Я поднялся на ноги. Было темно. Где-то вдалеке виднелся свет уличного фонаря.

- Где я?!

- На железнодорожной станции Черная.

- А где это?

- Чита, город рядом. Километров тридцать. Слыхал небось про такой? Милок, а кто же это тебя раздел-то?

Я в легкой тенниске и спортивных летних штанах стоял, ничего не понимая, на морозе. Замерз я моментально!

В темноте мне плохо было видно говорившую женщину.

- Ступай на вокзал быстрее, а то быстро окоченеешь! Туда ступай, где свет горит.

Я последовал доброму, а главное правильному совету. А что бы вы, интересно, сделали на моем месте, когда тело быстро теряет тепло на ядреном сибирском морозе? Я уже бежал вприпрыжку к спасительным огням и зданию вокзала, хотя штиблеты, которые были у меня на ногах не подходящая обувь для прогулки по сугробам. Правда я мчался не по снежной целине, а по натоптанной дорожке и примерно через минуты две уже оказался в здании железнодорожного вокзала. Редкие люди, которые находились здесь, смотрели на меня с удивлением, некоторые, наверное, усмехались про себя, увидев такое чудо как я, разгуливающее почти голышом при температуре воздуха которая, не иначе была ниже минус 30 градусов по Цельсию. На вокзале было много теплее, чем на улице, но все равно холодно. Я дико осмотрелся вокруг, дрожа от холода как осиновый лист.

Сказать по правде, я ничего не понимал. Не понимал, почему на улице зима, а не лето? Где я? Что произошло?

Пробежав взглядам по стоявших в разных уголках здания вокзала людям, я отметил, что все одеты как-то не так, немного странно. Серо, я бы сказал, хотя и тепло. Женщины были поголовно в шерстяных платках, шубах и длиннополых юбках, мужчины в стеганых телогрейках, бушлатах и полушубках. Почти все в валенках или сапогах! В довершение всего ко мне двигался какой-то жандарм в двубортной черной шинели с погонами и нарукавными треугольными цветными нашивками, папахе с малиновым верхом, при сабле и аксельбантом. Я даже успел заметить на его сапогах шпоры[3]!

- Кто такой? - жандарм остановился напротив меня и положил руку на кобуру, висевшую на ремне. - Почему в таком виде?

- Отстал от поезда! - стуча зубами от холода, еле выговорил я. - Что это за место такое?

- Не знаешь, значит, - жандарм пожевал губами. - Документы!

Я схватился рукой за карман, в котором, я помнил, лежал мой паспорт. Слава богу, он был на месте! Я достал его, но передавать жандарму не спешил. Если тут снимают кино, то актер, играющий в нем роль есаула-белоказака - не представитель власти и показывать ему паспорт я не собираюсь.

- Мне в милицию надо! - сказал я.

- А разве я не милиция? - произнес этот опереточный белоказак и представился: - Старшина железнодорожной милиции Лысенко!

- Я уже подумал, что белогвардеец из армии Колчака из забайкальских казаков, - сострил я.

- Я тебе покажу белогвардеец, - набычился Лысенко и потянулся к кобуре. В руке его появился пистолет ТТ. Признаться, я немного струсил. Артист он или нет, но как говориться, в год один раз и палка стреляет. А если в руках этого сумасшедшего настоящий ствол? Мало что ли ненормальных по свету ходит? Тем более, остальные люди, как я мельком заметил, как только дело дошло до возможного применения оружия, сразу как по команде попятились назад.

- Я - советский милиционер! - заявил мне Лысенко. - Документы! Живо!

- Я пошутил! - взвизгнул я. - Форма меня смутила. Уж очень она на царскую похожа, которую жандармы из охранки носили.

И протянул паспорт этому ряженому психу.

Жандарм, назвавшийся советским милиционером, открыл первую страничку моего паспорта, и, не читая, посмотрел на меня округлившимися глазами:

- Что это такое?

- Паспорт! - ответил я, похлопывая себя руками по бокам.

- Пройдемте в отделение! - приказал старшина. - Там будем разбираться. Шагай!

При этих словах он поднял пистолет чуть выше.

