Свидетельством крайней ошибочности такой точки зрения послужил ответ высокого темного незнакомца. Как только Каллен закричал, незнакомец, продолжая держать Сэм Кокс одной рукой, сунул другую руку в свой карман и тут же раздался выстрел. Пуля, на которой было написано имя Каллена, со свистом пролетела мимо и поразила ни в чем неповинный автомобиль, припаркованный поблизости.

Через некоторое время — Каллену показалось, что прошла вечность, — гром выстрела заглушил все звуки вечерней улицы.

Сэм Кокс крикнула:

— Джо! Джо, ложись на землю.

И он подчинился так же поспешно, как стал называть ее Сэм, после того как она велела ему делать это. Он бросился на землю между двумя стоящими у тротуара автомобилями и, подобно страусу, спрятавшему голову в песок, стал уверять себя, что все в порядке и он даже не ранен. Нет, мир, действительно, не такое уж плохое место, поскольку после того как его ранили в последний раз, а его друга, Нейла Циммермана, убили, в Каллена целых сто сорок семь дней никто не стрелял. До Рождества оставалось всего семь дней, во время которых большинство людей делают рождественские покупки в магазинах.

Несколько успокоившись, Каллен выглянул из своего укрытия и увидел, что высокий, темный, безобразный незнакомец целится в него — ага, попался! Он видел вспышку выстрела и видел, как разлетелось вдребезги лобовое стекло фургона «субару», из-за которого он выглядывал.

Снова прогремел выстрел.

Пистолет такого калибра, подумал Каллен, может причинить значительный ущерб в густонаселенном районе города.

Итак, несмотря на Рождество, дела начинали принимать крутой оборот.

— Джо-о-о-о! — Сэм Кокс кричала почти хныкающим голосом, она чуть ли не сердилась на него.

Хлопнула дверца автомобиля, взвизгнули шины. Нью-йоркский придурок, которого Каллен так и не успел толком разглядеть, свернул за угол и направился в сторону бульвара Квинс.

В сторону бульвара Квинс, через весь район, где в 1964 году зарезали Китти Геновиц, а обитатели домов — представители среднего класса — все смотрели, как это происходило, из своих окон, и никто не пришел на помощь Китти, которая кричала во весь голос. Можно было надеяться, что через четверть века после того как была убита Китти Геновиц, а это убийство стало символом безразличия граждан к преступлениям, совершающимся у них на глазах, можно было надеяться, что теперь, услышав выстрелы в ночи, кто-то бросится к телефону и позвонит в полицию.

Но, по-видимому, этого не произошло. Не зажегся свет ни в одном из окон там, где он еще не горел. Ни в одном из окон свет не погас — люди не боялись, что шальная пуля может залететь в их квартиру, и их абсолютно не интересовало, что происходит на улице. Ни одно окно не открылось, ни одна голова не высунулась из него. Никого не интересовало, не ранен ли Каллен, не нуждается ли он в «скорой помощи», никто не предложил свою собственную посильную помощь и не вызвал подкрепление — все в «мировой деревне» (еще одно название Нью-Йорка) знали, что полицейские, попавшие в заварушку, всегда нуждаются в подкреплении. И никто не предложил Каллену даже куриного бульона.

Итак, Каллен, который был ранен сто сорок семь дней назад, Каллен, в которого только что стреляли и не попали, должен был встать с земли, сесть в свою машину — она стояла неподалеку, и у него с собой были ключи — и догонять этого нью-йоркского придурка, похитившего Сэм, предоставляя при этом высокому, темному, безобразному незнакомцу новую возможность стрелять в него. У этого незнакомца был, по крайней мере, один товарищ, потому что в одиночку не похищают звезд телевидения. Кто-то должен был управлять автомобилем в то время, как вы держите, связываете и закрываете рот похищенной.

