– Ничего об этом не знаю, – холодно заметила Китти. – Я знаю лишь то, что он задает Бренде множество неприятных вопросов.

– А я и забыл совсем про этого малого, – пробормотал Хью. – Он совершенно вылетел у меня из головы…

– Да, – с горечью подтвердила Китти. – Да. Ваши мысли были заняты только Брендой, не так ли?

– Что ж, пожалуй, я сам во всем виноват, – сказал Хью.

– Если бы вы не были в нее влюблены, этого могло бы не случиться. Вы пытались ударить Фрэнка граблями по лицу, когда он был уже мертв. Это правда?

– Боже милостивый, нет!

– А Мария говорит, что да. Она говорит, что видела вас. Тогда что вы делали граблями? Это отвратительно! – взорвалась она. – Да я и сама вижу. Что вы делали ими? Именно это захочет узнать полиция.

– Про грабли я могу объяснить хоть сейчас. Спокойно, Китти! Послушайте. Допустим, я слушал не слишком внимательно, когда Бренда упомянула про этого малого, – так скажите, кто он? Она говорила – суперинтендент. Какой суперинтендент? Вы знаете?

– Его зовут Хедли. Почему вы так на меня смотрите? Вы знакомы с ним?

– Да. Мы встречались в суде.

– И он?…

– Да. Таких обычно с некоторой насмешкой называют настоящими джентльменами, но под внешним лоском он круче любого полисмена с моржовыми усами.

Гнев Китти, казалось, угас. Вобрав голову в плечи, она вновь приподняла подол серебристого платья, чтобы он не волочился по траве. Теперь она была похожа на высокую деревянную статую, ярко раскрашенную, полую внутри и наряженную в нелепое платье.

– Извините, Хью. Откровенно говоря, я не виню вас. Но все это так ужасно, так… отвратительно! Взгляните на него. Совсем недавно он был полон жизни, шутил, строил планы на будущее – и вот теперь его засыплют землей, всю ночь на него будет лить дождь, а он даже не почувствует. – Она вздрогнула и сжала длинные костистые пальцы. Ее голос сделался жестче:

– К тому же, после всего, что случилось днем, я чувствовала, что произойдет какой-нибудь взрыв. По правде говоря, Хью, был момент, когда вы меня напугали. Перед самым вашим уходом, когда вы как-то странно рассмеялись и сказали: «Это ваша последняя пакость, приятель». По-моему, Фрэнк тоже немного испугался. Потом Бренда заговорила про удушение, уверяя, будто все продумала.

Такое предположение следовало сразу отмести.

– Попятно, – сухо сказал Хью. – Понятно. Сперва она подробно описала нам, что намерена сделать, затем пошла и сделала.

– Не знаю. – Китти помедлила, наморщив лоб. – Бренда – дивное существо; никто не знает ее лучше меня. Но видите ли, иногда мне кажется, что она не совсем нормальная. Она не любит того, что нравится большинству девушек, за исключением… впрочем, не будем об этом. Но она откровенно ненавидит светские беседы, терпеть не может общество. Если вы кого-то назовете очаровательным, она тут же пожмет плечами. Посещение Букингемского дворца или Аскота не доставило бы ей никакого удовольствия. А еще она слишком много читает: читает, читает, читает – это неестественно.

– Чрезвычайно зловещая картина. Чрезвычайно!

– Не смейтесь надо мной, Хью Роуленд.

– Я не смеюсь. Напротив, я надеюсь, что вы мне поможете.

– Я? Каким образом?

– Поскольку вы последняя, кто видел Фрэнка живым…

Китти плотно прижала руки к бокам и высоко вскинула голову, выгнув шею, – Хью уже видел ее такой при вспышке молнии.

– Да, знаю. Бедняга, – прибавила она. – Но он был со мной не более двух минут. Помните, он сказал, что лишь проводит меня и сразу вернется. Он оставил на камине портсигар: очень дорогой, со вделанными в него часами, и книгу, которую я собиралась ему одолжить. Он забрал то и другое и ушел. Помню, как он сказал: «Мне надо спешить, а то те двое опять примутся обжиматься в углу».

– Достойные последние слова.

– Не смейте говорить о нем в таком тоне! – выкрикнула Китти и в ярости отвернулась. – Он мертв.

