Барнс утвердительно кивнул головой. Такой подавленной, как в тот день, он еще Риту не видел. Она стояла в двери его кабинета, сложив руки на груди со взглядом, полным отрешенности. На приглашение Барнса войти и сесть она никак не отреагировала. У нее даже не было неизменной сигареты в руках. Рита вдруг заговорила по-испански, пока он не напомнил ей, что на этом языке он знает только несколько ругательств. Затем она так долго молчала, что он грешным делом подумал, не пришла ли она объясниться в любви.

— Шираз мертва, — наконец выдавила она из себя. — Ее зарубили мечом или каким-то другим длинным и острым предметом. Ее кололи… в половые органы.

— Ужасная смерть, — сказал Аронсон.

К соседнему столику официант подвел девушку. Ее каштановые волосы были коротко подстрижены под панка. Девушка была одета в черную шелковую блузку с подплечниками, серые льняные слаксы и черные кожаные спортивные туфли, как у велосипедистов. Она носила очки в золотой оправе, простые часы из нержавеющей стали и тонкую золотую цепочку. Руки у нее были свободны, что именно и понравилось Барнсу в той девушке, с которой он поднимался на лифте. Девушка за соседним столиком в этом плане ему даже больше нравилась: с собой она не принесла ни книжки, ни кошелька, ни мелких денег, ни ключей (даже карманы в брюках отсутствовали) — у нее не было ничего, кроме твердой уверенности добиться своего и без этих мелочей. Глядя на нее, он вспомнил девушек с Файер-Айленд, где семья Барнса — тогда еще была такая семья — проводила один из августовских отпусков. Девушки были в бикини. Подколов волосы, они бежали по отмели, далеко вперед выбрасывая ноги, с непоколебимой уверенностью встретить того, кто наверняка позаботится, чтобы у них не было ни в чем нужды.

Девушка не удостоила Барнса ответным взглядом, и Аронсон вновь завладел его вниманием.

— Рита говорит, что мистер Уильямсон обнаружил, гм, останки и лично захоронил их. Официальных заявлений в полицию не поступало.

Лицо Аронсона выражало недоумение — так необычно прозвучала фраза из уст Барнса.

— Кому подавать заявление? Не будет же он сам себя сдавать.

— Ближе к делу. Какие ответные действия он предпримет?

— В том-то и дело, Джон. Мы об этом не узнаем, пока он не начнет действовать. Этот «Д» — молчун. Я не хочу сказать, что он — как это выразиться? — немой. Он просто не разговаривает. За него говорила Шираз, царство ей небесное. К нему приходишь, садишься, — задаешь вопрос — она отвечает. Вопрос — ответ, вопрос — ответ. Она отвечала, как если бы знала ход мыслей «Д». Так могло продолжаться часами. Может, они между собой и говорили наедине. Кто знает?

Официант принес салаты. Барнс подождал, пока тот не ушел.

— Откуда Лорке стало известно о Шираз?

— Мир крутых тесен.

— Что конкретно известно Лорке о… той бабе?

— Немного, а может, и все. Я допытываться не могу. Он меня сразу раскусит.

— Может, Лорка будет более откровенным с женщиной?

— С кем? С Ритой? Да он ее расколет в два счета.

Девушка спиртных напитков не заказала. Она потягивала из высокого стакана воду и думала о чем-то своем, от чего ее губы расплылись в мечтательной улыбке.

— Устранен свидетель убийства Ван Митера. Таксист, который его подвозил. В газетах писали об этом как о вооруженном ограблении, но совершенно ясно, что речь идет об устранении свидетеля. Скажи об этом Лорке и «Невозмутимому Д». Я хочу, чтобы они знали, что с этой женщиной и ее людьми так просто не справиться.

— Мне кажется, они уже поняли это, Джон.

— И тем не менее. Если Лорка, в частности, более осторожен, он может откопать кое-что, до чего мы не дошли.

К соседнему столику подошла еще одна девушка. Она была подстрижена так же, как и ожидавшая ее подруга, и в таких же очках. Она выглядела старше и отличалась пепельным цветом волос. Одета она была в рубашку желтого цвета навыпуск, белые холщовые брюки, предпочитаемые художниками, и голубые босоножки. У этой девушки деньги были. Она хранила их в поясе-кошельке. В рюкзачке, что она принесла с собой, видимо, находилось еще что-то, необходимое парочке. Девушки обменялись быстрым, но страстным поцелуем. Они нежно поглаживали друг друга и радостно смеялись. Официант подал им текиллу с лимонным соком и с солью.

