— Трезвые. Чистый взгляд.

— У меня есть знакомый, торгующий оптом. Поставки… фармацевтам, как вы их назвали бы.

— Презервативы? Зубная паста? В этом роде?

— Лекарства по рецепту.

— А-а-а.

— Он хотел бы обменять их на что-нибудь.

— Что-то вроде бартерного обмена?

— Да.

— Тебе крупно повезло, девочка. Одной из немногих. Я тот тип, с которым тебе следовало поговорить на эту тему.

— Я хотела переговорить с тобой у Лиа, на вечере, но тебя увели.

— Ты была у Лиа? Не приметил. Я бы запомнил. Теперь я тебя никогда не забуду. До конца дней своих.

— Ты был там с близнецами. Как оно с близняшками?

Айвори расхохотался:

— Держу пари, ты эти штучки проделывала. С близняшками. Держу пари, проделывала все.

— Ник?

— Да, красотка? Не расслышал, как тебя зовут.

— Я не могу разговаривать с тобой, когда ты носом лезешь под юбку.

— Но там так прелестно, как на земле обетованной.

Земля обетованная. Земля, о которой ходила молва, о которой мечтал человек, склонившись над грудой грязной посуды в раковине, или находившийся в машине, у которой прокололось колесо во время дождя, или в жаркий август в подземке, или в феврале, ступая по слякоти. В эти мгновения приходило осознание того, что ход вещей останется, как сказал ты, Ник Айвори, неизменным. Да, Сюзан заселила бы Землю по-другому, изменила бы декор, выключила бы музыку, но оставила океан и звезды над ним, и навеянное ветром ощущение, что ты плывешь на носу корабля-континента.

«Будут и другие соблазны, — говорил Барнс. — Деньги, власть, свобода делать, что пожелаешь, когда захочешь и где захочешь. Пока ты сможешь оставаться сама собой, ты выстоишь перед всеми соблазнами. Не играй роль, не пори чушь, не притворяйся — и будешь неуязвима. В том, что я говорю, есть противоречие, я понимаю, ведь суть того, что ты делаешь, — игра и притворство. Если будешь опираться на свою внутреннюю сущность, на ощущение того, кто ты и где ты, то ты не сломаешься».

А если слегка внести смятение в души мужчин? Сюзан привыкла производить эффект на молодых людей: мальчиков-почтальонов и разносчиков, сыновей мясника и зеленщика, даже на друзей Кэрри, из тех, кто был менее анархичен, — за ее зрелостью они могли разглядеть женственность и восхищались ею. Со своей стороны она могла флиртовать с ними безнаказанно, зная, что они не были достаточно умны, чтобы осаждать пьедестал, на который сами же ее и поставили.

Другое дело — звезды рок-н-ролла. Ну и что, что от бесцельно прожитых лет он стал выглядеть в два раза старше, что стал рабом непомерного аппетита, что за свою жизнь и книги не прочитал, а если и прочитал, то лишь романы Кроули? Он воздействовал так, как на нее вначале воздействовали Элвис Пресли, Джимми Дин, Брандо, которые знали, — откуда они могли знать? — что у девочки была такая штука как клитор, дотрагиваясь до которого, ну, так… слегка…

— Ник?

— Больше так не буду, любовь моя. Обещаю. Вот тебе крест.

— Мне надо идти. — Ей хотелось свежего воздуха, прийти в себя, послушать Баха, напомнить себе, что такое настоящая музыка. — Завтра не сможешь подъехать ко мне в гостиницу на ленч? В Беверли-Хилз. Мы сможем поговорить о… бартере.

— Ну, я просто… Я просто опустошен оттого, что ты меня оставляешь, любовь моя. Но перспектива пообедать с тобой… поднимает мне чуть-чуть настроение. Как ты себя называешь?

— Сюзан Сейнт Майкл.

— Прелестное имя. Тебе подходит. Встретимся в час?

— Ровно в двенадцать, Ник.

— Теперь что делать?

«Наркоман» передал Кэрри зажигалку.

— Держи ее под трубочкой, понятно?

Она взяла зажигалку осторожно, словно та жгла огнем, и сразу же вернула ее обратно.

— Я не хочу, ясно?

— Эй, это же здорово. Тебе понравится.

Она положила трубочку.

Дженифер хмыкнула:

— Гены папаши-полисмена.

— Да пошла ты, Джен.

«Бритоголовый» подхватил трубочку:

— Теперь моя очередь.

