Бенни ждал, прикусив губу. Он уже не спешил, он занервничал. Дело выходило из-под контроля.

В такие минуты он чувствовал себя не в своей тарелке. Он привык всегда и во всем контролировать ситуацию и в мелочи, как правило, не лез — конечно, мелочи с его точки зрения. А мелочами он считал все, кроме его, Бенни Тейпкоу, движения наверх. Любой ценой.

Он продолжал стоять у стола, нервно шевеля руками. Руки были тонкие, какие-то хилые на вид; с трудом верилось, что в них скрыта недюжинная сила. О ней говорили разве что жилы на внутренней стороне предплечий — тугие, как натянутые провода.

— Хорошо, — заговорил Джек, — прекрасно. Ну счастливо, Турок.

Джек повесил трубку, взял ручку и принялся выводить что-то в блокноте. Закончив, он вырвал лист и протянул его Бенни:

— Вот тебе расписка, сынок. Босс велел выдать тебе расписку.

Бенни взял листок и направился к двери. К нему вернулось хорошее настроение. Действительно, ну чего Пендлтону ерепениться? Бенни сразу признал его за нормального мужика, затем постепенно сделал так, чтобы тот заметил это. И продолжал в том же духе вот уже несколько лет.

— Еще минутку, сынок.

— Может, хватит меня сынком величать, папаша?

— Пендлтон хочет с тобой повидаться.

Бенни обернулся:

— Пендлтон?

— Он самый. И сегодня.

— Он что, сказал…

— Он просто сказал — сегодня, сынок.

Бенни не раз приходилось встречаться с Пендлтоном, но то было из другой оперы. Тогда постоянные встречи входили в прямые обязанности Бенни. Одно дело — явиться к мистеру Пендлтону тогда, и совсем другое — сейчас. Огромная разница.

Практически все время босс проводил в собственных апартаментах на Саттон-Плейс, куда Бенни и направился. В приемной, отделанной в черно-золотых тонах, Бенни пришлось ждать, когда вернется ушедший с докладом дворецкий и проводит его внутрь. Сквозь арочный проем с колоннами по бокам было видно следующую комнату, побольше, пошикарней, с широкими панорамными окнами.

— Мистер Пендлтон готов принять вас, — возвестил дворецкий, и через пару мгновений Бенни очутился в полутемной библиотеке, где его ждал Пендлтон, восседая за массивным письменным столом.

С последней их встречи прошло довольно много времени, но Пендлтон внешне не изменился. Его костлявое лицо было бледным, губы вытянуты в тонкую линию. Близко посаженные глаза горели холодным огнем.

— Поближе, Тейпкоу, — произнес Пендлтон. Плечо его дернулось под пиджаком — такое частенько с ним бывало: резкое, нервное движение.

Бенни стоял у стола и ждал.

— Расписку тебе выдали? — Голос босса был лишен эмоций. Впрочем, как всегда.

— Да, сэр, вот она.

Пендлтон перевел взгляд на листок бумаги:

— Почему больше, чем обычно?

— Ну, так получилось.

— Как получилось, позволь поинтересоваться?

— Видите ли, мистер Пендлтон, когда вы меня определили в этот район, я провел небольшую разведку местности. Я изучил подход Пэдди к делу и прикинул, что район может давать больше.

— Ты прикинул?

— Да, сэр, я прикинул.

— Зачем?

Бенни на секунду заколебался с ответом, так как не вполне понял вопрос.

— Чтобы лучше было… — сказал он наконец. — Я так понял…

— Тейпкоу, — произнес босс. — Я не велел тебе ничего улучшать.

— Вам и не надо было говорить, я сам…

— Сколько лет ты с нами, Тейпкоу?

— Семь. Понимаете, когда я взял дело в свои руки…

— Ты взял дело в свои руки?

В тишине, которая воцарилась после вопроса, Пендлтон сидел не двигаясь. Бенни было видно пространство между спиной босса и спинкой стула — ни малейшего движения в ту или другую сторону.

— Чем ты занимался сначала, Тейпкоу? Семь лет назад?

— Ну… Посыльным был. Что-то вроде посыльного.

— А потом?

— Шофером.

— И когда ты стал моим шофером, ты быстро освоил ряд смежных навыков. Потом я отправил тебя в «Импорт», и ты себя там еле-еле сдерживал. Так?

— Не пойму, о чем вы, босс.

— И сейчас у тебя участок Пэдди, так?

— Точно.

