— Извините. Боже. Я не хотел… Стив. Привет.

Стив Пул. Когда-то его звали Стив Пул, теперь — только Стивен Джей Пул, сенатор Пул, полицейский-герой, спортсмен в инвалидном кресле, мистер Наказание с большой буквы «Н».

— Рад тебя видеть. Сто лет не встречались, — у Пула было крепкое рукопожатие. Он окинул Каллена взглядом: — Ты хорошо выглядишь. Как твоя нога?

— Все нормально. Не так уж болит. Вообще-то побаливает. (Единственное средство от боли в ноге — это пиво. Три бочонка пива. Или даже девять. Сколько я могу выпить зараз, Энн? Не забудь сообщить Конни, она ведет подсчет.)

— Жаль, что так вышло с Циммерманом, — сказал Пул. — Ему вообще-то везло, как мало кому везет. Однажды… это забавно, — Пул даже не обернулся. Ему не надо было этого делать. Он просто слегка кивнул головой, и возле него тут же появились его телохранители. Трое разодетых по последней моде мужиков, готовых исполнить любую прихоть босса и смеяться до упаду надо всем, что он хочет считать смешным. Один из них был тем самым парнем, которого Ник Альберт видел в баре «Глейд» здоровающимся с Полом Мессиной и Карлтоном Вудсом. Альберт говорил про него: такой лысый, как бильярдный шар, водит машину Пула, возит его в инвалидном кресле и все такое, зовут его Ларри или Гарри, что-то в этом роде.

— Это было в Центре прошлой весной. Я взял с собой своих избирателей, чтобы познакомить их с Хриньяком. Хотел посмотреть на их лица, когда он скажет им, что ключевые посты все еще занимают порядочные люди…

Телохранители Пула заржали, но он тряхнул головой, давая им понять, чтобы они заткнулись, — рано было еще смеяться, он еще не дошел до смешного.

— Позже прошелся по депараменту, чтобы повидаться со старыми знакомыми. Встретился с Масом, Статосом, Бролином, Ричардсом. В лифте столкнулся с Циммерманом. Он говорил тебе об этом? Забавно, очень забавно. Я сказал ему: «Правда ли, Цим, что ты собираешься скупать потребительские товары на рынке? Смотри, как бы ты не откинул копыта от перенапряжения», — голова Пула замерла, он дал понять телохранителям, что скоро будет очень смешно. — Циммерман сказал: «Раз уж ты об этом заговорил, — я только что получил предложение рекламировать товары, у меня ведь есть два таланта — я охраняю закон и порядок и являюсь отличным покупателем». Я сказал: «Ты не врешь?». Я считал, что это вполне возможно. Почему бы и нет? У него была интересная внешность, хорошая работа, представители фирмы «Девер», которые предложили ему заниматься рекламированием товаров, очевидно, не прогадали бы. Циммерман сказал: «Последняя книга, которую я читал, был каталог „Патагония“». Черт, как же я смеялся, — и сенатор сдержанно захихикал, прикрывая рот детской кожаной перчаткой.

Телохранители ничего не поняли. Что за Патагония? Они стояли и молчали как дураки, напрягая и напрягая мозги. Наконец они засмеялись, так громко, что Пул был вынужден прервать их хохот, тряхнув головой еще раз.

Каллен улыбнулся. Шутку о фирме «Девер», какой бы она ни была, пустила в ход Энн. Ей нравился Циммерман, и она считала, что Каллен злоупотребляет его безотказностью. «Умение делать покупки в Нью-Йорке — это школа жизни, — говорила она, — так почему бы не быть первым в очереди. Всякие ничтожества, как мы называли их в школе, идут не в ногу с жизнью. Вы из их числа: вы ходите за покупками в магазин „Моэ Гинзбург“, вы идете в „Менси“ и „А и С“, и называете это — делать покупки. Это всего лишь трата денег. Вы должны чувствовать вещи, которые покупаете, вступать с ними в чувственную связь». (Каллену казалось, что теперь он начал понимать, что она имела в виду). «Вы должны вступать в чувственную связь с вещами, которые покупаете, как вступаете в чувственную связь с хорошей квартирой, хорошим автомобилем…»

— С тобой, — перебил ее Каллен, чтобы покончить с этим.

