— Тейпкоу, — произнес голос. Бенни ждал. — На тебя произвел сильное впечатление мой бывший партнер. Ну? Отвечай. — Пендлтон дернул плечом. Он коснулся бледными пальцами края стола и принялся выстукивать на гладком дереве однообразный ритм с частотой маятника. — Кажется, ты склонен согласиться с тем, что громкий голос — это лучше, чем спокойная уверенность. Ты когда-нибудь слышал, чтобы я кричал, Тейпкоу?

— Нет.

Пальцы Пендлтона продолжали монотонно двигаться.

— Существуют и другие методы обеспечения дисциплины. В моем арсенале они есть. — Пендлтон приоткрыл рот и провел кончиком языка справа налево. — И ты, Тейпкоу…

— Послушайте, — прервал его Бенни, — теперь вы меня послушайте, мистер Пендлтон.

Бледная рука перестала двигаться.

— Чем больше ты скажешь, Тейпкоу, тем хуже для тебя. — Он почти улыбнулся. — Как ты думаешь, что самое плохое я могу с тобой сделать, Тейпкоу? Помнишь, несколько лет назад у нас был такой парень — Мердок? Ты когда-нибудь задавался вопросом, что стало с Мердоком? Знаешь, а ведь он до сих пор жив.

Пендлтон помолчал, придавая сказанному вес, однако на Бенни он при этом не смотрел. Он не видел на его лице упрямства и агрессивного нетерпения.

— Черт с ним, с Мердоком! — сказал Бенни. Он дышал громко и тяжело. — К чертям вашего Мердока и весь этот разговор! Вы мне и слова не дали сказать, мистер Пендлтон. Так вот, — его голос вдруг стал тише, — я на вас работаю семь лет. Я все время старался работать лучше, чем другие, потому что я знаю то, чего не знают они. Я действительно лучше них! И вы это знаете, иначе не стали бы терпеть меня рядом с собой столько лет. Я и грязную работу для вас делал, и кое-что посерьезнее. Потом я взялся делать то, что от меня не требовалось, а все потому, что единственное, о чем я мечтал все это время, — поиметь хоть малюсенький шанс и доказать, что я не пустышка. И тут вы врубили тормоза: «Тейпкоу, отнеси мои штаны в чистку» — это уже когда я в «Импорте» работал. «Тейпкоу, пригони мою машину», хотя Турок справился бы с этим ничуть не хуже. — Бенни говорил все быстрее. — Наконец мне выделили территорию — хреновую, тухлую, ту самую, на которой Пэдди обдирал вас как липку. И я взял, потому что был рад даже такому шансу! Когда я собрал двойной урожай со своего района и все честно сдал, выясняется, что это было ни к чему. Правильно ли вы поступаете со мной? Упаси Бог, я не пытаюсь вас учить, что делать, но не забывайте, что я уже не шофер, я из этой одежки вырос!

Бенни обдумал речь заранее, и получилось все как надо. Каждое слово было взвешено и выражало задуманное. Только вот Пендлтон не проникся.

— Ты закончил? — Босс принял прежнюю позу.

— Точно. Теперь все.

Бледная рука снова задвигалась по крышке стола.

— Ну тогда я тебе все-таки расскажу про Мердока.

Бенни глубоко вдохнул и ненадолго задержал дыхание. Когда он заговорил, голос звучал гораздо спокойнее, чем раньше.

— Вы делаете ошибку.

Внезапно Пендлтон вскочил. Нечасто он представал в таком обличье, перед кем бы то ни было.

— Ты меня что, пугаешь?!

— Вы делаете ошибку, Пендлтон.

На столе босса, сбоку, была приделана небольшая кнопочка. Бледная рука потянулась к ней. Однако замерла на полпути. Пендлтон оглянулся на резкий в тишине библиотеки щелчок дверной ручки. Девушка, вошедшая в комнату, даже не позаботилась закрыть дверь. Чистым и ясным голосом с металлическими нотками она сказала:

— Рада, что ты дома. Нет, правда, я просто счастлива застать тебя дома, папочка.

Между бровями девушки пролегла прямая складка, глаза, казалось, ничего не выражали.

— Ты не хочешь спросить меня, как дела, папочка? — Когда она сказала «папочка», слово прозвучало совершенно безлико.

Пендлтон изо всех сил старался овладеть собой, что явственно отражалось на его лице. Когда он заговорил, дрожь в голосе была едва заметной.

— Патрисия, — сказал он.

— Патрисия, — отозвалась она, проведя рукой по коротко стриженным волосам — жест был скорее мужской, чем женский. — Твоя маленькая Патрисия. Пришла перекинуться словечком с папочкой.

