Однако визиты жандармов участились. Они приходили в отсутствие Рихарда (видимо, слежка за ним велась уже по всем правилам), подолгу расспрашивали о его делах: куда он ездит, кто к нему приходит, чем занят вечерами. Я, как умела, отводила подозрения шпиков. По тревога, поселившаяся в сердце, уже не покидала меня... Ищейки шли по его следам» 25.

Зорге и его товарищи чувствовали, что за ними следят. Каждый из них мог еще спастись, но никто об этом и не помышлял. Все понимали, что наступил такой мо: мент, когда забота о собственной безопасности должна отступить на задний план. В этих условиях особенно ярко проявилась высокая идейная убежденность членов группы Зорге, их верность избранному пути.

Нтоку Мияги, сжигаемый застарелым туберкулезом, ни в чем не желал отставать от своих товарищей. Как и у других соратников Зорге, источником его силы было страстное стремление выполнить добровольно возложенную на себя миссию до конца. Впоследствии, находясь в тюрьме, Мияги заявил своим палачам: «Понимая, что эта деятельность со всемирно-исторической точки зрения имеет важное значение, а также, что ее главная задача заключается в том, чтобы избежать войны между Японией и СССР, я принял решение вступить в организацию как простой ее солдат... Я принял участие в ней, отдавая

24 Там же, стр. 102 101.

Етоку Мияги, Токио, 1941 г.

себе отчет в том, что в военное время буду приговорен к смерти» 26.

Хоцуми Одзаки принадлежал к тем немногим, перед которыми была открыта дорога к достижению блестящего положения в государственном аппарате милитаристской Японии. Но он видел свое назначение в том, чтобы бороться против японского милитаризма, а не служить ему. Хоцуми Одзаки вступил на этот тяжелый путь, сознавая опасность, которой он подвергался. В одном письме из тюрьмы он признавался жене Эйко, что «предвидел последствия своей деятельности с самого начала»27.

Сначала все арестованные были доставлены в полицейские участки по месту жительства. Но в тот же день их переправили в токийскую тюрьму Сугамо и поместили в одиночные камеры. Зорге отвели камеру № 20, нахо

диашуюся на втором этаже. Лишь Хоцуми Одзаки про держали в полицейском участке Мэгуро в одиночной камере до 1 ноября. Затем и его перевели в Сугамо и поместили во второй корпус, в камеру № 1128. В этих камерах, напоминавших узкие каменные мешки, всю утварь которых составляла брошенная на пол грязная циновка с одеялом да стоявшая в углу зловонная параша, Зорге и Одзаки провели последние три с лишним года своей жизни.

По, став узником токийской тюрьмы Сугамо, Рихард Зорге не прекратил борьбы. Нет, это не было пассивным ожиданием решения своей участи! Опубликованные в Японии материалы следствия показывают, что Рихард Зорге упорно добивался, чтобы рассмотрение дел участников его организации велось в рамках соблюдения хоть какой-то законности.

До ареста Зорге, Вукелича и Клаузсна допросы арестованных членов группы — японцев Одзаки и Мияги — вели сотрудники токко из сектора, ведавшего наблюдением за «левым движением». Когда же полицией были схвачены иностранцы, к расследованию были привлечены также чиновники иностранного сектора токко29.

Па первом этапе следствия между кэмпэйтай и токко совместно с органами гражданской прокуратуры возникло своего рода соперничество. Токко и стоявшие за ее спиной министерства внутренних дел и юстиции стремились оттеснить кэмпэйтай, подчиненную военному министерству, и целиком забрать в свои руки столь «перспективное» дело. В случае удачного завершения все чиновники, имевшие к нему то или иное отношение, могли рассчитывать на повышение, получение наград и т. д.

Но расчетам следователей токко, варварские условия, в которых находились Зорге и его товарищи, должны были подорвать их жизненные силы и сломить их волю. В отношении подследственных, особенно политических, широко применялись изощренные пытки. Многие японские, а также другие зарубежные авторы пишут, что таким пыткам подвергались и арестованные по «делу Зорге».

