— Отец, ты не должен так говорить. Это звучит…

— Я могу представить очень много обстоятельств, — продолжил он, — при которых возвращение бывшего заключенного может поставить в неловкое положение его дочь. Например, оно может пагубно сказаться на перспективах ее удачного замужества…

Она резко втянула в себя воздух и посмотрела ему в глаза. Он прочел на ее лице то, что ему требовалось знать.

— Мы понимаем друг друга, — веско проговорил Фэншоу. — В таких случаях отцовский долг — исчезнуть как можно быстрее. Вот только почему ты не сообщила мне заранее?

— Я… я пыталась, часто, но у меня не хватило храбрости. Знаю, что я трусиха, и вот все тянула, тянула до последнего момента… Мне было так стыдно.

— Тебе нечего стыдиться, — заверил он ее. — И кто же твой молодой человек? То есть я надеюсь, что он молодой. Он француз, как я полагаю?

— Да. Его зовут Пэлляр, Роже Пэлляр. Он…

— Из автомобильных Пэлляров? Поздравляю тебя! И его семья конечно же ничего про меня не знает?

Дочь покачала головой.

— Я как раз в первый раз еду к ним погостить, — сообщила она. — Он единственный сын, и его мать конечно же…

— Она конечно же очень высокого о нем мнения. Он un jeune homme bien eleve, tres comme il faut[8] — и все прочее.

Фэншоу так точно подделал выговор пожилой француженки, что дочь невольно рассмеялась.

— Очень хорошо, — продолжил он, — надеюсь, что ты будешь счастлива, моя дорогая. А фамильный скелет вернется в свой шкаф и запрется там. Кстати, где Роже сейчас?

— Снаружи, в машине. Мы завтракали, и я только зашла за моей сумочкой.

— Тогда поспеши, моя дорогая, поспеши. Ты не должна заставлять его ждать! Он удивится — что с тобой сталось.

Он легонько чмокнул ее, и она повернулась, чтобы уйти. Но на пороге она остановилась.

— Ты что? — спросил Фэншоу.

— Отец, ты никогда ничего об этом не говорил… Я хочу сказать, ты, наверное, очень нуждаешься в деньгах? Если я могу помочь…

— Деньги? — весело переспросил он. — Нет, тебе не нужно беспокоиться на этот счет. У нас, жуликов, всегда есть где-то заначка.

Она поморщилась от этого режущего ухо слова и иронически-вызывающего тона, которым отец его произнес.

— Но что ты собираешься делать? — спросила она.

— Наверное, Элеонор позволит мне остаться здесь на ночь, — ответил он. Даже на две ночи, если я захочу.

В любом случае я уйду до твоего возвращения. Потом отправлюсь в Лондон. Твоя тетя любезно пообещала приютить меня — на столько, на сколько я пожелаю.

— Тебе там будет очень скучно, — прошептала дочь.

— Я так не думаю. В любом случае двум одиноким людям вместе не так скучно, как порознь. А теперь тебе нужно идти. Я настаиваю. Прощай, удачи тебе!

Она покинула его, и, когда сбегала по ступенькам к ожидавшей ее машине, слова «двум одиноким людям» звенели у нее в ушах, как колокол.

Воскресенье, 15 ноября

В кафе «Под солнцем» на Гудж-стрит по воскресеньям во время ленча всегда оживленно. Узкий зал с белыми стенами, с двумя рядами маленьких столиков привлекает клиентуру из района куда более обширного, чем довольно убогие окрестности. А посетители тут довольно разношерстные. Многие иностранцы, некоторые — оборванцы, кое-кто из преуспевающих и практически ни одного симпатичного. Но всех их объединяет одна, и только одна особенность они знают толк в хорошей еде. И Энрико Вольпи, плотный маленький генуэзец, который постигал кулинарное искусство в Марселе и шлифовал его в Париже, видит, что посетители не разочарованы.

Фрэнк Харпер, клерк фирмы «Инглвуд, Браун и К°, аукционисты и агенты по продаже недвижимости Кенсингтона», открыл для себя «Под солнцем», когда наведывался по делам своего босса на Тоттенхем-Корт-роуд. Его приятно удивила еда, а после трапезы, менее приятно, — счет. Расплачиваясь, Харпер с горечью заключил, что это кафе не для бедняков. И решил, что уж кому-кому, а ему следует приберечь это местечко для какого-то особого случая.

