– Да, мистер Баркли.
– Эта дверь ведет в гостиную. Стена выглядит необычайно крепкой, потому что она двойная. С обеих сторон алькова в нее встроены маленькие отдельные комнаты. Мой дед, который также установил викторианские подъемные окна, оборудовал эти две комнатки в конце прошлого столетия. Оттуда, где вы стоите, двери в них можно увидеть только вытянув шею вбок. Комната слева нечто вроде книгохранилища, где я держу тома, которые не хочу выставлять здесь на всеобщее обозрение. Комната справа – гардеробная. В ней находятся умывальник с горячей и холодной водой, шкаф для одежды и даже кушетка. Так как я провожу много времени в библиотеке и часто работаю допоздна…
– Вы сказали «работаю»? – осведомился адвокат.
– Да, Эндрю, я сказал именно это.
– Вы имели в виду вашу пьесу?
– Я пишу драму, – ответил хозяин дома, – в которой исследую человеческое поведение в состоянии стресса. Работа, Эндрю, не всегда состоит в беготне с места на место, чем занимаетесь вы. Мозговая деятельность не демонстрирует себя окружающим. Она протекает здесь. – Он постучал по виску костяшками пальцев. – Как бы то ни было, я не стану докучать вам этими проблемами. Пока вам все понятно, мистер Эндерсон?
– Да, вполне.
– Мы держим в доме трех слуг. Миссис Тиффин – кухарка с необычайно развитым воображением во всех областях, кроме приготовления пищи. Филлис и Феба – две горничных, цель существования которых – путаться под ногами, когда в них нет надобности, и отсутствовать, когда они нужны. – Он выпрямился. – Так вот, после обеда, около половины девятого, я, как обычно, пришел сюда. Дейдри уехала на машине в Брокенхерст с большим запасом времени. Доктор Фортескью поднялся наверх. Моя сестра Эстелл уже удалилась в музыкальную комнату оскорблять свой проигрыватель пластинками с поп-музыкой, хотя к ее услугам полно записей классики или хорошей легкой музыки вроде сочинений Гилберта и Салливана [25]. В лучшем мире, леди и джентльмены, пластинкам с поп-музыкой место на свалке. Но речь не об этом.
– Согласен, – кивнул Эндрю Долиш.
Гэррет окинул взглядом присутствующих. Дейдри сидела в кресле в юго-западном углу комнаты. Рядом с ней находилось левое викторианское окно, наглухо занавешенное пыльными коричневыми портьерами с зелеными и золотыми прожилками. Ник Баркли нервно расхаживал у камина – миниатюрная лысина на его макушке отражалась в венецианском зеркале. Мистер Долиш стоял неподвижно, со шляпой в одной руке и портфелем в другой, глядя в угол зеркала.
– Позвольте повторить, – продолжал хозяин дома, – что я пришел сюда около половины девятого. На сей раз Филлис и Феба показали себя не с самой худшей стороны. Оба западных окна были открыты настежь и открыты до сих пор, хотя левое, как видите, сейчас занавешено. Еще не стемнело. Я сел за стол на этот вращающийся стул и занялся составлением письма в литературное приложение к «Тайме». Я рассчитывал продиктовать его моей секретарше, которая поехала в Лондон привезти кое-какие книги из магазина Хэкетта, но она не вернулась ни к обеду, ни, насколько я знаю, до сих пор.
– Это правда, Пен! – сказала Дейдри. – Так как Фей не вернулась поездом в три пятьдесят, я была уверена, что она приедет в девять тридцать пять. Но она не прибыла и этим поездом, что может тебе подтвердить любой из наших гостей.
– Ну-ну, – снисходительно улыбнулся Пеннингтон. – Несомненно, она нашла способ хорошо провести время. Мисс Уордор, Ник, весьма привлекательная молодая леди. Если бы мною не завладела столь же очаровательная жена…
– О, Пен, пожалуйста! Ты сам не знаешь, что говоришь!
– В самом деле, дорогая, я никогда об этом не задумывался. Но, как укажет Эндрю, если этого не сделаю я, речь не об этом. Revenons a notre histoire [26]. К половине десятого, – он вытянул левую руку, чтобы взглянуть на часы, – я закончил работу и отложил мои записи – они все еще на столе. Тени начали сгущаться. Я встал со стула, сел в то кресло слева от стола лицом к левому окну и задумался, глядя на лужайку…
Пеннингтон Баркли снова выпрямился. Его лицо приняло мечтательное выражение. Словно обращаясь к самому себе, он негромко продекламировал своим красивым голосом:
«Что важней всего на свете?»