Макс Клаузен в Японии

Обращает на себя внимание, например, упоминание японского прокурора Ёсикава о плохом состоянии здоровья Зорге в течение недели, последовавшей после его ареста. Оно было настолько плохим, что Ёсикава пришлось специально посетить тюрьму, ' чтобы установить, «позволяет ли его (Зорге. — С. Б.) состояние продолжать следствие» 30.

Многие авторы справедливо считают, что состояние здоровья Зорге было самым непосредственным образом связано с применением пыток при допросах. Примечательно в этом смысле также сообщение Ёсикава, сделанное им в 1950 г. на заседании комиссии по расследованию антиамериканской деятельности палаты представителей конгресса США31. Он сказал, что инспектор токко Хидэо Охаси, который лично вел дознание, получил пред

Анна Клаузен в Японии

писание «свыше» во что бы то ни стало «сломить сопротивление Зорге» к 25 октября32. Поэтому можно себе представить, какими только способами не пользовалась токко, лишь бы вырвать у Зорге «признание».

Ряд японских авторов утверждает, что Хоцуми Одзаки подвергся пыткам в период двухнедельного пребывания в полицейском участке Мэгуро33. «За эти 15 дней Одзаки, весивший более 70 кг, потерял около 8. По одному этому можно судить о том, как протекали допросы»34, — пишет Хоцуки Одзаки.

О применении жестоких пыток к арестованным свидетельствует их высокая смертность. Так, из 17 человек, обвиненных в принадлежности к организации Зорге! 6 умерли в тюрьме —либо в процессе следствия, либо вскоре после вынесения им приговора зё. Ко времени ареста все они, за исключением Мияги, были в расцвете сил и здоровья. Несомненно, что пытки преждевременно свели многих из них в могилу.

Известие об аресте Зорге прозвучало в германском посольстве как гром среди ясного неба. Оно произвело на всех ошеломляющее впечатление. Не занимая в посольстве какого-либо официального положения, журналист Рихард Зорге благодаря своей эрудиции ученого и славе глубокого знатока проблем Дальнего Востока был близким другом посла Отта и считался его негласным политическим советником. Статьи Рихарда Зорге, публиковавшиеся в германской прессе, читались в высших сферах Берлина с не меньшим вниманием, чем политические донесения самого посла. Кроме того, этот человек слыл стопроцентным нацистом и был в прекрасных отношениях с самим полковником Мейзиигером — представителем гестапо при посольстве. И этот человек вдруг арестован японской полицией?! Никто не мог в это поверить. Не мог поверить этому и Отт. Он тотчас же направил решительный протест только что вступившему на пост премьер-министра генералу Тодзио и потребовал немедленного свидания с Зорге 36.

Японским властям, разумеется, было хорошо известно, какое положение занимал Зорге в германском посольстве. Еще в период подготовки арестов членов группы в японских правительственных «верхах» высказывались опасения, как бы опрометчивые действия японской полиции не привели к нежелательным осложнениям во взаимоотношениях Германии и Японии. Поэтому план арестов членов группы стал предметом тщательного обсуждения в руководящих юридических и полицейских органах.

Вот как об этом рассказывал впоследствии один из старших чинов токко, руководивших подготовкой (очевидно, это был инспектор Хидэо Охаси) арестов участников группы Зорге: «Поскольку контуры всей организации (Зорге. — С. Б.) были уже выявлены, я, понимая,

35 «Материалы по современной истории. Дело Зорге», т. III,

что это нелегкое и очень важное дело, стремился захьа тить полностью все вещественные доказательства: радиопередатчик, фотоаппараты и т. д. Кроме того, я опасался возможности побега. Приняв решение, я доложил о разработанном способе арестов в высшую инстанцию.

Однако Одзаки входил в состав «мозгового треста» третьего кабинета Коноэ, а Зорге являлся советником германского посла. Кроме того, оба они были известными журналистами. Поэтому имелось опасение: если как-нибудь неумело коснуться Зорге, то этим можно вызвать раздражение со стороны Германии. Кабинет Коноэ был уже на грани падения, и, видимо, поэтому министры внутренних дел и юстиции этого кабинета, а также высшие чины прокуратуры не очень-то спешили дать свою санкцию. Тогда я позвонил начальнику идеологического отдела прокуратуры Накамура и настойчиво потребовал решения вопроса» 37.