Литература наша — азербайджанская, советская — создавалась совокупным трудом многих прекрасных писателей. И заслуги их в отдельности несомненны. Они рассказали нам об истории рождения и строительства новой жизни. Они воспели интернациональную дружбу народов в годы революции и гражданской войны, защиты Родины от фашистского нашествия и мирного труда на заводах и фабриках, на колхозных полях и нефтяных промыслах.

Жизнь — это вечное движение. Годы уходят в прошлое, становятся страницами истории, «ожидаемое будущее» превращается в «сегодняшний день», принося новые поколения поэтов, прозаиков, драматургов — с новыми темами, образами, жанрами, ритмами.

К поколению писателей, вступивших в литературу с конца 50-х годов, утвердившихся в 60-е годы и продолжающих свой активный творческий путь сегодня, принадлежит и Акрам Айлисли.

Родившийся и выросший в деревне, Акрам Айлисли возвращается к ней как художник, стремится понять и осмыслить нравственно-психологический мир людей этой деревни, выразить в картинах и образах этические, философские, эстетические отношения «сельского человека» к действительности — к жизни и смерти, к труду как образу жизни, к обществу как целой системе «неписаных», веками сложившихся народных норм социального поведения, к природе, на лоне которой они живут.

Бузбулак — «Студеный родник» — так зовется это место. Все ведет к нему. Все отсюда отправляются в большой мир. Все возвращаются сюда же. «Потому что куда бы ни отправлялся человек, в Бузбулаке хоть какой ни на есть след он оставит непременно: род-племя его останется, деревья его останутся, дом ли, развалившиеся его стены останутся. Не было случая, чтобы кто-нибудь из бузбулакцев, переезжая куда-то, продал свой дом, свой двор. Это было бы неприлично. Это все равно, что навсегда потерять человеческий облик свой…»

Да, Бузбулак — это не только тот студеный родник, источник живой воды в деревне, это не только деревня. В художественном мире писателя Бузбулак приобретает особое социально-нравственное содержание, становится поэтическим символом родной земли. Бузбулак — колыбель Садыка, сына Наджафа, отдавшего свою жизнь в войну за этот Бузбулак, за сана своего Садыка, за всех бузбулакцев. В этом Бузбулаке Рустам-киши устраивает свадьбу дочери, и на этой свадьбе играет тарист Вели («Тарист»). Здесь умирает Зияд-киши от тоски по своему инжировому дереву, погубленному «собственной своей рукой» («Осень без инжира»). Здесь Мардан сочиняет «эпиграмму» на Биляндар-оглы, за что тот мстит Мардану, отравив его любимую собаку («Майский день»). Отсюда родом Аждар, прячущийся от наказания за «три тысячи», спасшие отца его возлюбленной, но превратившие его самого в затравленного беглеца («Сердце — это такая штука…»). Отсюда едет в город и сюда возвращается Самур, с блеском окончивший школу, но бросивший институт, в который так легко поступил, потому что не понравился Самуру город («Никудышный»).

Многие горожане оказываются выходцами из Бузбулака: Джанали-муаллим — честный, неподкупный преподаватель института («Сезон цветастых платьев»), Мирза Манаф, который «уехал из Бузбулака без малого сорок лет назад и, если не считать того комариного лета, всего один раз побывал в родной деревне» («Сказка о хрустальной пепельнице»). И даже профессор Джамшидов, который каждое жаркое лето проводит в тени бузбулакских деревьев, но так высокомерно и брезгливо относится к самим бузбулакцам («Сияние шести солнц»), И «знаменитый» писатель Салим Сахиб — тоже ведь отсюда родом, хотя, по его невольному признанию, вот уже сорок лет не смотрит в зеркало, чтобы не увидеть там бузбулакца («Деревья без тени»).

Да, разные люди — эти бузбулакцы.

«А у родника все по-прежнему.

— Мухтарова-то Камала в Москве видели. Крепко, говорят, руки нагрел. Четвертных в кармане целая пачка! Это еще что, говорит, в кассу сколько положено!..

— А про Якубова Рахиба в американской газете написано: книгу какую-то сочинил про атом…

— А Гафара Казимова прогнали. Деньги со студентов брал. Опозорил деревню, чтоб ему шею свернуть!..

— Слыхали, как Салман Хасанджанов исхитрился? И сам человеком стал, и братьев к себе перетащил. В Сумгаите теперь живут, как сыр в масле катаются!..

А родник все журчит…»

Это — из «Сказки о серебряных щипчиках».

Да, разные люди живут в Бузбулаке, разными бывают бузбулакцы и за бузбулакскими пределами.

