— Это верно, — согласился Рябчиков. — Через час выходим. А сейчас пусть ребята послушают Москву.

Вот так еще раз в течение суток Андрей переквалифицировался.

В это время они увидели Лесю.

— Виктора Майборского отправили в далекий госпиталь, — еле сдерживая слезы, шепотом сказала она. — Очень тяжелая рана… А вы? — обратилась к Рябчикову. — Как?

— А нам придется железнодорожный мост уничтожать! — озабоченно ответил Рябчиков. — Трудно его строить. Но и разрушать под огнем врага не легче.

— И я тоже, — тихо сказал Андрей.

— Ты же не минер! — удивилась девушка. — Сколько уже раненых и убитых на том мосту и вблизи него! — Леся смотрела на Андрея печальными глазами.

Неподалеку от железнодорожного моста раздавались выстрелы. Это вели огонь вражеские подразделения, которые засели в плавнях. Напротив заставы стреляли реже, тут противнику было ясно, что на советский берег не прорваться.

В небе вспыхивали звезды.

— А какими были и небо, и звезды, и месяц в тот наш вечер!.. А ты в белом и с цветочком в волосах, как невеста! — поспешно сказал Андрей.

Он держал девушку за руку. Вокруг трассирующие пулеметные пули прочерчивали огненными пунктирами звездное небо.

— Говори. Говори… — шептала девушка.

— Стоколос! К лейтенанту Рябчикову!

От зычного голоса ясные звезды пригасли, уменьшились.

Возле железнодорожного моста бой не утихал. Красноармейцы из кавалерийского полка пытались уничтожить противника, который засел в плавнях. С правого же берега все время пытались перекинуть по мосту подкрепления на свой плацдарм, но натыкались на плотный огонь. Саперы под его прикрытием заложили несколько сот килограммов тротила на двух быках посреди реки и на крайнем, возле берега.

Теперь очередь за лейтенантом Рябчиковым и Стоколосом, которые должны поставить к каждому из трех зарядов электродетонаторы и соединить их проводами. По мосту разливался ливень пулеметного огня. Метр за метром продвигались на катках мешки с песком, а за ними — Рябчиков и Стоколос. Вначале они были безмолвной мишенью, потому что не могли отвечать. Но вот засвистели над головой снаряды, выпущенные нашими артиллеристами, которые били по вражеским пулеметным гнездам и огневым точкам. На душе у Андрея и Василия Михайловича стало легче.

— Вперед, Андрей! Уже скоро середина моста. Главное, чтобы сработали заряды на средних быках, — волновался лейтенант Рябчиков.

— Мощный мост.

— А нам вот теперь морока…. Чего молчишь?

— Пуля скользнула по каске. Даже в глазах зарябило.

— Не обращай внимания!

Наконец добрались до середины моста. Здесь заложена взрывчатка. Рябчиков и Стоколос приготовили электродетонаторы, подключили их к проводам. Пули звонко бились о рельсы, глухо входили в шпалы. Теперь можно спрятаться и за лонжерон.

Такой дерзости не выдержали на вражеском берегу и послали наперехват взвод пехотинцев. Но и из-за спины Рябчикова и Стоколоса ответили огнем. Это стреляла тулинская группа прикрытия. Теперь даже трупы врагов прикрывали минеров.

Немцы стали сбрасывать их в Прут.

С первым зарядом покончено. Теперь нужно переползать к другой опоре, заминировать и взорвать ее вместе с первой, чтобы секция после взрыва не скособочилась, а рухнула в воду полностью.

Группа прикрытия снова открыла стрельбу, засвистели пули.

Пот заливал глаза. Нервы напряжены до предела. Руки Рябчикова работали виртуозно. Андрей помогал не так уверенно, но настойчиво, цепко.

Наконец закончили они и эту сложную работу.

Время возвращаться назад. Тем же путем и тем же способом, что шли сюда. С западного берега еще одна атака. Но и ее встретила стена огня группы прикрытия. А двух гитлеровцев, проскочивших огненную завесу, встретил взрыв гранаты, кинутой Стоколосом.

— Скорее сюда!

Рябчиков и Стоколос не догадывались, почему их так настойчиво торопят. Фашисты подтянули еще отряд солдат, стремясь на этот раз уже наверняка ворваться на мост, перерезать провод и выскочить на левый берег.

