— Вам правда нравится?
— Я же говорю.
— Серьезно?
— Смертельно.
Я объяснила, что Клаус — дизайнер, и этот пиджак — его собственная модель. А он повторил, что пиджак действительно превосходный и что немцы всегда славились дизайнерскими талантами. Клаус недоверчиво: скорее итальянцы или французы. А он: нет, нет, никакого сравнения, он имеет в виду мундиры, черные с железными украшениями — черепа эти, гениально придумано! Потом вся Америка подражала немцам. Hells Angels[30], поколение рок-н-ролла, армия, Кельвин Кляйн, да вообще все.
Клаус рассмеялся, но как будто немного принужденно.
А официант подливал нам то воду, то вино, крутился поблизости и напряженно в него всматривался.
— А я вас откуда-то знаю, — сказал он наконец. — Вы актер?
— Да.
— Кого играли в последнее время?
— Гамлета в театре «Roundabout».
— Ну конечно. Я вас сразу узнал.
— Получил за него премию «Тони». Лучшая роль на Бродвее.
Официант обрадовался.
— Да. Знаю. Видел по телевизору. А я получил награду как лучший официант года в этом заведении.
— Я где-то об этом читал. А сколько вас тут работает?
— Двое.
— От души поздравляю.
Как я писала, через пару столиков от нас отмечал свой день рождения толстяк: спиртное, песни, Happy Birthday.
— У вас есть шоколадный торт?
— Ну конечно.
— Видите того толстяка?
— Ясное дело. Вижу и слышу.
— Пошлите ему от меня шоколадный торт. Самый большой, какой только есть.
— Вы его знаете?
— Откуда мне его знать?
Официант уже ничему не удивлялся — ушел и вернулся с тортом.
Да, это было забавно, но я себя чувствовала все хуже, а Клаус, наоборот, ожил и прямо-таки сиял. Зачем-то сообщил, что я художница и у меня будет выставка в Сохо. Он посмотрел как-то странно — будто холодной водой окатил, по спине забегали мурашки. Говорю:
— Нам пора. Клаус утром улетает в Мюнхен на показ моды.
А Клаус:
— А вы бывали в Германии?
А он:
— Зачем? Немцы у меня побывали.
Но меня уже ничто не забавляло, я только, кажется, еще сильнее побледнела. Они стали спорить, кто расплатится, и Клаус победил. А именинник, обожравшийся торта, подбежал мелкими шажками с веселым криком:
— Я вас сразу узнал. Мне сегодня стукнуло пятьдесят. Пожалуйте к нам, я хочу вам представить жену и друзей. И поблагодарить за потрясающий торт.
А он на это:
— Не благодарите, я надеялся увидеть, как вы умираете.
Рассказ матери Захара, которая в кафе «Каренина» закончила запивать сладким чаем селедку в масле, довольно долго за нами наблюдала, а потом, не спросившись, к нам подсела
По странной и неожиданной случайности я нечаянно услышала, как вы говорили про девушку из публичного дома и парня, который ее оттуда вытащил, то есть об Ирине и моем первородном сыночке. А теперь, с вашего позволения, я добавлю кое-что от себя, если, конечно, вы понимаете по-русски. Не подумайте, что я по нахалке, упаси Бог, это я только чтобы вы перестали строить догадки и знали, как оно по правде. Начать, извиняюсь, придется с личного, иначе говоря, со сна, который мне приснился под Москвой в дачном домишке, а если честно, хибарке. Вроде бы сон как сон, ничего особенного, но вы уж, пожалуйста, наберитесь терпения…
Мне снились разные вещи но лучше всего запомнилось что куры-кормилицы убежали и попали под электричку забор обвалился муж вернулся дерево упало на хибарку я потеряла выигравший лотерейный билет и не могла получить выигрыш но под самый конец когда сон известное дело становится мутный увидела Захара любимого моего сыночка которого призвали в армию и после срочной трехнедельной переподготовки отправили служить в Чечню сынок протягивал ко мне руки так зовут на помощь и кричал что-то неразборчивое а потом на моих материнских глазах начал расплываться рассыпаться превращаться в пыль дым пока не растаял совсем и я проснулась
В снах ничего случайного не бывает, и наверняка вы оба, как люди образованные, что видно с первого взгляда, лучше меня это знаете. Потому я сразу помыла пол, постирала занавески и стала ждать, и ждала-то недолго. На третий день получаю официальную бумагу из военкомата, что Захарка мой дезертировал, подвергая всю армию несусветной опасности, не говоря уж о материальных потерях и позоре перед чеченцами, и с тех пор армия, к сожалению, ничегошеньки о нем не знает, а если узнает, тем хуже для него.
