— Все еще не по себе? — спросил Ред.

Пэт в ответ безмолвно шевельнула губами.

— Есть одно средство… — сказал Ред, после чего оба поднялись и направились в соседнюю комнату.

На кухне женщина доедала мясо, когда входная дверь приоткрылась и, крякнув, застыла на натянутой цепочке. Женщина собралась было подняться, но передумала и осталась сидеть.

— Открывай свою чертову дверь, — произнес грубый голос, и в щель просунулось дуло пистолета.

Женщина не шелохнулась.

— Кто это? — спросила она.

— Фингерс, красавица. — Пистолет дернулся вверх.

— Ты, сукин сын, — пробормотала женщина себе под нос и отперла дверь. В кухню втиснулся мужчина, засовывая на ходу пистолет в карман. Лицо его было бледным.

— Здорово, — ухмыльнулся он, — она здесь?

— Кто?

— Дочь босса.

Женщина отвернулась и принялась за мясо.

В первой комнате Фингерс Пэт не обнаружил, поэтому двинулся во вторую. Свет в ней был зажжен, Пэт расчесывала волосы.

— Здорово, — повторил Фингерс.

Пэт обернулась, сохранив, однако, спокойное выражение лица. Она откинулась назад и швырнула в мужчину маленьким гребешком. Тот увернулся и сказал:

— Отец тебя ждет.

Повисла пауза, потом раздался истошный крик Пэт:

— Не-е-е-ет!!

Фингерс ухмыльнулся.

— Нет! — повторила она уже спокойнее.

Ред поднялся с кровати и направился к Фингерсу, который вынул руки из карманов. Когда Ред приблизился, Фингерс с размаху ударил его кулаком в лицо. Ред отлетел обратно к кровати и лежал без движения, странно улыбаясь. От улыбки веяло чем-то потусторонним.

Пэт пожала плечами и позволила Фингерсу доставить себя обратно на Саттон-Плейс. Несмотря на раннее утро — было около четырех, — Пендлтон выглядел как обычно. Он сидел в библиотеке: спина прямая, как у египетского фараона, руки на столе.

Пэт перегнулась через стол и заглянула отцу прямо в глаза:

— Ну? Я вернулась. Все равно я уже все успела…

Пендлтон словно подобрался, но или он не понял, что имеет в виду дочь, или пытался не подать виду.

— Пожалуйста, Пэт, присядь. Пожалуйста. — Он попробовал улыбнуться, но попытка оказалась явно неудачной.

Она присела на край стола, болтая ногой в воздухе. Пендлтон поднялся и принялся расхаживать по комнате.

— Патрисия, пожалуйста, постарайся меня понять. Когда ты несчастна, это делает несчастным и меня тоже… Наша неспособность понять друг друга…

— Неспособность понять друг друга! Вся моя проклятая жизнь — неспособность понять то одно, то другое! С тех пор, как я себя помню…

— Пэтти, пожалуйста! Ты знаешь, что я должен быть тебе одновременно и отцом и матерью! Я всегда старался дать тебе все, что есть у других детей, и даже больше, я…

Она нервно засмеялась:

— Дети! Это кто же здесь ребенок? Это кто же здесь вообще когда-нибудь был ребенком?! — В ее голосе снова прорезались звонкие металлические нотки. — Мне больше двадцати одного года, меня уже вышвыривают с вечеринок, у меня есть отец, который шлет своих мерзких наймитов шпионить за мной… — Она вскочила со стола и теперь стояла перед Пендлтоном натянутая как струна, со сжатыми кулаками. — Что тебе нужно от меня? Чего ты добиваешься?! — Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание.

— Драгоценная моя. — В голосе Пендлтона слышалась боль. — Все лучшее…

— Лучшее?! — Она почти рыдала. — Ты называешь лучшим имя, от которого воротит всех более или менее приличных людей? Тень которого стоит за каждой крупной мерзостью наших дней?! — Она взмахнула руками почти театрально. — Ну да, конечно, среди твоих корешков имя Пендлтон, наверное, обозначает что-то важное и даже священное! А для меня это — мерзость, гадость и куча дерьма мне в лицо!

— Патрисия!

— Что — Патрисия?! И после всего этого у тебя хватает совести пускать своих побегунчиков следом, чтобы уберечь меня от беды? Знаю, знаю, что ты хочешь сказать, — что есть такие места, куда твоей девочке не стоит ходить, есть люди, с которыми ей не стоит встречаться… Да уж!.. Ты — лучший пример этому! Мой родной отец…

— Довольно, Патрисия!