Пендлтон поднялся со стула и посмотрел на Бенни сверху вниз:

— И как по-твоему, Тейпкоу, какова принципиальная разница между шофером и ответственным за участок?.. Ну, говори!

— Да разница-то огромная. Послушайте, мистер Пендлтон, дайте мне рассказать, что этот район…

— Нет уж, дай мне сказать, Тейпкоу. — В голосе звучала сталь. — Нет никакой разницы! Абсолютно никакой разницы, поскольку я указываю тебе, в какую сторону двигаться в том и другом случае. Я указываю тебе, что делать, а что нет.

— Нет, ну слушайте, мистер Пендлтон, погодите!

Бенни вдруг увидел, как две тонкие прямые линии появились на лице босса между крыльями носа и уголками губ.

— Тейпкоу, — произнесли губы. — Ты повысил голос.

Бенни растерялся. Да что он, старый черт, забыл, что Бенни уже не шофер?! Он что, думает, что перед ним какой-нибудь мальчик на побегушках? Или хуже того, дело запахло увольнением? Старый козел задумал уволить Бенни и теперь разыгрывает спектакль?..

— Если сказанное ясно, Тейпкоу, даю тебе еще один шанс зазубрить то, что ты и так должен знать, как таблицу умножения. С этой минуты ты возвращаешься на прежнее место. Турок выдаст тебе костюм шофера.

— Но, послушайте, ведь сборы…

— Тейпкоу, работа одна и та же. Или ты предпочитаешь остаться совсем без работы?

Вот оно. Вернее, почти. Бенни требовалось время, чтобы привести мысли в порядок. Семь лет работы…

— Да, то есть нет, мистер Пендлтон.

Пендлтон снова дернул плечом и сел за стол:

— Турок выдаст тебе униформу. Мне ты понадобишься в девять.

«Вольно, Тейпкоу», — добавил про себя Бенни.

Он вел себя как подобает шоферу, то есть ехал молча и изображал достоинство — черта, на взгляд Бенни, совершенно не присущая прислуге, но почему-то ей всегда приписываемая. Пендлтон находился где-то сзади, за стеклом, отделявшим пространство для пассажира, но в темноте его не было видно.

Они проехали по Генри-Гудзон-Парквей на север, свернули на Кросс-Каунти-Парквей, и Пендлтон стал давать указания, куда ехать, через трубу переговорного устройства. Когда в свете фар возникли массивные ворота с огромной «А», украшенной позолоченными завитушками, Бенни догадался, где они оказались. Он никогда не был здесь раньше, никогда не встречался с хозяином усадьбы, но знал его. Все его знали, кто лично, кто понаслышке.

Большой Эл Альверато.

Про Пендлтона не знал никто, так уж он вел дела, но совсем другая история с Альверато. Начиная с конца 20-х и до сего дня через «автоматные вечеринки», Большую войну в Чикаго, нью-йоркские доки был слышен и виден во всей красе Большой Эл Альверато.

Ворота открылись автоматически, и Бенни направил машину вдоль по длинной аллее, по обеим сторонам которой тянулись ряды ветвистых деревьев. Вокруг не было ни души. Даже перед домом, у подъездного портика которого Бенни остановил лимузин, не было видно ни людей, ни машин. Бенни открыл дверь Пендлтону и направился обратно к водительской дверце.

— Пойдешь со мной, — проронил Пендлтон.

Бенни вернулся, подошел к дому и позвонил. Через мгновение в холле зажегся свет, и высокая дверь плавно отворилась.

— Привет, — сказала рыженькая девушка с миниатюрным розовым личиком и глазами, словно голубой фарфор. Она хихикнула и добавила: — Вы что, хотели войти?

— У меня назначена встреча, — весомо ответил Пендлтон, протягивая свою карточку. Девушка глянула на карточку, но не взяла ее, перевела взгляд обратно на Пендлтона и снова хихикнула:

— Ну входите. Я просто шла мимо прихожей, вот и открыла.

— Не могли бы вы доложить мистеру Альверато, что я прибыл? — сказал Пендлтон, не двигаясь с места.

— А почему бы вам самим не пройти? Вон, видите дверь в конце коридора, слева? По-моему, он там. — Она подняла руку, чтобы показать направление, и Бенни заметил, что платье у нее на груди натянулось. Девушка повернулась и пошла прочь маленькими быстрыми шажками. — Дверью хлопните посильнее, — крикнула она через плечо, — а то может не закрыться.