Официальным бумагам у меня веры нет, получила уже однажды извещение, что мой муж погиб в Афганистане. Потом и посылка пришла — труп в запаянном цинковом гробу, а ровно через неделю после похорон сам явился, целый и невредимый, и исчез только, когда по-настоящему меня бросил, и вроде бы его видели в Питере с другой женщиной, зато худой и богатой. Но с ним все понятно, предатель и врун, а Захарка мой всегда был послушный, хорошо себя вел, а чтобы убежать, быть такого не могло, да и куда ему бежать и зачем? Короче, жду дальше. Неделя проходит, другая, и я получаю письмо от его ближайшего друга, которого отпустили ввиду полусмертельного ранения. И он под честное слово и по секрету пишет, что ничего Захар не дезертировал, а сидит у чеченцев в плену. И если я хочу увидеть его живым, то обязательно должна взять дело в свои руки. А вот адрес посредника в городе Аргун, где я могу получить дальнейшую информацию, но в случае чего — он мне этого письма не писал и вообще в глаза не видел. Я не стала терять время, распродала всех до единой кур, поменяла рубли на доллары и отправилась. Взяла с собой только узелок с деньгами, икону со святым Георгием, убивающим змея, и Захаркино фото. Ехала сперва на одном поезде, потом на другом до границы. Потом за взятку со снабженческой колонной грузовиков, крытых брезентом, с другими матерями, общим числом девятнадцать — матери делились на таких, что искали живых сыновей, и таких, что мертвых, — а также с возвращающимися из отпуска, проклинающими все на свете, печальными до слез солдатами. Было так тесно, что и ног не вытянешь, и мы коротали время, рассказывая друг дружке про наших сыновей.
Ну а водители грузовиков и солдаты — среди этих тоже разные были: порядочные, воры, алкаши, стукачи; у кого-то есть в душе Бог, а иных не матери вскормили, а волчицы. Некоторые уважили нашу материнскую боль и страдание, а другие наоборот. И если какая из нас с криком изо всех сил сопротивлялась, еще и стыдили ее за то, что не знает, как себя во время войны вести.
И меня такая доля не миновала. Хотя, сами видите, я в годах и не больно приманчива, но, видать, Господь так хотел — троих через себя пропустила. По дороге в город Гудермес мы случайно попали под обстрел нашей артиллерии, но они промазали, и все закончилось смехом. В Гудермесе будто после пожара: темные развалины, ветер гуляет, дождь хлещет, дохлые кошки и крысы вместе плывут по улицам.
В комендатуре темно, а тут еще один пьяный майор как начнет палить у нас над головой, невесть сколько патронов зазря извел — все понять не мог, откуда мы взялись. И приказал сходу отправить нас в Ханкалу, откуда нам сразу велели двигать в Ростов — единственное на всей войне место, где на бывшем тракторно-танковом заводе централизованно подсчитывались трупы. Отдельно чеченцы, отдельно русские, отдельно женщины, отдельно дети, потом складывали и снова делили. Компьютер был один, и случались ошибки, да и без обмана не обходилось. Там, в Ростове, я написала на линованной бумаге письмо генералу Баранову, главному командующему наших сил, и еще несколько матерей написали, чтобы к нам по-человечески относились и что мы ищем живых.
В городе Аргун по указанному адресу никого не было, а упомянутый дом разграблен. Ну и я сразу за взятку в Грозный. А там на перекрестках болтаются на ветру оборванные провода, дождь льет без продыху, в воде плавает невинно убиенная скотинка, коровы да телятки, то есть матери с детьми, бедненькие. Снова черный дым, развалины, иногда огонь, клочья одежды и обломки мебели, трупы и неразорвавшиеся снаряды. Потом ночевка в полусгоревшем грузовике; мы с бабами, перед тем как заснуть, закопали остатки долларов, чтоб не проснуться без ничего. Спала я вполглаза, потому что ветер пробирал до костей и старая мина тикала, поди тут усни. Спозаранку перед комендатурой толпа — не протолкнешься: чеченки, русские, умоляют сжалиться, требуют справедливости, и все тоже с фотографиями своих детей. Пресвятая Богородица, думаю, да тут мой Захарка навсегда сгинет. С горя пошла бродить по развалинам, как и другие, везде рассказывая про свою беду, расклеивая листочки с фамилией, и опять офицеры давай честить меня за эгоизм: накануне двадцать семь российских солдат вместе с грузовиком подорвались на мине, и всех поразрывало на кусочки, а я тут из-за одного шум подымаю, пусть он у меня и единственный.
30
«Ангелы ада» — крупнейший в мире мотоклуб байкеров.