Далее Гессен переходит к главному вопросу — «По-видимому, масонство сыграло некоторую роль при образовании Временного правительства. Недоуменно я спрашивал Милюкова, откуда взялся Терещенко, никому до того не известный чиновник при императорских театрах, сын миллионера, — да и еще на посту министра финансов, на который считал себя предназначенным Шингарев, смертельно предпочтением Терещенки обиженный. Милюков отвечал: «Нужно было ввести в состав правительства какую-нибудь видную фигуру с юга России», а потом эта видная фигура вытеснила Милюкова и сама заняла его место министра иностранных дел. А когда это случилось, Милюков говорил: «При образовании Временного правительства я потерял 24 часа (а тогда ведь почва под ногами горела), чтобы отстоять кн. Г.Е. Львова против кандидатуры М.В. Родзянко, а теперь думаю, что сделал большую ошибку. Родзянко был бы больше на месте». Я был с этим вполне согласен, но ни он, ни я не подозревали, что значение кандидатуры как Терещенко, так и Львова скрывалось в их принадлежности к масонству». Заканчивает Гессен свое краткое, но достаточно емкое повествование о русских масонах рассуждением о том, что со времени первой революции реакционные круги приписывали жидомасонам безграничное влияние и решительно во всем усматривали их происки (в частности, сам автор не раз попадал в составляемые ими масонские списки), хотя прибавка «жидо» вряд ли верна — «насколько мне известно, участие евреев было редким исключением». Теперешнее масонство (т. е. русское масонство в эмиграции) «выродилось» в общество взаимопомощи, «но уже и в то время (т. е. до Февральской революции.— А.А.) благодетельное противодействие масонства русской кружковщине сразу вывернулось наизнанку»[8].
Вот все, что сообщил Гессен о масонах. Пока отметим прежде всего его стремление быть максимально точным: чему он был свидетелем лично, автор воспоминаний специально отделяет от того, что ему стало известно из других источников («насколько мне известно»), которые он, к сожалению, не называет. Мы можем только предполагать, что в числе таких источников была известная книга С. Мельгунова «На путях к дворцовому перевороту» (вышедшая в 1931 г. в Париже, в которой масонам отводится большое место), белоэмигрантская пресса, воспоминания и т. д. (которые и сам Мельгунов широко использует), а также, по-видимому, беседы с людьми, в той или иной мере осведомленными в масонской теме. Также очень осторожен Гессен, когда говорит о Временном правительстве. Он допускает, но отнюдь не утверждает категорически («по-видимому»), что при его образовании масонство сыграло какую-то роль. Основанием для такого допущения послужили сведения, полученные Гессеном спустя ряд лет, о том, что М.И. Терещенко и князь Г.Е. Львов были масонами.
Следующим по хронологии источником по дореволюционному русскому масонству является один отрывок из воспоминаний П.Н. Милюкова. Эти воспоминания писались им в последний год его жизни, в разгар второй мировой войны (1942 г.), но опубликованы были лишь в 1955 г. То, что он в них сказал о масонах, очень невелико по объему. Характеризуя состав Временного правительства, Милюков в числе прочего заявил: «Я хотел бы только подчеркнуть еще связь между Керенским и Некрасовым — и двумя не названными министрами, Терещенко и Коноваловым. Все четверо очень различны и по характеру, и по своему прошлому, и по своей политической роли, но их объединяют не одни только радикальные политические взгляды. Помимо этого, они связаны какой-то личной близостью, не только чисто политического, но и своего рода политико-морального характера. Их объединяют как бы даже взаимные обязательства, исходящие из одного и того же источника». Страницей дальше он добавляет: «Из сделанных здесь намеков можно заключить, какая именно связь соединяет центральную группу четырех. Если я не говорю о ней здесь яснее, то это потому, что, наблюдая факты, я не догадывался об их происхождении в то время и узнал об этом из случайного источника лишь значительно позднее периода существования Временного правительства»[9].