– Знаю, что мертв, и очень сожалею об этом; но что еще я могу сказать? Что бы вы ни думали, я не держу на него зла. Но я по-прежнему считаю, что при всем его очаровании, о котором вы толкуете, он был насквозь порочным, хладнокровным негодяем.

– Полагаю, вы скажете это полиции?

– Да, а почему бы и нет?

– Без сомнения, вы в этом вопросе лучший судья. Но им будет любопытно узнать, чем вы занимались в то время, когда его убили?

– Да будет вам известно, что в то время я менял колесо своей машины, которая стояла посреди улицы. Но это не столь важно.

– Ах, неужели? – поинтересовалась Китти, поднимая брови. – И это после кучи небылиц, которых Бренда наговорила детективу: она отрицала, что ходила на корт, заявила, что следы не ее, что это и слепцу видно.

У Хью возникло такое чувство, будто его ударили по шее ребром ладони, отчего кровь прилила к голове, а в глазах потемнело. Он подождал, пока зрение прояснилось, и спокойно спросил:

– Она… сказала… что?…

– Сказала, что вовсе не была на корте, – повторила Китти. – Сказала, что, должно быть, кто-то ходил в ее туфлях. В ее туфлях! Четвертого размера! Правда, я ничего этого не слышала, меня не было в комнате, но Мария уловила суть разговора.

– Извините, – сказал Хью. – Я должен немедленно идти гуда.

– На вашем месте я так бы и поступила. – У Китти снова изменилось настроение. – Подождите. Не будем ссориться. Поверьте, я вовсе не желаю Бренде неприятностей. Никто не любит Бренду больше, чем я. Всех нас вывел из себя шок. Но если она наговорила глупостей, заставьте ее изменить показания… пока не поздно.

– Откуда вам известно, что она наговорила глупостей? – холодно осведомился Хью. – Вы же знаете, что она ничего не скажет, кроме правды. Вы когда-нибудь слышали от нее что-нибудь другое?

Хью отошел от корта и быстро, через три ступеньки, взбежал на террасу.

И вновь удача повернулась лицом к настоящему убийце. С другой стороны, говорил себе Хью, я сам во всем виноват. Не кто иной, как он сам, вложил эту мысль в голову Бренде, он сам подсказал ей линию защиты. Впрочем, не важно. Прежде всего необходимо выяснить, что Бренда действительно сказала. Поднявшись на террасу, он услышал справа от себя, откуда-то снизу: «Осторожно!» Он резко остановился и как раз вовремя отступил в тень дерева.

По подъездной дороге спускались суперинтендент Дэвид Хедли и доктор Николас Янг. Последний, скрючившись, сидел в инвалидном кресле, которое лихо катил, энергично работая левой рукой, катил с такой скоростью, что оно забуксовало и съехало на обочину. Стоя в тени дерева, темнеющего на фоне багряно-янтарного неба, Хью видел, как Хедли поспешно шагнул вперед и выровнял кресло. Затем он потерял обоих из виду. Однако слышал несвязное бормотание и тяжелое дыхание калеки и холодный голос Хедли.

– Если вы намерены сломать себе шею, доктор Янг, то это ваше личное дело. Но в следующий раз поберегите мои колени. Крутаните его назад.

– Недосмотрел, – сердито проворчал Ник, все еще тяжело, со свистом дыша. – Совсем забыл, что для полицейского ноги – самая ценная часть тела. Потерять их было бы трагедией. Нет, нет, прошу прощения – стоп. Я задыхаюсь.

– Не стоит.

– Я хочу, чтобы вы проявили благоразумие, – сказал Ник таким тоном, будто его собственное благоразумие не подлежало сомнению. – Окажите мне любезность и ответьте. Не смотрите на меня, как канцлер казначейства с готовым бюджетом. Скажите, если не согласны со мной.

Снова наступила пауза; казалось, суперинтендент рассматривает своего собеседника.

– Мой дорогой сэр, – проговорил Хедли, – я не знаю, что вы желаете от меня услышать. Я пока даже не знаю, что здесь произошло. Это мы вроде бы и собирались выяснить. Если вы способны вытащить колесо из грязи, то давайте-ка займемся делом и станем на страже до прибытия инспектора Гейтса. Надеюсь, вы не полагаете, что я немедленно вызову Черную Марию и арестую того, кого вы считаете убийцей, лишь по той причине, что вы являетесь другом одного из высших полицейских чинов.

– Я этого не прошу.