Книгу, взятую когда-то у Стаса, я вернула через Ольгу Филипповну. Ольга Филипповна при этом как-то загадочно на меня посмотрела, вздохнула и опустила глаза. Мне неловко было расспрашивать её, но по поведению я как-то определила, что семью Зотовых она знает довольно давно. Наблюдения свои я делала скорее по привычке, оттренированной ещё в институте. Все-таки, я была психологом. По крайней мере, именно эта специальность значилась у меня в дипломе.

Громкое весеннее щебетанье птиц отвлекало от работы. Я старалась сосредоточиться. Но назойливые звуки из-за окна почему-то снова и снова заставляли меня мысленно возвращаться к событию по имени Стас. И вот теперь я сидела и посмеивалась, называя себя мартовской кошкой. А проснувшаяся внезапно память настойчиво возвращала мне те немногие мгновенья блаженства, которые словно драгоценные камни, хранились в моей памяти. Видимо для того, чтобы я их могла доставать по своему собственному усмотрению и играть с ними когда захочу. И я подумала — раз так случилось, пусть они там будут, и радуют меня, хоть иногда. Отложив ручку, которую до этого задумчиво держала у рта, глядя в сияющее весной окно, я предалась воспоминаниям.

И тут раздался звонок. Номер был не знаком. Я сказала «да» и ответом мне была тишина. И тут меня пробрал холодок. Словно кто-то невидимый произнес прямо в ухо — прекрати немедленно. Чёрт!

Однажды мы работали вместе с Виком над какой-то жутко сложной справкой для профессора. Работа была однообразной и довольно утомительной. Требовалось сделать кучу выборок. В какой-то момент я машинально уставилась в окно и задумалась. В голове странным образом возник образ Стаса. И был он жутко реален.

— Мечтаешь? — прервал мой глюк Вик. — А он между прочим про тебя и не вспоминает.

Ну не гад ли? Ну вот зачем делать так больно? Хотя, может быть ему тоже больно. Эта мысль пронзила мозг внезапно, и стало так неловко и неприятно, что я вышла из-за стола и, извинившись, помчалась «пудрить носик».

Вернувшись, я порадовалась тому, что мы оба не стремимся продолжить тему начатого разговора. Я не знала, что ему ответить. А когда я не знаю, что ответить, просто молчу и все. Как папа.

Я был в отчаянии.

Она не знала ничего. Ни про меня, ни про моего брата. Это было и плохо и хорошо одновременно.

Плохо, потому что она в него втюрилась. И это создавало дополнительные сложности.

Хорошо, потому что мне нужно было очень многое ей сказать, объяснить. И в этом смысле время работало на меня. Пока она была со Стасом, я готовился. Все надо было сделать безупречно. Потому что шок, который она могла получить в результате нашего разговора, нам бы точно не помог. И ей особенно.

Все усугублялось тем, что у Виктории обнаружился довольно мощный энергетический блок. Словно что-то произошло в ее жизни такое страшное, что пришлось перекрыть любую возможность энергетического воздействия. Скорее всего именно поэтому им и разрешили встречаться. У Стаса была очень сильная зависимость от Виктории, и его желание «съесть» ее, могло сорвать щит, заставив ее «открыться» для Стаса. Это было очень жестоко. Ведь оба они могли просто заиграться и погибнуть. Уж я-то прекрасно себе представлял, на что способен Стас. И тем не менее, не мне было принимать решения.

Еще было очень плохо то, что мне нельзя было посвящать брата в наши планы. Потому что это тоже было частью наших планов с Владом. Конечно, было плохо, что мы его использовали. Но Влад был представителем «Конторы» и значит все, что было связано с ним, являлось закрытой информацией и подлежало разглашению только с его разрешения. Стас, как всегда, в роли подопытного кролика. Правда, на этот раз он играет вслепую. А вот катализатором на этот раз будет… Гоша. Гошу отослали «к родственникам» в Питер несколько лет тому назад. Причина была очень веская. Они со Стасом не поделили еду. В результате у истории был трагический финал…

Мне в этот раз предстояло сыграть роль исполнителя — Пробуждающего и Ведущего. Я сомневался в успехе, потому что был слишком неопытен. Но Влад заверил меня в том, что игра стоит свеч. И я ему поверил. Не мог не поверить…

И снова в моей памяти всплыл тот августовский вечер, когда впервые наш дом посетил таинственный незнакомец. Глаза он прятал под темными очками. И лишь в мгновение, когда взгляд оказался поверх, я понял, что такие глаза надо прятать обязательно. Бездонная чернота ада — вот что было в них. Запомнились лишь огромные черные блестящие антрацитовые зрачки. И я не помню, видел ли вокруг них радужку.