Бенни она игнорировала. Едва взглянув на него, она сказала:

— Дай мне сигарету, Тейпкоу.

— Дорогая моя… — вмешался Пендлтон.

— Знаю, ты против. Огня, Тейпкоу.

Бенни поднес ей зажигалку и уставился, разглядывая лицо над пламенем. Затянувшись и выдохнув, она не поблагодарила, повернулась к отцу и затянулась снова. Она курила нетерпеливо; впрочем, и поза ее — рука на бедре, нога отбивает такт — тоже выражала нетерпение. Бенни не мог видеть ее туфельку, скрытую длинным вечерним платьем, но слышал нервное постукивание каблучка по паркету.

— Ну, — сказала она, — вот опять. Твоя маленькая Патрисия именно потому, что она — твоя маленькая Патрисия и ее фамилия Пендлтон, снова встряла в самый неподходящий момент. Что скажешь, папочка?

— Дорогая, если ты подождешь за дверью буквально…

Она засмеялась нарочито громко:

— Опять подождать. То же, что и полчаса назад! Подождать за дверью! Да ты знаешь, папочка, где я сегодня провела вечер?

— Патрисия, пожалуйста. — Пендлтон, казалось, старался взять себя в руки. — Будь умницей и подожди снаружи, пока я…

— Да не обращай внимания на Тейпкоу, папочка, ты слушай, что я тебе скажу. — Она снова затянулась и бросила окурок на пол. — Я была у Уэлби. Тех самых Уэлби. Сногсшибательная семейка, что имеет дом на Лонг-Айленде, коттедж в бухте Бар и домишко во Флориде. И все говорят, что денег у них лишь в половину того, что есть у папочки маленькой Пэтти. И что там произошло, как ты думаешь? — Она перегнулась через стол и с ненавистью в голосе продолжила: — «Ты сказала: Пендлтон?» — переспросил мистер Уэлби, когда его дочка Бетти меня представляла. «Ты сказала: Пендлтон?!» И он извинился и отошел в сторону. И жена его извинилась и отошла в сторону. И все, кто слышал, отошли в сторону, кроме дворецкого, который протянул мою накидку и сообщил, что машина ждет, чтобы отвезти меня домой. Как бы ты и твои дружки-гангстеры это назвали? А, папочка? Вечная мерзлота! Да, точно, вечная мерзлота вокруг! — От крика она сорвала голос.

Пендлтон повернулся к Бенни и махнул рукой в сторону двери:

— Подожди за дверью, Тейпкоу. Продолжим через минуту.

— Да пусть Тейпкоу слушает! Нет ничего такого, что я знала бы о собственном отце, а Тейпкоу бы не знал, или Уэлби не знали, или окружной прокурор, или…

— Тейпкоу, вон из комнаты! — В голосе Пендлтона послышались те же металлические нотки, что и в голосе Патрисии.

— Сделай ему одолжение, Тейпкоу, и подожди за дверью. — Она сказала это сквозь зубы, не глядя на Бенни.

Бенни вышел. Он ждал в черной с золотом гостиной; он не закончил разговора с Пендлтоном, было еще кое-что, о чем он хотел бы сказать. Может, даже выправить ситуацию — ради этого стоило подождать. Из библиотеки доносился ясный и злой голос Патрисии, прерываемый паузами. Пендлтон никогда бы не повысил голос до такой степени, чтобы Бенни мог уловить хоть слово.

Турок стоял, засунув руки в карманы и прислонившись к двери гостиной. Пендлтон еще не закончил работу, подумал Бенни.

Когда отворилась дверь библиотеки и появилась Патрисия, Бенни вскочил. Она быстро прошла мимо, послышался сухой треск разрываемой ткани, и Патрисия рванула свою накидку, заворачиваясь в нее, как в полотенце.

— Твоя очередь, Тейпкоу, — бросила она.

К этой девушке невозможно было применить слово «мягкий». Создавалось впечатление, что ее худое тело на ощупь тверже металла, а лицо выглядело безжизненно, как у фотомодели на обложке журнала мод.

Когда Бенни вернулся к столу в библиотеке, он почувствовал присутствие Турка у себя за спиной.

— Думаю, что Турок вам здесь не понадобится, — отреагировал Бенни. — Я с вами о деле хочу поговорить.

Пендлтон потер руки:

— До того, как ты открыл рот, Тейпкоу, я собирался дать тебе еще один шанс. Я собирался…

Продолжить Пендлтон не смог. Бенни все понял. Попытки были бессмысленны, старый мерзавец все уже решил и теперь готовился произнести одну из своих проповедей перед тем, как опустить топор на шею приговоренного.