Этот отрывок, как источник, примечателен в двух отношениях. Во-первых, он не содержит решительно ничего нового по сравнению с тем, что уже было опубликовано на этот счет в книге Мельгунова и в воспоминаниях Гессена, вышедших на много лет раньше. Во-вторых, несмотря на это, именно он послужил новым и достаточно сильным импульсом для гальванизации темы о масонстве, которая до этого сошла «за границей практически на нет. Он же, этот отрывок, стал одним из основных источников, легших в основу масонских построений Н. Яковлева и В.И. Старцева.
Следует обратить внимание еще на кое-какие детали свидетельства П.Н. Милюкова. Совершенно недвусмысленно дав понять, что он имеет в виду именно масонскую связь указанной им четверки, автор воспоминаний тем не менее решительно не желает произнести слово «масон», причем под очень странным и не выдерживающим никакой критики предлогом. В самом деле, почему тот факт, что он узнал об этой связи много позже, является препятствием для его произнесения? Правда, Милюков при этом добавляет, что узнал о масонстве четверки из случайного источника, но из контекста видно, что не это обстоятельство является причиной его умолчания, а именно первый мотив ретроспективности. Здесь, безусловно, кроется какая-то загадка, которую вряд ли до конца удастся разгадать, но обратить внимание и высказать хотя бы гипотетические соображения необходимо. Нельзя упускать из виду и упоминания о случайности источника. Что же касается слов «лишь значительно позднее», то они позволяют считать, что Милюков имел в виду 1920-е годы, скорее всего их начало, а не 30-е, когда в эмиграции о масонах чирикали уже все воробьи на белоэмигрантских журнальных и газетных крышах.
Приведенная выдержка из воспоминаний Милюкова очень всполошила двух людей — Г.Д. Кускову и А.Ф. Керенского. Последний срочно пересек Атлантику, чтобы специально обговорить с Кусковой созданную Милюковым ситуацию и выработать единую линию по части ее нейтрализации. Об этом мы узнаем из трех писем Кусковой, опубликованных (с купюрами) в книге бывшего меньшевика Г. Аронсона[10]. Эти письма представляют один из краеугольных камней, на котором строится масонское (или антимасонское) здание Каткова, Яковлева и Старцева, и поэтому их необходимо проанализировать с особой тщательностью.
Первое письмо к Вольскому датировано 15 ноября 1955 г. Судя по содержанию и тону, оно, по-видимому, является ответом на какой-то запрос адресата, связанный как раз с появлением воспоминаний Милюкова. Вольский, вероятно, что-то знал о масонском прошлом Кусковой и решил обратиться к первоисточнику. «Самый трудный вопрос о масонстве,— отвечала ему автор письма.— Наше молчание было абсолютным. Из-за этого вышла крупная ссора с Мельгуновым. Он требовал от нас раскрытия всего этого дела. А узнал он об этом от тяжко заболевшего члена его партии (хоть убей, не помню его фамилию: на Л., народник очень известный). Мельгунов доходил до истерик, вымогая у меня (еще в России)[11] данные, и заверял, что ему «все» известно. Я хорошо знала, что ему почти ничего не известно, как и Бурышкину. Потом он в одной из своих книжек сделал намек, что такое существовало».
Уже в этом небольшом отрывке обнаруживаются слабости и противоречия. Если «тяжко заболевший» поведал Мельгунову главную тайну организации — факт ее существования, то почему он должен был только этим ограничиться, утаив от своего близкого единомышленника по партии народных социалистов, где всех членов было раз-два и обчелся, все остальное, связанное с этим фактом, тем более что свое признание он сделал, по-видимому, считая, что уходит навсегда в лучший мир? Почему упоминается Бурышкин? Ответ может быть только один: Бурышкин тоже что-то знал и говорил об этом. Почему, наконец, надо считать «намеком» весьма длинный и подробный рассказ Мельгунова о масонах со ссылкой не только на разные источники, но и прямым заявлением (в его известной книге «На путях к дворцовому перевороту»), что ему неоднократно предлагали стать масоном.