– О, афинские архонты! [35] – простонал доктор Фелл. С шумом втянув в себя воздух, он торжественно выпрямился и обратился к Нику: – Сэр, вы обезоружили меня. Не то чтобы я полностью одобрял ваши метафоры. Если представить мою массивную фигуру на трамплине для прыжков в воду, то, пожалуй, я и вправду буду выглядеть легкомысленно. Конечно, я часто бываю косоглазым, но… – и здесь он каким-то невероятным образом сдвинул оба глаза к переносице, – если мои глаза косят подобным образом…

– Да? – осведомился Эллиот.

– То это потому, что они следуют за моим носом.

– Ну и куда же ваш нос ведет вас теперь? Вы видите какой-нибудь просвет в этой истории?

– Я бы не сказал, – ответил доктор Фелл, – что пейзаж выглядит абсолютно беспросветным. Есть две линии расследования, по которым следует идти до той точки, где они соединятся. Первую можно обозначить как синдром Питера Пэна.

– Как что?

– Как синдром Питера Пэна – назойливого мальчишки, не желающего взрослеть. Вторая линия, но я не хотел бы раздражать вас тем, что может показаться абракадаброй, – я мог бы назвать ее вектором капитана Крюка. Короче говоря, один из персонажей нашей истории кажется слишком непрактичным для этого мира, а другой, напротив, слишком практичным и умным. Есть ли у этих двоих, так сказать, место встречи? Мы уже располагаем кое-какой информацией, но нуждаемся в дополнительных сведениях. В данном случае сама жертва может давать показания, что она сделает рано или поздно. Пеннингтон Баркли все еще жив, и если он выживет…

– Извините, – вмешалась Дейдри Баркли, – но разве ситуация недостаточно страшна и без ваших мрачных предположений? Что значит „если он выживет“? Мой муж вовсе не умирает! Доктор Фортескью сказал…

– Я сказал, миссис Баркли, что надеюсь на лучшее, – встрепенулся доктор Фортескью. – Ситуация может измениться – пока что он реагирует не так хорошо, как хотелось бы. С другой стороны, я дал ему успокоительное, чтобы он как следует отдохнул.

– Но они сказали…

– Не тревожьтесь, мадам. Шансы десять к одному в пользу выздоровления. Думаю, доктор Фелл имел в виду нечто совсем другое.

– Другое?

– Совсем другое, – повторил врач. – Произошло покушение на жизнь мистера Баркли. Если бы револьвер держали чуть выше, пуля попала бы в сердце.

– Понимаете, миссис Баркли, – вмешался Эллиот, – мы не можем позволить преступнику предпринять еще одну попытку. По предложению суперинтендента Уика здесь будет дежурить констебль, пока мистер Баркли не поднимется на ноги и пока мы не разберемся в происходящем. Вы не согласны с этой мерой предосторожности?

– Конечно согласна! Но…

– Но что?

– Я думала, что сделала как лучше! – воскликнула Дейдри. – Я ведь признала, что купила холостые патроны и зарядила ими револьвер Пена. Вы уверены, что второе покушение – с настоящей пулей – не было попыткой самоубийства?

– Почему это должно быть самоубийством, миссис Баркли? Если ранее ваш муж мог считать, что имеет основания покончить с собой, то он не мог так думать, встретившись с новым наследником и узнав, что не теряет дом.

– О, я знаю! Но мне казалось, я сделала как лучше, а все вышло совсем наоборот. Выглядит так, словно все произошло по моей вине.

Фей Уордор встала из-за карточного стола.

– Это не похоже на тебя, Дей, – сказала она. – Ты ведешь себя нелепо. Твой муж пострадал не от холостого патрона, а от пули, но он обязательно выздоровеет. В чем же твоя вина?

– Не знаю, Фей, – отозвалась Дейдри. – Просто мне так кажется. У вас есть еще вопросы ко мне, мистер Эллиот? Или у вас, доктор Фелл? Если нет, то вы позволите пожелать вам доброй ночи? День был нелегкий…

– Разумеется, миссис Баркли, – согласился Эллиот. – Не думаю, что нам нужно задерживать вас дальше. Пожалуй, мы с доктором Феллом еще раз взглянем на библиотеку и сделаем перерыв до завтра.

– Если я вам больше не нужен, – сказал доктор Эдуард Фортескью, – не разрешите ли вы и мне удалиться?

