Раздались раскаты, похожие на удары грома.

Испуганный перепел с шумом вылетел из кустов.

Занимался рассвет, бледно-голубой и безоблачный. Звуки, вспугнувшие перепела, были делом рук человеческих.

По полю верхом двигались навстречу друг другу два рыцаря. Расстояние между ними медленно сокращалось: сорок ярдов, двадцать, десять… Рыцарь на коне гнедой масти держал щит лазурного цвета, на котором был изображен крест св. Андрея. Его соперник восседал на чалой кобыле. На щите его был виден соболь на ярко-красном фоне.

Происходящее нельзя было назвать серьезным состязанием, так как «соболь» явно был из начинающих. Он с усилием пытался усидеть в седле, с трудом удерживая копье на уровне груди. Чтобы выбить его из седла, «лазурному» оказалось достаточно дотронуться копьем до левого наплечника «соболя». От удара «соболь» развернулся на сто восемьдесят градусов, его ноги выскользнули из стремян, копье описало дугу в воздухе, щит ударил по загривку лошади, от чего она рванулась вперед. Рыцарь выпустил поводья и с грохотом свалился на землю. «Лазурный» развернул коня и направил его к «соболю». Победитель воткнул копье во взрыхленную копытами землю и спешился. «Соболь» стоял на четвереньках и пытался поднять забрало своего шлема. «Лазурный» рыцарь достал меч из ножен. Сидящий на земле открыл забрало, лицо его было белым от ужаса, губы беззвучно шевелились.

В этот момент загудел клаксон автомобиля. «Лазурный» рыцарь, услышав его, повернулся, поднял забрало и приветственно помахал рукой. Белый «ягуар» с открытым верхом отражал золотые лучи, восходящего солнца. Машина резко свернула с дороги на луг. За рулем сидела блондинка. Из стереосистемы «ягуара» лился голос Фила Коллинза.

«Лазурный» рыцарь сбросил металлическую перчатку, отвинтил рукоять меча и достал пластмассовый флакончик. Он открыл его, постучал по руке и глубоко втянул порошок из флакона сначала левой, а затем правой ноздрей. Закрыв флакончик, он бросил его «соболю»:

— На, приятель, отвлекись. Потом поедем, слегка закусим. Крошка Рэчел уже здесь.

Из окружающего вида могла бы получиться великолепная фотография. Не много можно найти таких уличных сценок, которые не нуждаются в пояснениях. С левой стороны — человек из тех, кто не имел постоянного места жительства, бомж, человек улицы, бродяга, сидящий на корточках у входа в свое жилище, которое представляло из себя упаковку от холодильника, с забитыми для тепла плотными слоями газет между стенками. Одеяние бомжа состояло из коричневой шапки с опущенными ушами, зеленой майки, двух пиджаков от разных костюмов: один из серой шотландки, другой из коричневого твида; двух пальто, также разных цветов, песочного и голубого. Живописный наряд завершали рабочие штаны цвета хаки и, судя по их раздутому виду, под ними скрывалась по меньшей мере еще одна пара. На ногах у него были надеты черные высокие кеды. Весна окончательно вступила в свои права, но поскольку в «доме» напрочь отсутствовали шкафы, то было вполне мудро и практично носить все на себе. Лицо его поросло щетиной недельной давности, кожа была обветрена. Ястребиный нос, узкий лоб и глаза интеллигента вполне смотрелись бы в приличном обществе и на обложке книги, если бы не бакенбарды и некоторая грубость черт.

Справа стояла, обнявшись, красивая пара. Она находилась как бы в обрамлении окна ресторана, расположенного вдали от большой дороги. Это был один из тех ресторанов, где подаются цыплята, выросшие на воле, и помидоры, выращенные на солнце, за которые клиенты с радостью и благодарностью платят деньги, уверенные в том, что едят именно то, что и обозначено в названиях блюд.