И вот он как раз представился. Харпер изрядно постарался, составляя план достойной такого случая трапезы, а Воль пи, который умел распознавать влюбленных молодых людей по их виду, превзошел самого себя, приводя его в исполнение. Так что уверенный тон, которым Харпер за кофе обратился к своей спутнице, был вполне оправдан.

— Ну как, Сюзан, понравился тебе ленч?

Сюзан довольно улыбнулась:

— Фрэнк, это просто мечта, а не ленч. Я наелась до отвала, и за обедом мне просто кусок не полезет в горло. Ты просто гений, что нашел такое местечко. Если только… — В ее честных серых глазах появилось встревоженное выражение.

— Если только — что?

— Если только это не так уж разорительно.

Бессмысленно счастливое выражение на лице Харпера сменилось гримасой отвращения.

— Ну зачем нужно поднимать сейчас эту тему? ~ устало спросил он.

— Я просто не подумала. — Сюзан стала само раскаяние. — Дорогой, прости меня. Я не хотела говорить чего-то такого, что все испортило бы. Это было гадко с моей стороны.

— Ангел мой, ты не смогла бы быть гадкой, даже если бы постаралась.

— Нет, могу, и была. И все-таки, — продолжила она, снова переходя в нападение, — иногда нам нужно проявлять практичность.

— Ну что же, — грубо отозвался молодой человек, — тогда давай будем практичными. Я знаю, о чем ты думаешь. Я — клерк в захудалой фирме, которая платит мне два фунта десять шиллингов в неделю, что, наверное, примерно на два фунта девять шиллингов больше, чем я стою. Я работаю там вот уже четыре года, и мои перспективы на продвижение равны нулю. Ты получаешь на наряды пятьдесят фунтов в год, и, если твой отец сможет увеличить эту сумму до ста, когда ты выйдешь замуж, ты будешь счастлива. Будучи тем, что известно как благородное сословие, мы не можем пожениться при годовом доходе менее семи сотен — ну или, скажем, шести — это уж самый минимум. И даже если мы попробуем обходиться та кой суммой, нам это будет не в радость, и твоего отца хватит семнадцать апоплексических ударов подряд, если мы это предложим. Так достаточно практично для тебя?

— Да, — сказала Сюзан негромким грустным голосом.

— А потому, — продолжил он, — мне не пристало тратить пятнадцать шиллингов на приличный ленч, когда я мог бы положить их в чудесный маленький сберегательный банк, как этот проклятый молокосос, который сидит в одном кабинете со мной.

Сюзан сделала жест отчаяния.

— Но неужели все выглядит так уж безнадежно? — пробормотала она.

Харпер посмотрел мимо нее на серую панораму Гудж-стрит.

— Ненавижу Лондон, — неожиданно произнес он.

После его вспышки воцарилось молчание, а когда Харпер заговорил снова, его голос зазвучал по-другому.

— Сюзан, — нерешительно протянул он, — я получил письмо от одного моего знакомого из Кении. У него там ферма — сизаль, кофе и прочее. Он пишет, что сейчас она не слишком доходная, но это хорошая жизнь. Если бы он взял меня в дело, ты со мной поехала бы?

Она захлопала от радости в ладоши:

— Дорогой! Да это же чудесно! Господи, почему же до сих пор ты ни словом про это не обмолвился? Ведь не думал же ты, в самом деле, что я не поеду? — Потом, увидев растерянность на его лице, спросила: — Фрэнк, тут кроется что-то еще. Что?

— Да, тут кроется кое-что еще, — с неохотой признал он, будто сожалея, что уже сказал так много, и теперь нужно открыться еще больше. — Тут кроется кое-что еще. Этот человек предлагает владеть фермой на паях.

— Мм? — Только и нашлась как отреагировать Сюзан.

— И он хочет за это полторы тысячи фунтов.

— О-о-о!.. — Кенийский замок Сюзан рассыпался под протяжный вздох разочарования. — Но что толку говорить о подобных вещах? Фрэнк, я думала, что ты практичный…

Он побагровел.

— Надеюсь, так и есть, — пробормотал он.