Эллиот кивнул, и долговязый врач направился к стоящей в дверях Дейдри.

– Я хочу спать, – добавил он. – Кажется, у французов есть поговорка „qui dort, dine“ [36]. Иногда ее можно изменить на „qui dort, oublie“ [37].

– Сэр, – осведомился доктор Фелл, – вы находите возможным в данной ситуации отправиться спать и все забыть? А как же ваша совесть?

– На моей совести нет ничего, сэр, а вот на душе у меня неспокойно. Я ведь сбежал из Национальной медицинской ассоциации. Но я не намерен спать слишком крепко, миссис Баркли, – до утра я несколько раз взгляну на пациента. Доброй ночи, мадам. Доброй ночи всем.

Доктор кивнул и вышел, Дейдри, словно раздираемая противоречивыми эмоциями, все еще колебалась в дверном проеме.

– Что касается спален для наших гостей, – сказала она, – пожалуйста, не забудьте, что Нику Баркли отведена Зеленая комната. Если вы не помните, Ник, она находится наверху, в юго-восточном углу сзади. Спальня мистера Эндерсона рядом, в Красной комнате, или Комнате судьи, – вы знаете, какого именно. Ваш багаж уже перенесли туда. Боюсь, я не показала себя хорошей хозяйкой, но меня извиняют необычные обстоятельства. Так как слуги уже спят, мистер Эллиот и доктор Фелл, вы не возражаете выйти из дома самостоятельно? В этих краях никогда не запирают дверей. А теперь я ухожу. Ты идешь, Фей?

– Нет, – отозвался мистер Эллиот. – Мисс Уордор лучше немного задержаться. Возможно, у нас найдется что сказать друг другу. Может быть, вы сядете, мисс Уордор?

– Конечно, если вы настаиваете… – Фей выглядела абсолютно бесхитростной, – но я не вижу, чем еще могу вам помочь. Помните, меня здесь не было. Я ездила в Лондон за книгами, задержалась по поручению в Саутгемптоне и прибыла сюда одновременно с вами и доктором Феллом. Что еще я могу вам сообщить?

– Пожалуйста, садитесь.

Часы пробили час ночи. Гэррету почудилось, будто свет слегка померк, как если бы в сети упало напряжение. Но подувший с востока сильный ветер отнюдь не был его фантазией.

– А теперь, так как доктор Фелл и я отправляемся подбирать остатки в библиотеке… – Эллиот посмотрел на Гэррета, – наш друг Эндерсон, очевидно, захочет нас сопровождать. Может быть, вы тоже хотите пойти, мистер Баркли?

– Конечно хочу, – ответил Ник. – От этой истории я вот-вот начну грызть ногти и танцевать на кухонной плите! Но я никогда не предполагал, что копы в этой стране настолько либеральны, что позволяют свидетелям шататься на месте преступления. Разве вы не подозреваете всех?

– Подозреваю, о чем говорю вам абсолютно откровенно.

– Ну?

– Но одного человека я не могу подозревать всерьез – Гэррета Эндерсона, которого я давно знаю и у которого не может быть никаких мыслимых причин стрелять в вашего дядю холостыми или боевыми патронами. Вас я также не могу подозревать. Вам незачем убивать вашего дядю, но дело не в этом. В то время, когда в него, как свидетельствуют факты, могли выстрелить, вы находились в этой гостиной со мной и доктором Феллом. Если вам понадобится алиби, можете обратиться к нам.

– Слушайте, Лестрейд, я ни к кому не собираюсь обращаться за алиби! К дьяволу его! Я только сказал…

– Надеюсь, вы не хотите, чтобы я отправилась с вами в библиотеку?вмешалась Фей.

Эллиот вынул записную книжку:

– Если это вам неприятно, мисс Уордор, то вам незачем нас сопровождать. Но не уходите – оставайтесь в пределах досягаемости.

– Зачем?

– Для вашей же пользы. Мы вскоре к этому вернемся. А теперь, маэстро…

Со стонами, сопением и бормотанием доктор Фелл вытащил портсигар из свиной кожи, извлек оттуда сигару, откусил кончик, выплюнул его в камин и неуклюже заковылял по комнате, опираясь на палку.

– Насколько я понял, Эллиот, мы идем в библиотеку „подбирать остатки“ несостоявшегося убийства. Вы позволите предложить вам кое-что еще?