К волшебным сказкам близки героико-фантастические сказки. Они отличаются четкостью композиционной и стилистической формы. Действие происходит в условном мире, где герой должен добиться определенной цели – победить противника, освободить красавицу, добыть волшебный предмет.

Волшебные сказки стали главным объектом дискуссии конца 20-х – начала 30-х годов об использовании сказки для воспитания детей. Многие писатели выступали за активное использование сказок в педагогическом процессе. «Ребенок – свой человек в области чудесного. Ему кажется удивительным не чудо, а отсутствие чуда», – писал, в частности, К.И. Чуковский.

Не учитывая специфики жанра, педагоги выступали против сказочного вымысла. Они считали, что дети боятся злых, страшных персонажей, с которыми герой вступает в поединок. Но ведь сказка всегда заканчивается победой добра над злом, волшебные помощники приходят на помощь главному герою, который отличается добротой, верностью, трудолюбием, готовностью защитить слабого и обездоленного.

Интересное рассуждение встречаем у М.И. Цветаевой: «Разве дети ненавидят Людоеда за то, что он хотел отсечь мальчикам головы? Нет, они его только боятся. Разве дети ненавидят Верлиоку? Змея Горыныча? Бабу-Ягу с ее живым тыном из мертвых голов? Все это – чистая стихия страха, без которой сказка не сказка и услада не услада. Для ребенка в сказке должно быть зло».

Обладая четко выраженной воспитательной функцией, сказка учит ребенка самым разным вещам: доброте, смелости, преодолению трудностей. Поэтому так легко волшебные сказки переходят из взрослого репертуара в детский.

Собственно детские сказки или сказки-импровизации сочиняются сами детьми. Часто они встречаются в воспоминаниях о детстве, автор рассказывает папины или мамины истории («Котик Летаев» А. Белого), сочиняет по известным моделям собственные истории. Обычно процесс связан с одушевлением ребенком мира вещей, попытками объяснить неизвестное, странное, непонятное (рассказ о комнате Леры в воспоминаниях М.И. Цветаевой сопровождается историей о черте). Несомненно подобный материал нуждается в выделении и классификации.

Поводом для создания сказки становится сильное впечатление от увиденного или услышанного, они сочиняются как бы экспромтом. Основной поэтический прием данных сказок – контаминация. Ребенок составляет повествование из многих компонентов. Мотивы традиционных волшебных сказок, запомнившиеся в детстве сказки-пестушки, прочитанное в художественной литературе, соединяются в причудливый сплав и накладываются на картины повседневной жизни.

В другом случае ребенок создает свой рассказ «по готовой модели». Тогда все части сказки – от зачина до формулы концовки оказываются традиционными: в известный сюжет привносятся новые персонажи, действие переносится в наши дни, точнее в обстановку современного города. Приведем пример подобного текста:

«Жил-был Лебедь. У него была большая семья маленьких лебедяток, которых старалась кормить мама-лебедиха с их папой.

Но раз папа не вернулся домой. «Верно, убил его охотник», – сказала лебедиха и заплакала. Дети тоже заплакали, потому что хотели кушать, а дома ничего не было, и уже стала ночь. Тогда лебедиха сделала в печке огонь, налила в горшок воды и стала мешать лапкой, пока она не сварилась. Вышел густой вкусный суп, и лебедиха накормила детей, а сама осталась с одной лапкой навсегда и потому уже или летала, или плавала»[220].

Репертуар детских сказок определяется характером интерпретации сюжетов. Предпочтение обычно отдается волшебным сказкам с увлекательным и занимательным сюжетом..

Дети традиционно упрощают сюжет сказок, сохраняя традиционно-сказочную логику. Они предлагают свои мотивировки, меняют развязку событий, изменяют концовку, делая ее не такой страшной и более занимательной. Иногда, напротив, элементы «страшных историй» специально вводятся в сказку[221]. – Не всегда строго выдерживается обязательный подбор чудесных предметов и помощников. Некоторые детские сказки возникают в ходе игры и представляют собой даже своеобразный комплекс, состоящий из нескольких историй. Они зафиксированы в воспоминаниях[222].

Особенности детской сказки. Прежде всего отметим четкую формульность. Повествование строится на основе нескольких часто встречающихся формул – начальных, существования героев, наличия-отсутствия детей. Присказки и сложные формулы начала не свойственны детской волшебной сказке, потому что они не соответствуют особенностям детского мышления, как бы «запрограммированного» на фантастичность.

Композиционно сказка состоит из присказки, заставки, основной части и концовки. Присказка или прибаутка служит своего рода вводной частью, которая заинтересовывает, вводит слушателей в сказочный мир и создает настроение. Нередко она существует и как самостоятельное целое.

Финальные формулы, как и инициальные, обладают рядом сходных признаков. Самой распространенной формой финала является соединение нескольких типов исхода сказки – мотивов пира, потери подарков, заключительного награждения сказочнику.

Песенные стихотворные вставки присущи детским сказкам всех жанровых разновидностей – кумулятивным, сказкам о животных, волшебным. Чаще они не поются, а рассказываются речитативом. А.И. Никифоров считал, что ритм и рифма помогают запоминанию сказки. Он выделял специфические функции подобных элементов: на текстовом уровне они служат связками частей сказочного действия, выступают элементами повествования. А.И. Никифоров называл их формулами-песенками. Внетекстовая функция формул – эмоционально-экспрессивная, орнаментальная.

Кроме употребления формул в детской сказке представлена и неформульная стереотипия[223]. Текст сказки организуется повторами различных сюжетно-композиционных элементов. Повторы эпизодов, как правило, включают типичные высказывания персонажей, диалоги между ними, а также традиционные медиальные формулы прямой речи.

Основным организующим элементом детской сказки является диалог. Он входит в утроенные повторы, повторы типа «сказано-сделано», повторы прямой речи. Если основным мотивом сказки является испытание, то ему всегда предшествует или сопутствует диалог героя и его антагониста, состоящий из постоянных вопросов и ответов (сказки Ивашки и ведьмы, Морозко и девочки, падчерицы и коровы). Диалог передается сказителем при помощи мимики и жестикуляции, он активизирует восприятие сказки детьми, развивает игровое начало.

Некоторые стереотипы встречаются в разных сюжетах (формула «спи (усни), глазок, спи (усни) другой» отмечена во всех сюжетах, где есть мотив засыпания). Подобные формулы способствуют формированию «поля ожидания»: знакомая формула напоминает ранее слышанный текст, ребенок узнает определенную сказочную ситуацию и легко «входит» в новый для него сюжет.

Сказочные сюжеты иногда встречаются и в песенной форме. В главе о пестушках и потешках упоминаются маленькие сказочки-песенки, которыми развлекают маленьких детей. О.И. Капица приводит такой пример более пространной песни о лисе:

Уж как шла лиса по тропке, Нашла грамотку в охлопке: Она по лесу ходила, Громким голосом вопила.

Влияние литературы. Первоначально ребенок знакомится со сказкой от взрослых, при чтении вслух. Потом он сам начинает читать и, наконец, сочиняет собственные сказки. Следует говорить об изменении традиционного сказочного стиля, отличающегося формульностью, использованием постоянных тропов.

Современные сказочники используют приемы психологической выразительности – внутренние монологи, пейзажные и портретные зарисовки. Профессиональные писатели часто основывают свои произведения на сюжетах и художественных особенностях сказок. Исследователи констатируют стилевой синтез, появление пост-фольклорных форм, развитие литературных сказок по модели фольклорного произведения.