Летом 1017 г. Болеслав двинулся с войском навстречу Ярославу. Помимо поляков у него было 300 наемных немцев, 500 венгров и 1000 печенегов. С поляками шла и русская дружина Святополка.

Рати встретились 20 июля 1017 г. на Волыни на реке Бут. Два дня противники стояли друг против друга и начали обмениваться «любезностями». Ярослав велел передать польскому князю: «Пусть знает Болеслав, что он, как кабан, загнан в лужу моими псами и охотниками». На что Болеслав ответил: «Хорошо ты назвал меня свиньей в болотной луже, так как кровью охотников и псов твоих, то есть князей и рыцарей, я запачкаю ноги коней моих, а землю твою и города уничтожу, словно зверь небывалый».

На следующий день, 22 июля, воевода Ярослава некий Буда начал насмехаться над польским князем, крича ему: «Вот мы проткнем тебе палкою брюхо твое толстое!»[12]. По словам летописца, Болеслав был крупным и толстым, так что с трудом мог сидеть на лошади. Он не вытерпел насмешки и сказал своим дружинникам: «Если вам это ничего, так я один погибну», сел на коня и бросился в реку. Войско поспешило за своим князем. Русские полки не ожидали такой внезапной атаки, растерялись и обратились в бегство.

Разгром был полный. По свидетельству Титмара Мерзебургского: «Тогда пало там бесчисленное множество бегущих». То же говорят и русские летописцы: «И иных множество победили, а тех, которых руками схватили, расточил Болеслав по ляхам». В числе погибших называют и воеводу Блуда (Буду).

Сам Ярослав с четырьмя дружинниками убежал в Новгород. Там он решил бежать в Швецию. Но новгородцы во главе с посадником Константином сыном Добрыни «рассекли ладьи Ярослава, так говоря: “Хотим и еще биться с Болеславом и со Святополком”. Начали деньги собирать: от мужа по 4 куны, а от старост по 10 гривен, а от бояр по 18 гривен. И привели варягов, и отдали им деньги, и собрал Ярослав воев многих».

Между тем бегство Ярослава открыло союзному войску Болеслава путь на Киев. Титмар Мерзебургский пишет: «Добившись желанного успеха, [Болеслав] преследовал разбитого врага, а жители повсюду встречали его с честью и большими дарами». Войско Болеслава шло через Владимир Волынский, Дорогобуж, Луцк и Белгород. Жители этих городов не оказывали сопротивления и признавали власть Святополка.

В начале августа 1018 г. поляки подошли к Киеву. Дружина Ярослава и наемники-варяги попытались оказать сопротивление. Но Болеслав не спешил со штурмом города, и вскоре защитники Киева сдались из-за нехватки продовольствия. Судя по всему, капитуляция была почетной.

14 августа союзники вошли в город. У собора Святой Софии (тогда еще деревянного) Болеслава и Святополка «с почестями, с мощами святых и прочим всевозможным благолепием» встретил киевский митрополит.

Что же касается Святополка, то он не хотел ни мира с Ярославом, ни присоединения Киевской земли к Польше. В «Повести временных лет» говорится: «Болеслав же пребывал в Киеве, сидя [на престоле]; безумный же Святополк стал говорить: “Сколько есть ляхов по городам, избивайте их”». Киевлян и жителей других городов, оккупированных ляхами, долго уговаривать не пришлось. Почти синхронно началось изгнание поляков. Однако непонятным образом Болеславу удалось уйти из Киева с большей частью людей, а также с награбленными драгоценностями. Знатные русские пленники — бояре Ярослава, жены и сестры — были отправлены в Польшу, видимо, еще раньше. Болеславу удалось сохранить за собой и Червенские города, приобретенные еще князем Владимиром Святым.

После ухода поляков Святополк стал киевским князем и тоже начал чеканить собственную серебряную монету. А тем временем мудрый Ярослав счел себя холостым и послал сватов к шведскому королю Олафу I Шётконугу. Летом 1019 г. в Новгороде состоялось бракосочетание дочери Олафа Ингигерд, принявшей христианское имя Ирина, с мудрым Ярославом.