Скорее! Рябчиков и Стоколос побежали. Прямо перед ними были установлены пулеметы, готовые каждое мгновение хлестануть огнем по мосту, чтобы остановить вражеских солдат.

Проскочили мимо пулеметов и упали возле колеи на насыпи. Но нужно спешить! К подрывному устройству надо подключить параллельно все три батареи и замкнуть цепь.

— В укрытие! — приказал лейтенант тем, кто был на мосту.

Андрей оглянулся и оцепенел: пограничники несли капитана Тулина.

— В укрытие! — еще раз крикнул Рябчиков и спросил Андрея: — Батареи не разрядились, когда слушали известия?

— Нет! — ответил Андрей, и тут какой-то клубок подкатил ему к горлу: что с Тулиным?

— Подам знак рукой, — сказал Рябчиков.

Ярко вспыхнула искра. Почернели концы проводов, которые соединил Стоколос. И в то же мгновение сработали детонаторы в трех зарядах. Прогремел взрыв. Эхо от него покатилось между лонжеронами и фермами, отозвалось в плавнях. Почти половина моста левого берега рухнула в воду.

— Здорово! — выкрикнули красноармейцы, которые уже третьи сутки держались в своем блокгаузе.

В небе клубились огненно-желтые тучи от сгоревшего тротила. Взрыв послужил сигналом к атаке красноармейцев на позиции фашистов, которые укрепились в плавнях. Теперь этим захватчикам на левом берегу придется туго. Нет ни единой переправы, по которой подошло бы подкрепление. Да и огневая поддержка с противоположного берега все слабела, потому что армейские артиллеристы пристрелялись.

Покатилось «ура» в плавнях. Противник был стиснут с трех сторон.

— Ура! — мощно неслось над Прутом.

В этот выкрик вплетались артиллерийские залпы. И все, кто был на берегу, думали, что так же гремят батареи и победный клич пехотинцев и пограничников звучит по всей границе от Дуная и Прута до последней скалы на материке, которая свисает над разбушевавшимся Баренцевым морем.

Пограничники шли от разрушенного железнодорожного моста на заставу. Шли, поддерживая раненых, унося убитых. Шли, понуро опустив головы. Каски и фуражки держали в руках. Среди тяжелораненых был и Павел Тулин. В грудь и живот попали две разрывные пули. Разрывными в этот день фашисты стреляли впервые. В первый вечер войны они сожгли Сокольникова. На третий вечер войны стреляли разрывными и тяжело ранили Тулина. И тогда и сейчас фашисты нарушили международную конвенцию, которая запрещала применять разрывные пули и жестоко, не по-человечески обращаться с пленными. Смешными и наивными выглядели сейчас гарантии этой конвенции.

Леся, увидев окровавленного отца, отступила, закрыла лицо руками. К ней подошел Рябчиков и обнял за плечи.

— Он выживет! Сейчас ему окажет помощь хирург из кавалерийского корпуса.

Леся не плакала и не отвечала на слова Рябчикова. Когда отца положили на нары в бункере, Леся склонилась над ним.

— Папа! Ты узнаешь меня?

Тулин застонал и прошептал губами, на которых застыла желтоватая пена:

— Доченька моя!.. — Лицо его перекосилось, наверное, он хотел улыбнуться. Обвел взглядом присутствующих. Узнал Рябчикова и тихо сказал: — Будешь за меня, Василий.

— Не надо об этом.

— Молодцы! Взорвали-таки мост. А как там граница, еще не восстановили? — спросил через силу. — Дожить бы до минуты, когда будет восстановлена граница на нашем участке. Вынесите меня. Хочу видеть Прут, плавни. Хочу слышать бой…

Раненого вынесли на клумбу. Отсюда видно и Прут, и руины мостов. Возле железнодорожного не смолкала стрельба. Гремела артиллерия, разбрасывая огненные снопы. Ярко багровел закат. Смеркалось.

Леся стояла и держала отцовскую руку.

— Как хорошо пахнут цветы, которые сажала ты с мамой. А почему ты плачешь?

— Папа! У тебя холодеет рука!.. — с ужасом сказала она.

— Леся! Не оставляй маму. Вам вместе легче будет… А где Андрей?

— Он еще на берегу.

— Сейчас появится врач, — сказал Рябчиков, успокаивая раненого, себя и товарищей.