Мужчина был одет в серый полосатый двубортный костюм из тех, что предпочитают банкиры, голубую рубашку с белым воротничком и белыми манжетами. У него был темно-бордовый галстук, а из нагрудного кармана пиджака выглядывал платок такого же цвета. На ногах были надеты легкие лайковые туфли черного цвета. На запястье сверкали массивные золотые часы.

Он не был настолько высок, чтобы это бросалось в глаза, но его широкие плечи и узкие бедра красноречиво говорили о необычайной ловкости, присущей атлетам. Можно было с большой уверенностью предположить, что мужчина — ему было лет за сорок — когда-то занимался теннисом, может быть, бейсболом, или даже каким-нибудь другим видом спорта, где, как считают спортсмены, требуется редкая комбинация силы, быстроты, координации и собранности, — греблей или прыжками с шестом.

Волосы красавца были зачесаны назад и слегка спадали волнистыми прядями на воротник. Кожа его лица выглядела свежей и здоровой, облик завершали карие глаза, благородной формы нос, тонкие губы и узкий, с заметной ямочкой, подбородок.

Обнимавшая мужчину девушка была блондинка, отличавшаяся от других блондинок, как свежевзбитый крем от сливок. Ее изумительной красоты волосы, спадавшие волнами на плечи, можно было сравнить с тафтой, расшитой шелковыми золотыми нитями и обрамлявшей прекрасное лицо девушки. Это было умное лицо знаменитой модели, лицо королевской особы. Женщина с таким лицом может останавливать движение транспорта, вдохновлять поэтов, управлять бурей и поднимать на бунт.

Мрамор, фарфор, слоновая кость, василек, фиалка, рубин, вишня — слова, приходящие на ум в бесплодной попытке описать ее кожу, глаза и губы. Любое из них подошло бы для этой цели — и тем не менее они не точны, ибо слова безжизненны, а девушка была из плоти и крови.

На ней был двубортный блейзер почти белого цвета поверх черного свитера с высоким воротником и без рукавов. Если бы мы присутствовали в ресторане, когда она сняла блейзер, повесив его на спинку стула, то увидели бы ее сильные красивые руки. Она не носила ни браслетов, ни колец, ни часов.

Ее голубые джинсы выглядели не просто не новыми, а практически потертыми, с дырой на левом колене, с оторванным карманом, на месте которого виднелось пятно невыгоревшей ткани. На ногах были надеты побитые и потертые остроносые ковбойские сапоги, испачканные грязью и навозом.

Живописная сценка завершилась момент для фотографии был упущен.

Такси, притормозив, остановилось. Мужчина открыл дверцу, помахал рукой девушке и сел в машину, расстегивая пуговицы пиджака и одновременно сообщая адрес водителю.

Неожиданно девушка оказалась у окна автомобиля, в мгновение ока открыла дверцу, просунула в такси голову, затем плечи и туловище. Поцеловав мужчину в губы, одной рукой прижала его лицо к себе. С такой же быстротой девушка выскользнула из машины.

Такси направилось в восточном направлении, а девушка, наполовину засунув руки в карманы блейзера, повернулась с четкостью, присущей военным, и пошла в противоположную сторону. В широком шаге манекенщицы угадывалась походка человека, занятого работой на ферме.

Бродяга проводил ее взглядом, пока она шла по Бродвею. Он вздохнул, засунул руку в штаны и почесал промежность.

Таксист был типичным, не закрывающим рот болтуном. Мэр Нью-Йорка, погода, судебный арбитраж, метеорология — к Тридцать четвертой улице он прошелся по каждой из этих тем. К Сорок второй улице был закончен монолог о музыке рэп и русских женщинах. К Пятьдесят седьмой была исчерпана тема Била Косби, принцесс Уэльской и Йоркской, а также посыльных, развозящих почту на велосипедах.

О детях.

— Нынешние гораздо крупнее, чем когда-то были мы. У моих такой размер обуви, что, когда я прихожу домой, их туфли в коридоре нагоняют на меня жуткий страх.

О пределах терпения.