Спрашивал я тех и этих.
Отвечал судья: «Законы»;
«Знанье», – говорил ученый;
«Правда», – заявлял мудрец;
«Радость», – возражал глупец…
На этом он остановился.
– Право, Пеннингтон! – недовольно произнес мистер Долиш. – Я привык к вашим причудам, но это уж слишком. Цитировать поэзию в такое время…
– Поэзию, Эндрю? Душа филистера – потемки. Это всего лишь вирши и притом весьма посредственные, хотя в них и есть нечто привлекательное. Ну, это не важно! Вам всем нужны доказательства? Посмотрите туда!
– Что? – Дейдри вздрогнула, как будто обожглась. – Куда?
– Да, дорогая, я смотрел на тебя. На пол. Рядом с твоей левой ногой, но ближе к окну.
Отдернув ногу, Дейдри вскочила и подбежала к Нику и мистеру Долишу. Хотя свет от торшера, ослабленный зеленым шелковым абажуром, проникал не слишком далеко, он поблескивал на маленьком, но тяжелом стальном револьвере с резиновой рукояткой.
– Вижу, – сказал мистер Долиш, склонившись вперед. – «Айвс-грант» 22-го калибра.
– Заряжаемый, как вы уже меня информировали, короткими патронами такого же калибра.
– Да, вы используете правильный термин. Это ваш револьвер?
– Мой. Я узнал его даже в чужой руке. Но что с вами, Эндрю? Вы как будто хотели его подобрать, но передумали?
– Откровенно говоря, дружище, я подумал об отпечатках пальцев.
– На нем не окажется никаких отпечатков. Смотрите!
Пеннингтон Баркли встал из-за стола – лицо его было напряженным, руки слегка дрожали. Рядом с креслом Дейдри стоял еще один торшер с абажуром из темно-желтого пергамента. Проходя мимо, Пеннингтон включил его, наклонился и при ярком свете поднял револьвер. После этого он вернулся к столу и принял позу учителя или лектора.
– Слушайте, дядя Пен! – не выдержал Ник. – У вас есть разрешение?
– Ты имеешь в виду лицензию на огнестрельное оружие? Да, разумеется. В этой стране, мой мальчик, чтобы купить патроны, нужно предъявлять лицензию. Он выдвинул просторный ящик письменного стола. – Последний раз я видел оружие днем – оно было в этом ящике и заряжено настоящими пулями. Посмотрим, что мы имеем теперь.
Открыв револьвер, Пеннингтон ткнул металлической булавкой в центр патронной камеры. Шесть миниатюрных медных цилиндров выпали на блокнот. Он подобрал их и обследовал по очереди.
– Шесть холостых и один из них использован. Не знаю, откуда их взяли, я покупал боевые патроны, а не холостые. Теперь позвольте на минуту отвлечься от темы призраков, отпечатков пальцев на идею, которая показалась мне привлекательной. Вы удостоите меня вниманием?
– Да, – отозвался мистер Долиш.
– После кончины моего горько оплакиваемого отца и открытия его второго завещания…
– Что касается этого завещания, дядя Пен… – начал Ник.
– Я просил бы всех удостоить меня вниманием.
– Ладно, дядя Пен, валяйте!
– После упомянутых мною событий призрак никем не оплакиваемого сэра Хораса Уайлдфера в черной мантии и маске дважды появлялся в апреле. До тех пор, насколько мы знаем, его никто не видел почти сотню лет.
– Но… – прервал адвокат.
– Но что, Эндрю?
– Ничего! Прошу прощения.
– Так называемый призрак видели Эстелл и миссис Тиффин в обстоятельствах, которые, как мне казалось, при наличии небольшой изобретательности можно легко объяснить. Но мне также казалось, что если кто-то решил изображать призрака, то я незамедлительно должен изобразить детектива. Как я собирался это сделать? У меня нет практических знаний в области полицейской работы. Информация, которой я располагаю, почерпнута из детективных романов, которые я поглощаю в неимоверном количестве.