В воздухе запахи мёда, ванили…

Ночь наступила. Цеструм цветёт.

Как повествуют греческие мифы:

Нарцисс, речного бога сын и нимфы,

Свой лик в воде увидел, отражённый,

И собственной красой заворожённый,

Предался сладким чувствам созерцания…

Но нимфы не прощают невнимания.

В самовлюблённости его, какой им прок?!

И превратили юношу в цветок.

Теперь не жаль, что не подымет взгляда,

Цветок прекрасный – он для всех отрада.

Необычная такая

Стебель выгнала папайя,

И не разберёшь сперва:

То ли пальма? То ль трава?

Подросла, закоренела,

Снизу одревесневела,

Ещё более странна…

Может дерево она?

Как мониста, ряд за рядом,

Радуя своим нарядом,

Опахала и цветы,

И прекрасные плоды.

Прямо на стволе растёт,

Вызревая, жёлтый плод.

Я сегодня улыбалась,

Вспоминая дивный миг,

Словно с другом повстречалась

И в Душе забил родник.

Это деревце светило,

Будто высохшей, корой,

И, казалось, уже было

Древесиной неживой.

В свете солнечном ликуя,

Рассыпая нежный цвет.

Расцветает табебуйя,

Розовея как рассвет.

Увидев, не поверила глазам:

Гусиный лук,

Точь-точь, такой как там,

В той прошлой жизни, за порогом снов,

За морем, в светлой нежности лесов.

Остроконечной звёздочкой блестит,

Воспоминаньем Душу теребит:

Набиты, до отказа, электрички,

С весёлым: тик, тик, тик… снуют синички,

От зябликов сам лес звенит струной,

Всё полнится и пенится весной…

Заполоняя парки и дворы,

Цветут эфемероидов ковры.

Знают взрослые и дети

Много есть плодов на свете,

Фрукты, ягоды, костянки,

И орехи, и семянки.

Всех их нам не перечесть,

Не увидеть и не съесть.

Расскажу-ка вам сначала,

Лишь о тех, что я встречала.

Авокадо можно кушать,

Внешне чуть похож на грушу,

С кожистою кожурой,

Толстой косточкой большой.

Сверху блеском отливает,

И пупырчатым бывает,

Хоть один и тот же плод,

Но зависит, какой сорт.

Точно также и цвет кожи,

То на цвет травы похожий,

То как тёмный шоколад,

То сиреневый, как сад

С ирисами от Ван Гога…

И сортов довольно много.

Чтобы скушать авокадо,

Чистить нам его не надо.

Режем на две половинки,

Косточку из серединки

Аккуратно вынимаем,

Чуть лимона выжимаем,

Соль для вкуса, но немножко,

Дальше можно кушать ложкой.

Он внутри светло-зелёный,

Словно солнцем освещённый.

Можно кушать целиком,

Или порубить с яйцом,

Лук, конечно же, добавить,

И по вкусу всё приправить.

Пассифлора – вкусный плод.

А растение растёт,

Словно изгородь живая,

Все преграды оплетая.

И на нём цветут цветы

Необычной красоты,

Их, за форму, целый свет

Называет – страстоцвет.

Плод – коричневый, бардовый…,

Круглый, или округлённый,

Неказистый он на взгляд,

Но чудесный аромат,

И его прекрасный вкус

Для гурманов всех искус.

В шкурке толстой, как в чехле,

Ароматное желе.

На иврите он – римон.

Он не жёлтый, как лимон,

Много ядрышек внутри,

В каждом – капелька зори.

И лимону он не брат,

Потому, что он – гранат.

Золотистые плоды

Разукрасили сады,

Словно лампочки горят,

Наш притягивая взгляд.

А недавно – лишь цвела,

Светлой свечкой, мушмула.

«Сезам, откройся» – все слыхали…

Я и не знала, что сезам

Давным-давно знакомый нам.

Его мы даже и едали.

Он вкусен с сахарком варённым,

На хлебе сладком, иль солёном…

И сей изысканный продукт

Известен всем нам, как – кунжут.

Цветистые колосья, как букеты,

Иль радуг фейерверки на банкеты,

С красивым, нежным, именем – левкой.

Мы ж знали маттиолу не такой,

А скромницей, с бледно-лиловым цветом,

Дарящей аромат ночами, летом.

Родители любили маттиолу

И сеяли её, где получалось.

Невидная, почти, в дневную пору,

Она после заката распускалась,

Бледнея чуть лиловыми цветами,

Но аромат – не описать словами.

И вот её я снова повстречала,

Кустистая, крупней во много раз …

Сказать по правде – сразу не признала

Цветов, раскрытых в неурочный час,

Проросших меж камнями на стене.

Потом другая повстречалась мне,

В просоленных песках, у кромки моря…

Была на удивление живой,

Как будто, с каждой мыслью моей споря,

Твердила мне: Мы дома здесь с тобой.

Щебёнка. Мусор. Словно цапли, краны

Повисли стыло на одной ноге.

Пыль. Кирпичей краснеющие шрамы.

Куски стекла в чернеющем окне.

Навечно ставший заржавевший КрАЗ.

Строительства застывшее обличие.

Тоска. Опустошение разора.

Тоска. И, среди этого безличия,

Подсолнуха весёлый жёлтый глаз,

Выглядывающий в Жизнь из-за забора.

Это не цветок, а мистика:

Нежный, ярко-золотой,

Он за солнцем каждым листиком…

Так же я вот за тобой.

А когда с последней весточкой,

Уходя, померкнет свет,

Он замрёт, поникшей веточкой,

Каждой клеточкой во след.

[«Окошки в селах, как морзянка,

Расскажут много знатоку» Лесник Анатолий]

Твоё окно во мгле мигает:

Вот вроде точка, вот тире…

Но слов рядочки не слагает -

Лишь алфавитное пюре…

А ну ка, подойду поближе…

Ну надо же, что за облом!

То ветер занавеску движет,

А ты тут вовсе не при чём.

[«У тишины особое звучанье…» Зинаида Куликова 2]