— А сколько их было?

— Все тута, сколько ни было. Вот с тех пор и зовут меня хозяином болота. Моё это болото. Моя вотчина. Царство моё! — Антипа горько усмехнулся, и Петька увидел, какой он старый. Как по-стариковски сутулится его спина, как набухли вены на руках.

— Антипа Андреич! — сказал он. — Приезжайте к нам в город! В гости.

Старик растёр грудь холщовым длинным рушником.

— Нельзя мне! — сказал он и погладил Петьку по голове. — Нельзя мне. Какой же я хозяин, если я хозяйство брошу. Мне моё болото нельзя бросать. А то его начисто разорят. Здесь дичь непуганая, её моментом всю перебьют. Людишки, они жалости не знают. Хорошо, сейчас волки появились, так народ аккуратнее стал ходить: опасается. Вот его, народ-то, так и надо — страхом держать.

Не понравились Петьке эти слова. Но возражать он не стал, да и не знал, что возразить.

После бани они долго пили чай. И Катя тоже поднялась и сидела с ними за столом. Помогло Антипово лекарство. А ещё больше помогла еда и уверенность, что теперь они выйдут отсюда.

— Ну ладно! — сказал после чая Петька. — Пойду в читальню опись составлять.

— Какую опись?

— Книги перепишу, какие тут есть, для музея…

Антипа вдруг нахмурился.

— Зачем это? Глумиться! Мало тут коробейников этих ходит, у бабок прялки выманивают?! А книги не прялки — это мысль человеческая! Я тебе ни одной книги стронуть не дам.

— Так ведь они пропадут тут! — пытался возразить Петька.

— Пусть лучше пропадут, чем шаромыжникам каким-нибудь достанутся.

Антипа взял мальчишку за плечи.

— Всё, что видел тут, забудь! Никому рассказывать не смей! Да тебе никто и не поверит. Скажу, что, мол, замерзали ребята, а я вас в Гончаровке отыскал. Где эта Гончаровка — ведь тебе тоже неведомо! Есть такая — три дома пустых. А тропу к болоту только я знаю! Ни тебе, ни кому другому не найти!

Глава семнадцатая

Вон из нашей деревни!

Антипа Пророков был прав. Как ни старался Петька запомнить дорогу, не запомнил. Уж больно много было поворотов. Порой охотник останавливался и начинал считать шаги.

— Пятнадцать вправо, семь прямо, двенадцать направо… — шептал Петька, но запомнить этого не мог.

В серых сумерках, в снегопаде всё болото было ровным, белым и одинаковым. По каким приметам вёл его Пророков, Петька понять не мог.

Встретили их как выходцев с того света. Бабушка готова была задушить Петьку, обнимая, дед прослезился и уговорил старушку устроить ему особливое угощение.

Катя расхворалась всерьёз. И Орлик на болоте простудился и так страшно кашлял и хрипел, что было в горнице слышно.

Все: и милиционер из района, и отец Катин — поверили, что ребята ночевали в Гончаровке. Хотел Петька сказать, что это неправда, но глянул на сутулую спину Антипы и не сказал. «Выйдет, я говорю правду, а этот старый человек — врун?» — решил Столбов. Он-то знал, каково быть вруном.

На следующий день он проснулся, как всегда, от беготни Лазера, от вздохов бабушки, от визжания дедовского станка.

Петька удивился, как это он жил раньше без бабушки и дедушки, без деревни.

— Дедунь, — попросил он сразу же, как явился после завтрака в мастерскую, — а дай мне резать попробовать…

Дед засуетился, вытирая рукавом резец, разгребая ногами стружки:

— Ну-ко, ну-ко…

Петька взялся за дрожащую сталь. Дед обнял его и положил свои крепкие узловатые руки поверх Петькиных.

— Давай, милай, полегонечку… Аккуратно веди от плеча. Помаленечку. Ровненько, ровненько. Веди, веди…

Петька припомнил, как в первом классе, когда мама учила с ним уроки, она вот так же приговаривала: «Веди, веди, веди…» И он взмок от усердия.

Несколько первых заготовок он запорол. Резец вдруг вырывался из рук — и получалась такая зазубрина, что всё шло насмарку. А один раз Петька чуть себе глаз не выбил.

— Отдохни, отдохни, — сказал дед, усаживая запыхавшегося Петьку. — Ничего! Не враз Москва строилась, научисси…

И ловко и спокойно стал исправлять то, что наковырял мальчишка.

