По поводу сложности. Собственно, почему серьезные вещи должны быть легким? Кто сказал, что понимание серьезных проблем не требует медленного чтения и труда ума и души? Не случайно Гегель в ответ на просьбу Конта изложить суть своих сочинений популярно, в одном томе и по‑французски, ответил: «Моя система не излагается ни популярно, ни кратко, ни по‑французски». Иными словами, есть вещи, о которых можно сказать только на определенном языке («субстанция», «функция» и т. д.).
Если говорить об увлекательности, о том, что особенно введение и работу, «затравка» не должны быть скучными, а должны завлекать и «вести, но не уводить», то на это я отвечу словами писателя и ученого Умберто Эко из его маргиналий к «Имени Розы»: «Тот, кому предстоит читать книгу, должен сначала войти в ее ритм. Если ему это не под силу — значит, ему не под силу и прочесть книгу. Такова очистительно‑испытательная функция первых ста страниц. А кому не нравится — тем хуже для него, значит, ему на гору не влезть. Входить в книгу — это вырабатывать дыхание, наладить шаг, настроиться на заданный ритм. Первые сто страниц играют решающую роль в сотворении читателя» (16).
Я согласен с У. Эко. Правда, в отличие от его книги здесь «чистилище» занимает меньше места. Это — не самая высокая гора. Так, холмик.
Наконец, об уместности обращения к Марксу. Так что же поделаешь, если больше всех о противоречиях капитализма писал этот человек, и написанное им уже давно стало западной или даже буржуазной интеллектуальной традицией? И если именно эта традиция дала сильные антикапиталистические результаты не только на практике, но и в теории? Мне вспоминается выступление Теодора Шанина на международной конференции по аграрно‑крестьянским проблемам в июне 1990 г. Он сказал (цитирую по памяти) следующее: «10 лет назад вы, советские ученые, говорили: «Маркс — гений, а Чаянов — дурак». Тогда западные ученые не отдали вам Чаянова. Теперь советские ученые говорят: «Чаянов — гений, Маркс — дурак». И теперь мы, западные ученые, не отдадим вам Маркса».
Шанин, защищая Маркса, совершенно прав: он защищает свою, кровную, западную интеллектуальную традицию от варваров, которым все равно, кто — враг, кого приносить в ритуальную жертву, главное — приносить; главное — образ врага, ритуал. Суть — дело десятое. Смена вех.
Марксизм — составная часть идейной и интеллектуальной традиции Запада, капиталистического общества. Он — элемент треугольника «консерватизм — либерализм — социализм (марксизм)». До тех пор пока будут существовать западная цивилизация и капитализм, будет существовать и марксизм, если не как идеология, то как интеллектуальная традиция. Большинство интеллектуальных прорывов в социальной мысли XX в. так или иначе связано с марксизмом. От этого никуда не уйти, даже если очень хочется. Дав в свое время неплохие (для того времени) результаты в анализе капитализма, марксизм как антикапиталистическая теория, методологически — по части анализа некапиталистических форм — не только не уступает иным интеллектуальным традициям, но и превосходит их. Более того, анализ с помощью марксистской интеллектуальной традиции антикапиталистических и вообще некапиталистических форм, включая сам марксизм как идеологию и практику, позволяет понять в этих формах то, что либеральные схемы неспособны объяснить в силу своей капиталоцентричности. Помимо прочего, эти процедуры способствуют вытеснению идеологического содержания из марксистской традиции. Я думаю, это вообще единственно возможный путь борьбы с марксизмом в частности и с идеологией вообще. Только либеральная интеллектуальная традиция способна окончательно подорвать либерализм как идеологию; только консервативная — консерватизм. Таким образом, окончательная, положительная деидеологизация современного знания и мира требует, во‑первых, обособления интеллектуальных традиций от идеологии; во‑вторых, объединения этих традиций на единой основе, которая будет лежать вне каждой из указанных идеологий и в то же время не будет чуждой их традициям мысли, напротив, будет общей и объединит их. Создание такой идеологии, которое и есть задача «номер один» Севера в противостоянии Югу, биосфере и самому себе, становится необходимым условием побед в XXI в. Для Севера я называю такую «идеологию» (или «комплекс практических идей», хорош и термин А.Зиновьева «практическая идеология» — см. 4) оксидентализмом. Структура ее мне в целом ясна, но это не тема данной работы.