Официант, обслуживающий Барнса и Аронсона, принес заказанные блюда. Не успел он отойти, как подошел второй официант:

— Мистер Барнс? Вас к телефону. Я вас проведу.

Барнс последовал за ним в дальний угол бара, где одиноко скучал посетитель в желтовато-коричневом костюме. У него были характерные для военных усы. Став к нему спиной, Барнс поднял трубку:

— Барнс слушает.

— Джон, это я, Рэд. Ты готов услышать, что я тебе скажу?

Именно так его спросила Полли, его Полли, в то утро, когда звонила с роковым известием. «Ты готов услышать то, что я тебе сообщу? Я разрываю наши отношения». Она собиралась продолжить и объяснить причину этого решения, но он ее опередил, сказав, что между ними и не было никаких отношений. Она удивилась. Ей казалось, они уже начали их завязывать. Может быть, но он их таковыми не считал. Вместе детей они не крестили, а если так, то и отношений у них никаких не было. Он прекратил разговор, не дав ей вставить ни слова.

— Только что звонил Олдрих, — сообщил Сейлес. — Бездомный бродяга по имени Морган покупал себе выпивку в винном магазине на Южной Парк-авеню. Владелец особенно трогательно относится к алкашам, из жалости он даже продает им товар со скидкой, с чем можно не согласиться, если ты действительно их жалеешь. Так вот, хозяин говорит, что Морган никогда не покупал у него «Катти Спарк», а брал только водку и вино, о чем говорил и приятель Моргана. Морган никогда не покупал «Катти». Теперь прикинь, Джон. В тот вечер, когда Морган покупал выпивку, в магазин заглянул какой-то парень и взял целых четыре бутылки «Катти Спарк». Владелец никогда этого парня не видел, и после он тоже не появлялся. В данный момент художник, присланный полицейскими, составляет его портрет со слов хозяина. Несчастный бродяга не умер естественной смертью от асфиксии, вызванной рвотными массами от чрезмерного употребления «Катти Спарк». Скорее всего, его силой заставили выпить спиртное, пока оно не вызвало рвоту. Неизвестный зажал Моргану рот — и тот задохнулся. Бродяге заткнули рот, чтобы он не смог засвидетельствовать, как убили Ван Митера.

Барнс не отвечал.

— Джон, ты меня слушаешь?

— Это все?

— Да.

— Увидимся в конторе. — Барнс повесил трубку.

— Вы меня не узнаете? — спросил Барнса мужчина с характерными усами.

Барнс улыбнулся и отрицательно покачал головой:

— Извините, но я вас не припомню.

Барнс направился к столику.

— Вкусно, — похвалил спагетти Аронсон.

— У меня срочные дела, Генри. Я ухожу. Если у тебя есть вопросы, как действовать дальше, то сейчас самое время их задать. Если все ясно, связь будешь держать с Ритой по обычным каналам.

Аронсон отрицательно покачал головой:

— Вопросов нет.

Барнс подсунул пятидесятидолларовую банкноту под пепельницу.

— Приятно тебе отобедать. За сдачу отчитываться не надо. Думаю, наша следующая встреча не за горами.

— До встречи, — попрощался Аронсон.

Барнс улыбнулся девушке в черном, она ответила ему холодным, но довольно продолжительным взглядом, отчего ее подружка недоуменно посмотрела на нее, потом на Барнса и снова на нее. Барнс коснулся рукой проходившего рядом официанта:

— У вас есть запасной выход? Я федеральный агент. Нахожусь здесь по служебным делам.

Официант улыбнулся:

— Да, да, конечно. Сюда, пожалуйста.

Женщину звали Лилиан. Свое имя она произносила с ударением на последний слог, как француженка, хотя, по ее словам, она родилась и выросла в Бруклине. Она выглядела миниатюрной и ходила походкой танцовщицы. Зачесанные назад волосы, мешковатые шорты и облегающая блузка говорили о том, что Лилиан хотелось выглядеть моложе своих лет. Кэрри тем не менее чувствовала себя так же неуютно, как чувствует себя школьник при встрече с учителем во внеучебное время.