Такова версия Н. Яковлева, с которой трудно согласиться.
Начнем с того, что во время допроса Белецкого Керенский уже не был министром юстиции[24]. Во-вторых, нигде никогда не бросают в карцер по приказу министра юстиции, ибо это целиком компетенция тюремного начальства. В-третьих, Белецкого вообще не сажали в карцер ни после этого допроса, ни в какое другое время. Этого не нужно было делать потому, что Белецкий был лучшим «клиентом» Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства (ЧСК), дававшим ей наиболее подробные и ценные сведения, в надежде таким путем смягчить свою участь. Более того, помимо официальных допросов, он совершенно добровольно давал дополнительные показания, в виде ряда записок, составивших три четверти IV тома семитомной публикации П. Е. Щеголева.
Все это далеко от истины[25].
Если бывший директор департамента полиции, весьма опытный в своем деле человек, утверждает, что никакого политического масонства в России не было, а существовали всего-навсего оккультные кружки, то Яковлев, доказывающий обратное, обязан был опровергнуть Белецкого, чего он не делает ни здесь, ни на протяжении всей своей книги. Во-вторых, из показаний Белецкого, а также Климовича видно, что в департаменте полиции велось дело о масонах, имеются документы о них, к этому делу был приставлен специальный офицер. Почему же, спрашивается, нас уверяют, что департамент полиции, клюнув на удочку Милюкова, перестал интересоваться масонами?
К сказанному пока добавим, что действительно масонами в департаменте полиции занимался специальный офицер, и, когда дойдет до него очередь, мы назовем его фамилию и чин. «Великий князь», которого дважды упоминает Белецкий, был Николай Николаевич, командовавший до войны гвардией. И, наконец, из контекста приведенного отрывка допроса видно, что комиссия и ее председатель совершенно не заинтересовались сообщением Белецкого о масонах, не придавая ему, как и при допросе Климовича, никакого значения, так что сердиться ей и Керенскому на Белецкого было совершенно незачем.
Как в действительности относилось полицейское ведомство к масонской проблеме? Документы показывают, что с исключительной серьезностью и тщанием. Уже сам подбор документов говорит об этом. Это специальное дело, посвященное исключительно масонам, под следующим заголовком: «Переписка о последователях различных сект и религиозных учений, деятельность коих носит противоправительственный характер. О масонах». Дело состоит из семи томов, которые в общей сложности содержат не менее трех тысяч страниц машинописного и рукописного текста, не считая других дел, хранящихся в том же фонде департамента полиции, в которых также имеются сведения о масонах. Самые ранние документы дела относятся к 1905 г., последние датированы 1915 г.
Однако первое соприкосновение с масонской проблемой оказалось для департамента полиции совершенно неожиданным и даже шокирующим. Вместо ожидаемых масонов — зловредных разрушителей христианства и монархии — департамент натолкнулся на масонов совсем иного толка. В деле имеется копия письма за подписью магистра и секретаря масонской ложи, именовавшей себя «ложей Мезори ордена Розенкрейцеров», адресованного не кому-нибудь, а самому Николаю II. Именно это письмо повергло в недоумение полицейское ведомство, ибо оно было написано с ультраправых позиций, т. е. с позиций, разделяемых им самим.
«Пользуясь дозволением Верховного совета ордена, предоставившего С.-Петербургской ложе свободу действий во всем, что касается России, и принимая во внимание события последнего времени, — говорилось в нем, — Великий магистр ложи Мезори счел необходимым созвать чрезвычайное собрание для обмена мнений по текущим вопросам внешней и внутренней политики нашего отечества, с тем чтобы о некоторых заключениях сего собрания доведено было до сведения Вашего Величества». Далее шли эти «заключения», из которых первым и главным было следующее: «Основным положением более или менее всеми присутствовавшими на собрании членами была установлена необходимость поддержать во что бы то ни стало начала, по коим до сих пор строилось и на коих зиждилось благополучие и процветание империи, а именно господство: православия, самодержавия и народности (русской)».