Автомобиль Каллена, его «вальянт-81», был припаркован на другой стороне улицы, что случалось крайне редко, так как обычно мест для парковки здесь не было. У Каллена в кармане штанов оказались ключи, что тоже было необычно, потому что, как правило, он вешал их на крючок в прихожей, рядом с пальто и кобурой. Ах, он же спустился в подвальное помещение некоторое время назад, до того как телезвезда начала звонить и просить впустить ее, еще до начала перестрелки. Ему нужно было отнести в подвал несколько пустых бутылок, чтобы освободить место под раковиной для новых пивных бутылок. (Конни считает забавным, что он сдает пивные бутылки — ведь все видят, как много он пьет. В прежние времена люди старались не показывать этого и избавлялись от улик). Он брал ключи с собой и не повесил их на крючок. Он жалел о том, что не надел пальто. На нем была только рубашка, которую он напялил на себя сразу же после душа, и вельветовые штаны. До Рождества оставалось только семь дней. Было холодно.

Доблестный «вальянт» сразу же завелся, что с ним случалось нечасто, и Каллен помчался по улице, не обращая внимания на светофоры. Он поехал бы на красный свет на углу Квинс-бульвара, но как раз когда он подъехал к нему, загорелся зеленый.

Он взглянул направо, налево.

Нью-йоркского придурка нигде не было видно.

Он решил свернуть направо. Справа был восток, там была окраина города, — там был Лонг-Айленд и его дикие обитатели. Он бы и сам поехал направо, если бы похитил телезвезду. Подальше от Манхэттена, где хоть и хватало всяких звезд, но где звезда такого класса, как Саманта, могла бы привлечь к себе внимание. Но на окраине, в джунглях, где обитали дикие люди, на нее никто не обратил бы внимания.

На Манхэттене было полно людей, которые охотились за звездами первой величины. На окраине города, в джунглях, она никому не была нужна. Ее свет приняли бы за далекий свет на пристани или за свет светлячка. Звуки, издаваемые звездой, приняли бы за гул самолета, летящего высоко в небе, или отдаленный гром.

Что бы там ни было, Каллен еще не достиг Ван Вика, когда увидел нью-йоркского придурка, мчащегося по улице на предельной скорости.

Часы на щитке «вальянта» показывали восемь часов. В машине Каллена были часы со стрелками, которые его старый верный друг, Нейл Циммерман, называл «аналогичными часами», хотя и не пояснял, чему они аналогичны. Циммерман был передовой, продвинутый мужик, разбирающийся в современной технике. Ему не нравились старомодные часы со стрелками. Он не мог понять, как можно говорить, что на часах приблизительно столько-то или столько-то времени, когда есть часы, которые показывают абсолютно точное время. Например, 7:58,27… 28… 29. Они также показывали день недели, месяц и год, а еще время в других городах, высоту над уровнем моря, атмосферное давление. В таких часах имелся также секундомер и счетчик пульса, а также блок памяти. Такие часы могли быть голубыми, черными, красными, желтыми и белыми.

Было уже почти восемь часов, время, когда заканчивалась программа Фрэнки Крокера. («Нет на свете никого лучше друга моего».) Каллен включил радио и услышал самый конец передачи: «…а я буду жить до ста лет без одного дня, чтобы не видеть, как умирают такие замечательные люди, как вы». Затем Фрэнки проиграл «Настроение», и Каллен поймал станцию, передающую новости. Когда Фрэнки не было в эфире, то и эфира не было. Но нужно было послушать новости.

Сто сорок семь дней назад Каллен заметил, что после того как его ранили, он стал чувствовать себя центром вселенной, вокруг которого вращалось все остальное. Он испытал сходное чувство, когда в него стреляли несколько минут назад, хотя на этот раз и не попали. Поэтому он был удивлен, ничего не услышав о себе в новостях. Там не было ничего о том, зачем Саманта Кокс пришла к нему и о чем она хотела поговорить с ним, и никаких предположений о том, кем мог быть высокий, темный, безобразный незнакомец и почему он захотел похитить первоклассную телезвезду. Каллен был удивлен и разочарован.

В новостях извещали, что в Африке разбился самолет, но конгрессмен из Бронкса остался в живых, потому что он попал в пробку (пробки в Африке?) и опоздал на самолет. Сообщалось о забастовке таксистов, из-за которой было невозможно взять такси. Говорилось и о подростке, который накурился крэка и под его воздействием изнасиловал женщину. Было сообщение и о марше к зданию ООН в защиту армянского меньшинства в Турции или турецкого в Армении — репортер, кажется, не был уверен, кого где защищали. Сообщалось и о бейсболисте, который застрелил сестру своей подружки. В общем, обычные новости.