Пожалуй, первым, кто обратил внимание на несовпадение субстанции и функции капитала, был Гегель. Как заметил В.Крылов, Гегель исследовал эту проблему социальной ткани капитализма как сугубо логическую. Маркс перевел анализ на уровень социально‑экономических процессов. Однако, поскольку его самого интересовал прежде всего капитал‑субстанция, почти все, связанное с функцией и ее несовпадением с субстанцией, стало либо побочным в основных текстах, либо осталось в черновиках, в получерновиках, в подготовительных работах. Хотя все это опубликовано и логика Маркса совершенно ясна.
Макс Вебер, в противоположность Марксу, интересовался прежде всего функцией капитала (государство, бюрократия), а не ее соотношением с субстанцией (производство, собственность). Значительно ближе к сути подошел его брат — Альфред Вебер, но его интересовал только философский аспект проблемы. В самой марксистской традиции рубежа XIX–XX вв. анализ несовпадения субстанции и функции капитала пресекся. Сциентист и по сути позитивист Энгельс, похоже, эту проблематику вообще не улавливал. Плеханов и Каутский — мыслители жестко заданных одноплоскостных координат — тем более.
Отчасти к проблеме несовпадения субстанции и функции капитала вышла Роза Люксембург. Отчасти — Ленин. Но Ленин к этой проблеме обратился интуитивно, как практик, как политик: сначала порвав с меньшевиками (и в их лице — с социал‑демократической традицией), а затем создав «партию нового типа» и заложив после большевистского переворота фундамент властной организации коммунизма (практическое руководство по овладению функциями и формами капитала, оторванными от субстанции и содержания, — «Государство и революция»). И у Сталина можно найти мысли по сути об интересующем нас несовпадении, но на уровне фрейдовских приговорок о практике «строительства коммунизма». Однако в целом и Сталин, и коммунисты, и социал‑демократы, и либералы не желали видеть несовпадение субстанции и функции в качестве системообразующего противоречия капитализма. Они чувствовали (и правильно), что признание этого ставит под сомнение линейно‑универсалистские выводы относительно будущего и вытекающие из них политические рекомендации относительно настоящего. Ведь несовпадение субстанции и функции придавало самой универсальности истории и мира имманентно неоднородный, как минимум «двухсоставный», характер. Ну а с линейным прогрессом признание несовпадения делало то же, что с традиционной геометрией геометрия Лобачевского.
Аналогичное положение складывалось и в либеральной традиции. Неудивительно поэтому, что если проблема соотношения субстанции и функции капитала и появлялась, то происходило это случайно, по ходу решения других проблем (как у Й.Шумпетера, К.Поланьи, Х.Зедльмайера) или чисто эмпирически (И.Валлерстайн).
Косвенным путем и не осознавая этого, к проблеме несовпадения функции и субстанции капитала на своем материале и под углом своих интересов вышли некоторые представители, условно говоря, либерально‑консервативной и консервативной традиций; А.Хомяков, А.Герцен, К.Леонтьев, Н.Данилевский, О.Шпенглер, в меньшей степени А.Тойнби. Но у них не было языка, адекватного современному им капитализму, на котором можно было бы сформулировать эту проблему и даже узнать о ее существовании.
В советской науке проблема несовпадения субстанции и функции капитала мелькнула в методологических спорах в ходе дискуссий об «азиатском» способе производства. В период позднего коммунизма, точнее в 70–80‑е годы, над несовпадением субстанции и функции капитала как теоретической проблемой много и плодотворно работал В.Крылов. Однако его верная теоретическая позиция находила выражение в таких формах, которые иногда внешне совпадали с официальной пропагандой. А потому казались малопривлекательными, особенно для вульгарно‑либерального сегмента советской науки, смыкавшегося в своем восприятии проблемы с вульгарными марксистами. Неудивительно: abyssus abyssum invocat («бездна бездну призывает»). Конкретным проявлением несовпадения субстанции и функции на периферии капиталистического мира — многоукладностью — много и плодотворно занимался В.Растянников.