— Дело-то нехитрое, — приговаривал старик, — а сноровки требует. Надо помаленечку, не торопясь; веди резец, как песню…

Петька залюбовался им. Щуплый, с остренькими плечишками и тонкой морщинистой шеей, дед был удивительно ловким. Резец, такой непослушный в руках Петьки, совершенно покорялся деду. Дед вырезал посуду, словно лепил её, отсекая всё ненужное.

— Дедунь! — сказал Петька восторженно. — А ведь ты художник!

— Эва! — засмеялся старичок. — Хватил! Художник! Я и расписывать-то не умею как надлежит, а резать да точить — это ума не надо.

— Это талант надо! А рецепт, как краски делать, я тебе достану!

— Ну-ну-ну. Достань! Вот все химии-физики изучишь — и достань!

— Тут химии да физики мало, — сказал Петька задумчиво. — Тут надо историю знать!

— Это точно! А мне бы топором способнее. Нам хошь избу скласть, хошь часы починить, только в часах топором не развернёсси… — Старик сказал старинную прибаутку.

Столбов вспомнил обветшавшие избы скита, провалившуюся стену. «Вот бы кого на реставрацию поставить…»

— Мир дому сему! — Он даже вздрогнул от этого знакомого приветствия. На пороге стоял Антипа.

— Антипушка, гостенька дорогой, — захлопотал дед Клава. — Милай ты мой, не забыл, вспомнил, сейчас мы тя к столу…

— Не сепети, Клавдий! Я к тебе за делом. Малого твово хочу взять. Работа есть.

— Кака-така?

— Он у тебя на лыжах знатно бегает. Вот ему дело и есть — осины со мной для лосей валить… Согласный? Лесничество оплатит.

— Согласен! — выдохнул Петька.

— Вот и ладно! — нахлобучил шапку Антипа.

Они до темноты ходили тропами, ведомыми только Пророкову. Выбирали осины посочней и, подрубив с одного края, брались за двуручную пилу.

— Ты от себя-то не толкай! — приговаривал Антипа. — Ты только на себя тяни, а потом отпускай и ровней веди!

— Мы ведь хорошие деревья губим! — сказал Петька, когда они уселись на срубленный ствол закусить ледяным молоком и хлебом.

— Не губим, а спасаем! — улыбнулся Антипа. — Этого дерева лосю надолго хватит. Он его по всей высоте обгложет, а так только бы у корня. Там и кора хуже, и больше деревьев загубил бы. Да ещё сосёнками молодыми стал бы лакомиться — верхушки сгрызать. А так и сыт будет, и лес цел. Ну-ко…

Он встал и замер.

— Идут!

Тёмная тень с хрустом двигалась по лесу.

— Становись с подветра! — прошептал Антипа.

Они быстро обежали поляну так, чтобы ветер дул на них.

— Смотри!

На белый чистый снег вышли лоси. Их было пять. Впереди шёл огромный величественный старый самец. Он остановился, чутко принюхался и пропустил остальных вперёд. Два голенастых лосёнка принялись за только что срубленную осину, а старик стоял, высокий, сильный, мощно вдыхая морозный воздух.

— Вот это да! — сказал Петька, когда они отошли на порядочное расстояние. — Красота-то какая!

Антипа только усмехнулся.

На Петьку напал приступ разговорчивости, он говорил и говорил.

— Вы знаете, я никогда не видел диких зверей. Они необыкновенные. Спасибо вам большое, что вы меня взяли с собой! Вы не смейтесь, что я говорю много.

— Я не смеюсь, — ответил старик. — Чего смеяться…

Они вернулись в сумерках. В избе деда громко играла гармошка. Они вошли в горницу, и Петька увидел своих попутчиков по поезду.

— Петяша, — обрадовался дед. — Вот ко мне покупщики пришли. Работу мою покупают.

— Да уж выручим тебя, старик! — сказал длинноволосый парень в свитере, разливая водку и тыча вилкой в капусту. — Пятак штука!

— Да что ты, милай, да побойся бога! По пятаку — это ж насмешка над моим трудом!

— Как хошь! — сказал покупщик и опрокинул в глотку стакан. — Кому твой товар нужен? Так, для любителя, и всё. Больше пятака не могу. Это ж деревяшки. Вот иконы если б, тогда по трешнице за «доску»…