Отец в тот вечер долго бродил по кухне, покашливал, переставлял чашки. Я подумал — неспроста. И еще через некоторое время раздался звонок в дверь.

Поначалу я сопротивлялся. Я не хотел участвовать в эксперименте, потому что еще живы были воспоминания детства, проведенного в «санатории». Но мне пришлось. Отец сказал, что надо. А в нашей семье это означало беспрекословное подчинение.

Мой брат, да и отец — не как все. И я тоже, хотя и не как они. Пока мы жили в «санатории», ничего никогда не обсуждалось и поэтому принималось мною как норма. А позднее, когда проект закрыли — стало семейной нормой. Также нормой я считал никогда не обсуждать странности моей семьи с кем-либо посторонним. Те особенности, которые отличали мою семью от других, мне казались естественными, может быть в большей степени, потому что я к ним привык, но я понимал, что молчание словно щит сохраняло нашу безопасность. Поэтому я никогда не задавал лишних вопросов и хранил тайну.

По сравнению с отцом и братом я был пока обычным, потому что меня не пробуждали. Готовили, но проект был закрыт и я остался почти таким как все остальные люди в этом мире. Почти таким же. Во всяком случае, я это знал до того момента, как в нашем доме появился незнакомец в темных очках с легким румынским акцентом по имени Влад.

Говорил он долго. И закончил словами:

— Конечно, ты еще очень юн. У тебя нет ни сил, ни знаний, достаточных для этого. Но больше не кому. Только ты.

И еще он добавил.

— Я тебе помогу.

И поселился у нас. Был незаметен и неприхотлив. Появлялся только для того, чтобы провести со мной очередное занятие. А потом исчезал, и мне не нужно было, чтобы кто-то озвучил словами очевидное — дверь в комнату Влада трогать не стоит. Никогда.

Жизнь моя с этого момента изменилась до не узнаваемости. До этого я конечно кое-что уже знал и умел. Но то, что мне предстояло…

Теперь Влад меня торопил. Я должен был начать разговор с Викторией как можно скорее, но никак не мог вызвать ее на какой бы то ни было контакт. Пытался даже заговорить о Стасе. Хотя эта тема вызывала боль у нас с ней обоюдно. Конечно, опыта по части девушек у меня можно сказать ноль по сравнению с братом. И тягаться с ним я не собирался. Обаять девушку после того, как с ней поработал Стас, было дохлым номером. Но мне как-то нужно было с ней заговорить…

А она молчала и не реагировала на меня совсем. Словно я был пустым местом. Дежурные фразы, которыми мы общались, тоже не давали не малейшей зацепки, чтобы начать нужный разговор.

Если бы я не знал про способности моего братца, то пожалуй бы вообще задумался о своей состоятельности.

А за окном незаметно заканчивалась весна, плавно перетекая в лето.

Впервые я чувствовал себя не в своей тарелке. Не то чтобы я не привык к тайнам. Вся моя жизнь была окутана тайной. Но я сам был частью этой тайны и всегда доверял тем, кто жил рядом со мной.

И это то, чего я не могу сказать о своей семье, начиная с августа прошлого года.

Этот странный гость из Конторы, который поселился у нас. Поначалу я подумал, что он приехал ко мне. Потому что только что вышел на Франка-Повелителя. Но я его не интересовал. С ним по очереди о чем-то беседовали сначала наш отец, потом брат.

О чем он разговаривал с Виктором? Брат еще слишком юн для чего-то серьезного. А о том, что обсуждение касалось чего-то невероятно серьезного, мне подсказывало мое собственное чутье. А оно меня никогда не подводило.