Я, думая про себя, что это может означать, но горя желанием побыстрее оказаться в милиции и закончить этот спектакль, двинулся вперед. В дежурном помещении милиции вокзала старшина Лысенко сообщил своему напарнику, такому же казаку, что отведет меня в отдельную комнату. Он бросил мне какую-то замызганную машинным маслом вонючую телогрейку и старую измазанную соляркой шапку-ушанку. Приказал:

- Одевайся, а то совсем замерзнешь!

Напрасно я ждал, что появится какой-нибудь веселый дядя и радостно объявит: “Мы вас разыграли. Это была скрытая камера!” Но никто не появился. Я, тяжело вздохнув, но спасаясь от холода, поспешно натянул на себя телогрейку, нахлобучил на голову шапку и спустя три минуты оказался заперт под замок в темную комнату в том же здании вокзала. Меня даже не обыскали. А зачем? По тому как я одет, было видно, что у меня с собой ничего нет… В комнате было черным-черно. Я, боясь налететь на что-нибудь в темноте, присел на пол, мучаясь неизвестностью и изнывая от собственного бессилия. Понемногу согревшись, я незаметно задремал.

27 декабря 1948 года. 08 часов 16 минут по местному времени.

УМВД Отдел Железнодорожной милиции города Читы.

***

Утром меня разбудил старшина Лысенко. Он сводил меня в уборную, которая находилась на улице. Затем приказал садиться в машину, которая ожидала меня. Это была не легковушка, а старая полуторка. Прямо музейный экспонат!

- Поедем в Читу, - объяснил Лысенко. - Там наше отделение милиции. Ты давай залезай в кузов и ложись на пол. И не высовывайся. Лицо ветру не подставляй, а то враз отморозишь! И смотри, убежать вздумаешь, стреляю сразу. Понятно?

Я покорно кивнул. Где-то лаяли собаки. Тоскливо огляделся по сторонам. Деревянные избы, черные заборы, занесенные снегом. И нигде никаких следов автомобилей, хотя я привык видеть их припаркованных в самых неожиданных местах. Глухомань, одним словом, у черта на куличиках.

Теперь я уже начинал догадываться, что это совсем не то окружение, который я привык видеть. Это был совсем не похожий мир, о котором я знал очень мало. Просто не думал, что где-то в Российской глубинке люди так бедно живут. Хорошо еще, что все разговаривали по-русски, а не по-эскимосски.

Дорога в Читу промелькнула незаметно. Я лежал в кузове, подпрыгивая на ухабах, и слушал рев мотора. Удивительно только как такая древняя полуторка умудрилась завестись и работать на таком морозе.

Машина остановилась, и я услышал голос Лысенко:

- Вылазь! Приехали.

Я уже изрядно закоченевший, поспешно спрыгнул с кузова и Лысенко повел меня в здание, на котором красовалась надпись ” УМВД. Отдел железнодорожной милиции”.

Конвоиры завели меня в здание милиции, а старшина Лысенко постучав в дверь, на которой находилась табличка с надписью “Капитан Окунев С.Т.” зашел и доложил:

- Товарищ капитан! Задержанный мной мужчина на вокзале станции Черная доставлен. Документы имеет фальшивые. И фальшивые деньги. Появился в здании вокзала без теплой одежды. Говорит, что отстал от поезда.

- Разберемся! - ответил офицер. - Что еще?

- Называл меня “жандармом” и “белогвардейцем”. Только не верю я, что он от поезда отстал. Аккурат семь часов никаких пассажирских поездов мимо не проходило. А он в летнем бельишке. Где же он столько времени отсиживался на морозе? Подозрительный тип.

- Выйди, старшина, я сам разберусь с доставленным. Надо будет, позову.

Так я попал на допрос, который проводил капитан Окунев. Окунев, в отличие от Лысенко был одет в военную гимнастерку старого образца с капитанскими погонами и вовсе не напоминал казака. Но его форма сильно отличалась от той милицейской, которую я привык видеть. Однако отвечать на его вопросы мне пришлось:

- Назовите свою фамилию, имя, отчество.

- Рабер Михаил Аркадьевич.

- Снять одежду, раздеться до пояса! - приказал он.

- Зачем? - этот приказ вызвал у меня легкий шок.

- Выполнять! - гаркнул он. - Быстро!

Я, поняв, что спорить бесполезно, снял телогрейку и стянул тенеску через голову. Капитан впился взглядом в мое тело.