Возникает резонный вопрос, с какой стати шведский король решил испортить жизнь дочери и отдать ее за нелюбимого человека? А ведь в 1015 г. Ярослав был всего лишь новгородским князем и бунтовщиком… Ларчик открывается просто: Ингигерд получила в качестве свадебного дара Альдейгьюборг (Ладогу). Причем получила не «в кормление», как это было в Московской Руси. Например, вдовая царица Мария Нагая с сыном получили «в кормление» город Углич. Ингигерд получил Ладогу в полное владение. После ее смерти Ладога должна была остаться за ее шведскими наместниками, что, кстати, так и случилось.

Новый тесть отправил Ярославу сильную дружину. Но Ярослав, по данным «Саги об Эймунде», считал своим основным противником не Святополка, а Бурислейфа, то есть Бориса. И с ним удалось покончить весной 1019 г.[13]. Войско Ярослава двинулось к Киеву. Навстречу ему шел, по русской летописи, Святополк, а по «Саге…» —Бурислейф (Борис). Последний провел несколько месяцев у печенегов и теперь вел печенежскую рать.

Эймунд правильно оценил ситуацию. Даже в случае поражения Борис через какое-то время вновь приведет печенегов. В такой ситуации Эймунд обратился к Ярислейфу: «Никогда не будет конца раздорам, пока вы оба живы». Ярослав оказался действительно «мудрым» и хитро ответил: «Я никого не буду винить, если он (Борис) будет убит».

Эймунд, его родственник Рагнар и десять варягов переоделись в купеческое платье и двинулись навстречу войску печенегов. Эймунд нашел близ реки Альты на дороге удобную для лагеря полянку. В центре полянки был дуб. По приказу Эймунда варяги нагнули верхушку дуба и привязали к ней систему веревок, примитивную подъемную машину, замаскированную в ветвях. Как и предвидел Эймунд, печенеги остановились именно в этом месте. Под дубом был разбит большой княжеский шатер. В центре шатер поддерживал высокий шест, украшенный сверху золоченым шаром. Ночью шесть варягов остались стеречь лошадей, а остальные во главе с Эймундом направились к шатру. Печенеги были утомлены походом и изрядно выпили перед сном. Варяги беспрепятственно подошли к шатру, накинули на верхушку шеста петлю веревки, связанной с дубом. Веревка, удерживающая согнутую верхушку, была перерублена. Дерево распрямилось, сорвало шатер и отбросило его в сторону. Эймунд бросился к спящему князю, убил его копьем и быстро обезглавил. Прежде чем печенеги опомнились, варяги уже бежали к лошадям.

По прибытии в Киев Эймунд принес конунгу Ярислейфу голову Бурислейфа: «На! Вот тебе голова, государь! Можешь ли ты ее узнать? Прикажи же прилично похоронить брата».

Конунг Ярислейф отвечал: «Опрометчивое дело вы сделали, и на нас тяжко лежащее. Но вы же должны озаботиться и его погребением».

Эймунд решил вернуться за телом Бориса. Как он правильно рассчитал, печенеги ничего толком не поняли и были поражены смертью князя и исчезновением его головы. Ясно, что не обошлось без лукавого. Во всяком случае, они в панике бежали, оставив тело князя на поляне.

Варяги Эймунда обрядили тело князя, приложили к нему голову и похоронили.

После бегства печенежской рати Ярослав овладел Киевом. Святополку пришлось уносить ноги. «И во время бегства напал на него бес, и расслабил суставы его. Он не мог сидеть на коне и несли его на носилках. Принесли его к Берестью, убегая с ним. Он же говорил: “Бегите бегом со мною, гонятся за нами”. Отроки же его посылали посмотреть: “Не гонится ли кто за ними? “ И не было никого, кто бы гнался по их следам, и продолжали бежать с ним… Ему невыносимо было оставаться на одном месте, и пробежал он через Польскую землю, гонимый божиим гневом, и прибежал в пустынное место между Польшей и Чехией, и там кончил бесчестно жизнь свою. Праведный суд постиг его, неправедного, и после смерти он принял муки окаянного… посланная ему богом смертельная рана безжалостно кинула его смерти, и по смерти он, связанный, терпит вечные муки. Стоит могила его на этом пустынном месте и до сего дня, и исходит из нее смрад жестокий»^{14}.