«Раз уж ты заговорил об этом, — сказала тогда Энн, — я хочу сказать тебе, что Нейл — фанатик. Если он встретит хорошую женщину, то будет ей фанатически предан. Он похож на бабника, но в глубине души он женопоклонник. Я только что придумала это слово».

— Итак, мы обречены на потребительство? — спросил Каллен.

Энн рассмеялась, но в ее глазах было разочарование из-за того, что он хотел срезать ее.

— Был рад тебя видеть, Стив, — сказал Каллен, покидая Пула. — Счастливо.

— А, Джо… — эти недоговоренности были словно петли. Стоило ему сделать полшага в сторону, и он оказывался в петле. — Джо, без дураков, ладно?

Каллен и не думал притворяться. Ладно, он наполовину притворялся. Он желал счастья Пулу, но он не рад его видеть. Каллену было неприятно видеть Пула, ощущать его рукопожатие, слышать его сочный баритон. Он был средоточием банальности. Те самые репортеры, которые писали о «море синего цвета» на кладбище, часто рассказывали в своих статьях о Пуле. Они утверждали, что он выглядит как кинозвезда (еще одно общее место), что ум у него острый как клинок. Пул издал бестселлер под названием «Схватка со смертью». И он действительно был близок к смерти однажды несколько лет назад во время этой перестрелки на улице. Смерть тогда приняла образ солдата-отпускника, навещавшего родные места и вооруженного «Вальтером П-38». У смерти была безумная идея — очистить окрестности от торговцев крэком, промышляющих в этом районе. А детектив второго класса Стив Пул как раз внедрялся в ряды этих торговцев, пытаясь пронюхать, где они достают наркотики. Он оказался не в том месте и не в то время. Он хотел смотаться, но получил пулю в спину из «вальтера», которым владела смерть, уже поразившая двух торговцев крэком перед тем, как саму смерть грохнул дежурный полицейский, первым подкативший к месту происшествия на машине. Это был, кстати, салага, который работал в полиции всего три дня.

Одна из пуль не причинила большого вреда Пулу, но другая прошла рикошетом через позвоночный венчик и, раздробив его на три части, вошла в позвоночник. Была задета спинная связка, поражена деятельность центральной нервной системы. Он не мог мочиться, не мог ходить по-большому, не мог бегать, прыгать. И он не мог совокупляться. И ходить. Пока врачи решали, что же еще он может, ему делали укол за уколом, вставляли в его тело разные трубки и катетеры. Его пичкали лекарствами и витаминами. Он худел. При помощи компьютера обследовали деятельность его сердца, легких, мозга. Они работали неплохо. Но нижняя часть его тела была полностью парализована из-за поражения спинной связки.

Каллен прочитал «Схватку со смертью», книжицу в бумажном переплете, когда после ранения провел неделю в госпитале. Проглотил за один день, на одном дыхании, и уже начал перечитывать, когда Энн заметила ее, лежащую на столе.

— Кто дал тебе эту книгу?

— Маслоски.

— Что он думает о ней?

— Он считает, что нам нужно знать, на что мы идем.

— Он так сказал? Какой ужас.

— Он сказал, что со всеми нами может случиться такое.

— Хорошо. Извини. Он говорил это от чистого сердца… И все же, — она взяла «Схватку со смертью» и положила на стол книгу, которую принесла с собой, — «Лето 1949» Дэвида Хальберстрема. Хальберстрем утверждал в предисловии, что он проинтервьюировал всех живущих в настоящее время актеров (и, вполне может быть, он это сделал), но ветераны экрана не сказали ничего нового, они просто повторяли то, что Каллен уже слышал, когда был еще ребенком, и не хотел вспоминать все это снова. Поэтому он вытащил «Схватку со смертью» из-за батареи, куда засунула ее Энн, и прочитал книгу еще раз. Как раз в то время, когда его рана стала заживать и уже не так болела, он сказал, что способен читать несколько страниц из этой книги до конца своих дней…

— Она заставляет меня задуматься о многих вещах.

— О том, что все могло кончиться гораздо хуже для тебя? И книга напоминает об этом.

— Да.

— Это неправда, Джо Каллен. Эта книга не дает забыть, что смерть к тебе только прикоснулась, но Циммерман столкнулся с ней вплотную. Это не твоя вина, ведь он знал, на что идет, когда поступал в полицию. Но тебе вовсе не следует идти по его стопам. Всякий раз, когда я вижу эту книгу, мне хочется спрятать ее подальше. А лучше выбросить или сжечь.