Из письма вытекало и все остальное. «Между тем, — продолжали магистр и секретарь ложи Мезори, — еврейско-масонской партией, насчитывающей многих сочленов среди правящих сфер, в том числе даже особ императорской фамилии, и в тайне преследующей цель ниспровержения начал монархического и христианского, для водворения повсеместно самодержавного иудейства, были измышлены, а затем Вами утверждены некоторые законоположения и мероприятия, коими нарушается изъясненный выше исторический уклад Российской империи». Далее идет их перечень: указ о веротерпимости, наносящий удар по «главенствующей» религии; вершение дел в Государственной думе «несомненно» перейдет в руки «если не самих евреев», то «в руки либеральной плутократии, поддерживаемой жидовскими капиталами, несмотря на кажущееся численное превосходство русского элемента, и особенно крестьянства, в Думе».
Далее следовал прямой выпад в адрес... масонов. Не только русско-японская война, говорилось в письме, но «и внутренняя смута» поддерживается «извне тем же масонством...». Подверглись обвинению в тяжких грехах такие высокопоставленные сановники, как великий князь Алексей Александрович и «его пособник» Авелан. Осуждалась «трусливая и вредная политика в Финляндии князя Оболенского». Порицались варшавский генерал-губернатор генерал Максимович и кавказский наместник Воронцов-Дашков. Нарушенное царем обещание не заключать мира с Японией в момент, когда она полностью «изнурена», делает его в глазах народа «как бы потворщиком лихих людей». Письмо требовало больше твердости в связи с предстоявшим созывом Думы.
Из письма следовало, что оно уже второе по счету. «В нашем первом послании, разосланном в половине с. г., мы с возможной ясностью указали на тех правительственных лиц, деятельность которых оказалась уже или могла оказаться в ближайшем будущем наиболее вредной для страны. За минувший период времени некоторые из поименованных лиц удалились от дел, другие в случае крайней необходимости будут устранены нами, но многие и поныне благополучно здравствуют, совместно с главою их С. Ю. Витте — будущим, может быть, канцлером Российской империи».
Письмо формулировало и внешнеполитическую программу, которой должен придерживаться царь. Она предлагала, как это ни странно на первый взгляд, союз с Англией — «сближение с ней наиболее полезно» — и резко восставала против Германии, которая всегда была «исконным врагом России и всего славянства». Что же касается Австрии, то «мы глубоко убеждены, что альфа и омега русской политики заключается в удачных действиях среди австрийских славян и на Балканском полуострове».
Письмо заканчивалось ссылкой на историю Франции, которая выглядела как плохо скрытая угроза. «Чтобы не утомлять далее внимания Вашего Величества, собрание наше решило ограничиться вышеприведенными соображениями». Мы убедительно просим обратить внимание «на вышеизложенное заключение». «В подтверждение» собрание «осмеливается привести пример французской революции XVIII века, когда слепота правительства оказалась роковой как для страны, так и для царствующей династии».
Подпись великого магистра выглядела так:
Подпись секретаря ложи была не менее импозантной:
Письмо не датировано, но красным карандашом вверху помечено: 29/IX 905[26]
Мы склонны думать, что имеем дело с мистификацией. По всему своему тону, содержанию, перечню виновных, по мнению авторов письма, в военных неудачах и пособничестве революции лиц, выдвинутым требованиям цитированный документ представляет собой типичный для того времени продукт черносотенного творчества. Именно так рассуждали и требовали тогда ультраправые. Для них главным виновником всех неприятностей был Витте, которого они люто ненавидели и считали масоном. Для них «масон» был такой же жупел и объект преследования, как и пресловутый «жид», и не случайно они эти два понятия объединили в одно — «жидомасоны». Уже это обстоятельство заставляет усомниться в том, что письмо исходило действительно от масонов. Во-вторых, в письме прямо осуждаются масоны: вещь немыслимая для масонского документа. В-третьих, в письме нет никаких внешних признаков масонского письма (стиль, своеобразие формулировок, определенные штампы), которые легко узнаются и неспециалистами