял бедному Мориарти. Но в данном случае я действовал совершенно правильно. Ничто лучше телеграммы не могло служить моему замыслу. Что же касается телефонной связи, то, хотя в 91-м году и был проложен подводный кабель, я предпочитал не прибегать к ее услугам, разделяя недоверие Холмса к телефонам. В телеграмме, говорил Холмс, необходимо быть четким, кратким и в результате логичным. Она позволяла сразу получить такой же ответ, не тратя времени на лишние словоизлияния. Тем более что в данном случае мне не требовалось ни медицинских советов, ни долгих рассуждений, а только краткое «да» или «нет».

— Но ведь, — со вздохом откинулась на спинку дивана жена, — но ведь мы не приняли в расчет самого мистера Холмса. Ты признаешь, что никакие уловки не помогут уговорить его обратиться за помощью. Предположим, что этот врач согласится принять его в качестве пациента. Как мы доставим его на место? Из твоего рассказа я поняла, что он находился в состоянии крайней настороженности.

— Это правда, — признал я, склонив голову. — Вытащить Холмса за границу будет нелегко. Для этого у него должно сложиться впечатление, будто он отправляется туда по собственному желанию.

— И как мы сможем способствовать этому?

— Он должен будет поверить мне, когда я буду убеждать его в необходимости последовать за профессором Мориарти, — и он должен поверить, что для такого путешествия есть все основания.

Моя жена одарила меня предельно удивленным взглядом.

— Все основания? — выдохнула она.

— Да. — Я твердо выдержал ее взгляд. — Мы должны проложить ложный след, который приведет Холмса в Вену.

— Он поймет твой замысел, — тут же возразила она. — Никто лучше его не разбирается в следах.

— Вполне возможно, — возразил я, — но, с другой стороны, никто лучше меня не разбирается в Холмсе. — Я склонился к ней. — Я знаю, что пустить в ход, дабы ему показалось, что он ощущает след. Проницательность и хитрость не относятся к числу моих сильных сторон, они свойственны ему. Но я временно позаимствую его качества. Я буду думать, как он, я тщательно просмотрю все свои записи о предыдущих делах, в которых мы работали бок о бок, и ты мне поможешь, после чего, — заключил я, стараясь, чтобы в голосе было куда больше бодрости, чем я чувствовал на самом деле, — мы заставим его пойти нам навстречу. И если необходимо, — решительно добавил я, — я потрачу все деньги, что есть в моем распоряжении.