Но Бузбулак — один, единственный. Это самое лучшее, самое красивое, самое дорогое место на всем белом свете. Потому что Бузбулак — это ведь родина, родная земля, а Акрам Айлисли — ее певец, ее ашыг. Герой рассказа «Сезон цветастых платьев» Джанали-муаллим иногда «ловил себя на мысль, что Бузбулак действительно прекрасен, что только там и жить человеку… Бузбулак… был прекрасен еще и тем, что он просторен, очень просторен, нет ему ни конца, ни края. И древний он. И хлеб в нем пекут самый вкусный, и вода там самая чистая!»

Какими бы ни были люди деревни в глазах горожанина или «бывшего» бузбулакца, для героев Айлисли, близких ему по мироощущению, деревня остается олицетворением народной мудрости, народных норм и представлений о добре и зле, нравственности и безнравственности, человечности и душевной черствости.

Идея эта проходит через все произведения писателя, но заостренно она выражена в повести «Сияние шести солнц», устами Теймура, сына сельского учителя. Окончив вуз, оставшись в городе, Теймур посвящает себя науке. Но он не из тех, кто спешит забыть свое «деревенское прошлое». Теймур и диссертацию пишет, желая осмыслить представления своих односельчан в «нравственных ценностях». И в переживаниях, беспокойных размышлениях его слышится, конечно, тревожный голос самого Акрама из села Айлис. На иронический вопрос одного знакомого — «А много ли в сегодняшнем Бузбулаке осталось тех мужчин, о которых ты говоришь?» — Теймур отвечает: «Вот я и хочу, чтобы и после этих настоящих мужчин в Бузбулаке остались их наследники, чтобы продолжалось их поколение…»

Герои Акрама Айлисли (любимые герои), в общем, действительно, не очень жалуют город. Людям деревни как-то неуютно в городе. Городская сутолока гнетет их. Попав в город, они тоскуют по деревне. Конечно, и, в деревне есть свои проблемы. И все же Бузбулак есть Бузбулак. Когда герой «Деревьев без тени» вспоминает деревню, вся душа его наполняется белым-белым светом. Тем светом, который распространяется от белых-белых цветков вишневого дерева, которое растет у окна его дома.

А как любят свои деревья бузбулакцы! Бабушка Садыка («Люди и деревья») считает святотатцем того, кто поднимает руку на старое тутовое дерево, потому что старость нельзя оскорблять! А для юного Садыка айвовое дерево в цвету оборачивается красивой молодой женщиной. «В одно весеннее утро айва расцвела, и в это же весеннее утро учительница Лейла пришла в школу в белом-пребелом платке. И когда, вернувшись из школы, я взглянул на айву, перекинувшую через стену слепящие белизной ветки, я сразу понял, что она — девушка, и как я этого раньше не понимал!»

Вот почему и название повести «Деревья без тени» приобретает иной, глубинный смысл. Это и «люди без теней», люди завистливые, кичливые, жадные, радующиеся только чужому горю, готовые ради карьеры отказаться от всего, что в народном представлении свято, дорого, чисто — от дружбы, верности, любви, чести, достоинства. «В тот вечер, там, на бульваре, — вспоминает герой повести, — мною была создана новая философия — философия „людей без тени“. И в этом списке людей без тени были пока Гияс, Фаик-муаллим, и еще, что скрывать — мой знаменитый земляк Салим Сахиб. Потом этот список стал расширяться, люда, вошедшие в него, не забывались мною, хотя постепенно стал путать их порядковые номера. Людей, лишенных теней, вначале я как-то жалел. Потом, правду сказать, стал немножко остерегаться…».

Да, не все однозначно, однотонно в художественном мире Акрама Айлисли. Он, этот мир, сложен. Где-то краски художника импрессионистичны: прозаик — он лиричен сквозь юмор, сквозь иронию, даже сквозь сарказм, когда он прямо-таки преследует ненавистных ему неискренностью, двуличием, душевной окаменелостью людей.

Подробен Акрам Айлисли. Но не как бытописатель, а как эпический певец, влюбленный в каждый описываемый предмет. И нет у него ни традиционной восточной экзотики, ни традиционного восточного дидактизма, ни заигрывания в «народность». Стиль его настолько оригинален, своеобразен во внутренней ритмике фраз, варьировании мотивов и образов, что я бы ввел в литературоведческий обиход понятие «акрамовский стиль».

Талант Акрама Айлисли — добрый и светлый, простой и честный, как люди и деревья, горы и солнце Бузбулака. «Повести и рассказы» — его приглашение читателям в тот мир — мир людей и деревьев, гор и солнца Бузбулака.

Ариф Гаджиев