Тон, которым это было сказано, заставил ее на секунду остановиться, однако она вовсе не была испугана.

— Как ты узнал, где я, папуля? — Она холодно улыбнулась, глядя прямо в глаза Пендлтону.

— Я и не знал, я просто послал…

— Ты знаешь, где я была, папа?

— Нет, и мне безразлично. Принимая во внимание твое состояние, я подумал, что ты захочешь побыть с этими джазистами, с которыми тебя видели несколько раз. Я дал указания своему человеку навести справки.

Она снова рассмеялась, достала сигарету из кармана:

— Твой парень не наводил справок, он просто ворвался ко мне, и все.

— Что ты сказала?!

Она закурила и бросила горелую спичку на пол.

— Не переживай, я была уже одета. — Она выпустила дым.

— Патрисия! — В голосе Пендлтона послышался неподдельный пуританский шок. — Где он тебя нашел?!

— В частном клубе.

Пендлтон встал со стула и прошел вдоль стола. Потом снова сел.

— Меня не интересуют детали, Патрисия, но не встречалась ли ты с человеком по имени Харви — там, в этом… ну, в этом месте?

— Не сегодня.

— Конечно, не сегодня. — Голос Пендлтона звучал теперь как из телефонной трубки. — Этот Харви, Патрисия, он… он… его нет на свободе.

— Продолжай.

— Возможно, это тебя шокирует, но мне стало известно, что он наркоман. — Пендлтон сделал паузу, но Пэт никак не отреагировала. — Вот от этой дряни я и хочу тебя защитить!

Пэт затушила сигарету. Когда она подняла голову и посмотрела в лицо отцу, на ее губах застыл непонятный оскал.

— Ты же сам этой дрянью и торгуешь, не так ли?

Пендлтон вскочил, и на мгновение показалось, что он сейчас ударит дочь. Пэт стояла спокойно. Выражение ее лица не изменилось.

— Что, нет? — повторила она.

Пендлтон отвернулся и стоял совершенно неподвижно. Слышно было только его дыхание. Когда он снова повернулся к Пэт, на лице его была маска. Он медленно потирал руки. Отчетливо слышный в тишине звук напоминал качание чашек весов, когда они еще не пришли в равновесие.

— Как твой отец, я запрещаю тебе смотреть на определенные вещи, говорить и делать определенные вещи. Если хочешь, можешь со мной потягаться. К хорошему это не приведет, Патрисия, а кроме того, нанесет удар по моей любви к тебе. Я даже скажу, какие меры я приму. Сначала я запрещу давать тебе деньги. Потом…

Пэт запрокинула голову и расхохоталась:

— Я же всегда могу…

— Я попросил тебя не перебивать. Впрочем, ладно, ты говоришь, что ослушаешься. — Голос его был зловещим. Он обогнул стол, подошел к дочери вплотную и взял ее руки в свои. — Патрисия, ты помнишь, где умерла твоя мать? — Пендлтон наклонился к ней. — В психбольнице, Патрисия.

Выражение лица девушки изменилось, теперь она смотрела на отца широко раскрытыми глазами, в которых стояла тревога.

— И если я не смогу наставить на путь истинный тебя, собственную дочь…

Ему не пришлось завершать угрозу. Патрисия была раздавлена. Она упала ничком на стол и с монотонностью робота принялась бить кулаком по крышке. Челюсти ее свело судорогой, дыхание прервалось.

Пендлтон обнял ее за плечи и заговорил с несвойственной ему теплотой:

— Прости, дорогая, прости, что напугал. Я просто хочу, чтобы у тебя все было хорошо, чтобы ты была счастлива…

— Я понимаю. — Голос ее звучал неожиданно спокойно, в нем слышалась какая-то сосредоточенность. — Я пойду?

— Дорогая…

— Пожалуйста. Позволь мне уйти. Можно мне взять машину, чтобы доехать до колледжа?

— Но ты совсем не спала, Патрисия.

— Экзаменационная неделя, мне надо быть.

— Я велю, чтобы кто-нибудь отвез тебя.

— Спасибо.

— Спокойной ночи, девочка моя.

— Спокойной ночи, — отозвалась она и вышла, закрыв за собой дверь.

Бенни хорошо знал город, и какое-то время никто его не мог найти. Он залег на дно и не выходил из комнаты при свете дня. Ночью он бродил по улицам, обдумывая дальнейшие действия и коротая время.