«Наркоман» ударил «бритоголового» по руке:

— Твоя очередь уже прошла, засранец. Сейчас черед Кэрри.

— Может, хватит, а?

Дженифер наклонилась и посмотрела в упор в глаза Кэрри.

— Гены…

Кэрри вся сжалась.

— Я не хочу, понятно? Все, что я про это читала…

«Бритоголовый» заржал:

— Ну, конечно, правильно. А ты что ожидала? Ты думаешь прочитать в газетах, что это здорово? Ты думаешь, что козлы, которые выпускают газеты, расскажут миру, что эта штука вообще ни с чем не сравнима? Подумай, что было бы с табачными компаниями и ликеро-водочными заводами, которые рекламируются в газетах.

— И авиакомпаниями, — добавил «наркоман».

«Бритоголовый» снова заржал:

— Точно. Я хочу сказать, зачем летать на Гавайи или куда-нибудь еще, если можно добраться туда при помощи этой штучки?

— Гены, — поддразнивала Дженифер.

— Отвали, Дженифер, понятно?

— Тогда нюхай.

— Не хочу.

— Потому, что в тебе гены полицейского.

Кэрри встала с матраса, служившего постелью «наркоману», и пошла к окну. Квартира находилась на Сто третьей улице и выходила окном на кирпичную стену, на которую падали солнечные лучи, проходя на своем пути бесчисленное множество падений и отражений. В комнатах стоял специфический запах взрослеющего мальчика, пахло остатками еды, купленной в забегаловках; спермой, вынужденно изверженной, не нашедшей естественного применения. Экземпляры «Хастлер», «Инсайдер». Одна книга — «Две мисс Гренвиль». Пластинки и магнитофонные кассеты, и ничего, на чем все это можно было бы прослушать. Видеокассеты с глупейшими фильмами также валялись где попало.

— А теперь запиши адрес и номер телефона Дженифер, — сказала Боб-2, — рабочий телефон ее матери.

— Хорошо, бабушка. — Кэрри записала адрес Дженифер и номер телефона, что было лучше, чем сказать о том, что она и не думала идти к Дженифер домой. На самом деле она собиралась сесть на поезд железной дороги «Лонг-Айленд» по авеню Атлантика, там встретиться с Дженифер и поехать в Манхэттен. Номер телефона она взяла из головы, что было лучше, чем сказать о том, что она не знает рабочего телефона матери Дженифер, которая к тому же и не работала, а жила на содержании у дружка — главаря бруклинской группировки «Ангелы тьмы», с которыми вместе ошивалась в одном из баров в Кэрол-Гарденз.

— Обязательно позвони, когда приедешь к Дженифер.

— Хорошо, бабушка.

— На кино денег хватит?

— Да, бабушка.

— И еще. Не ходи на фильмы, запрещенные для просмотра тринадцатилетним.

— Ну, бабушка. Мне ведь пятнадцать.

— Кэролин.

— Ну, хорошо, бабушка.

— Поцелуй меня, дорогая.

Кэрри осторожно поцеловала ее так, чтобы у Боба-2 не треснула пергаментная сухая кожа.

— Иди поцелуй и дедушку.

— Он заснул, глядя бейсбол по телевизору.

— Я передам ему, что ты перед уходом заходила к нему.

— Хорошо. Пока.

— Желаю хорошо развлечься, Кэрри.

— Ладно.

— Свитер брать не будешь? Иногда в этих кинотеатрах бывает так холодно.

— Не замерзну, не волнуйся.

— Не хочешь взять фрукты в поезд?

— О, бабушка, великолепная мысль!

— Может, еще и сосиску возьмешь с белым хлебом и майонезом?

— Нет, спасибо.

— Не ешь слишком много еды из закусочных.

— Не буду.

— Когда будешь возвращаться, позвони, и мы тебя встретим на станции.

— Спасибо, но я дойду сама, ладно?

— Ты уверена в этом?

— Ну, пока, бабушка.

— Пока, Кэрри.

— Счастливо.

— Счастливо.

— Ну и чем займемся? — спросил «наркоман». Его звали Роб, Рон или Ник, или что-то вроде этого. Такое же имя было и у «бритоголового». «Наркоман» стоял к ней слишком близко. Даже если он и мылся совсем недавно, ему не следовало бы так близко к ней подходить.

— Балдеть будешь или нет?

— А?

— Если не будешь, то тогда тебе следует, знаешь ли, совокупляться, потому что мы будем веселиться, а если не будешь, тогда…