Хофманн снова открыл глаза. Нет, заснуть, видно, так и не удастся. Он решил принять снотворное, пошел в ванную, запил таблетку водой и опять лег. Борясь с бессонницей, он вновь и вновь вспоминал о том странном эпизоде. Он вышел из дома как раз вовремя, чтобы ровно в половине одиннадцатого быть в условленном месте. Точно в срок — нет, даже на несколько минут раньше — он подошел к дому на Мюленберг, 13. Перед домом стоял какой-то юноша. В тот самый момент, когда он оказался у него за спиной, он явственно услышал два выстрела. Юноша так быстро повернулся, что они столкнулись друг с другом. Молодой человек был явно взвинчен, сильно возбужден. Он мгновенно исчез в темноте. Хофманн сначала хотел было войти в дом, но, подумав, решил, что правильнее будет побыстрее удалиться. Черт его знает, этого Арма, не подстроил ли он там ему ловушку, и вообще непонятно, что там только что произошло. Если что-нибудь серьезное, он прочтет об этом завтра — нет, завтра, пожалуй, слишком рано, — послезавтра в газетах. Но он будет уже далеко от Базеля. У него теперь есть микропленка, а остальное он получит в Баден-Бадене. В Базеле нельзя больше оставаться ни дня. В Баден-Бадене у него есть помощник, а здесь?! Завтра он сядет в поезд и уедет в Германию. Лицо молодого человека перед домом показалось ему знакомым, он где-то его уже видел, но где и когда? И вдруг он вспомнил: в Лондоне Винсент Браун представил ему этого юношу, и — да, точно, с ним еще была девушка — теперь он припомнил и все остальное. С этой девушкой Хофманн уже раз случайно столкнулся в отеле, а потом, в тот же вечер, ему ее представили. Их имен он уже не помнил, но оба были как-то связаны с Винсентом Брауном. Кстати, Винсент Браун, почему он совсем забыл о нем? А ведь тогда, после музея, он хотел пойти за ним. А что если этот англичанин вовсе не так безобиден, как кажется? Из Москвы что-то нет никаких вестей… Его мысли стали разбредаться, путаться, переплетаться, и он погрузился в сон.

Проснулся он на следующее утро с тяжелой головой и с усталостью во всем теле. Скорее всего, от снотворного. Из глубокой дремоты его вырвал звонок телефона. Как он и просил, его разбудили ровно в 7 часов. Он быстро поднялся, принял душ, сразу упаковал чемодан. Завтрак заказал в номер. Вместе с завтраком ему принесли письмо. Он подождал, когда официант уйдет, и внимательно со всех сторон исследовал конверт. Это был совершенно обычный белый конверт, срочное заказное письмо, опущенное в Праге. И адрес правильный: «Проф. д‑ру Ханнесу Хофманну, гостиница «Три волхва на Рейне», Блуменрайн, 8, 4058 Базель, Швейцария». Он быстро вскрыл конверт.

В конверте оказалась довольно объемистая научная статья о прогрессирующем загрязнении озера Тифзее. Автор — один из его пражских коллег. Это была обычная маскировка, ею Тальков пользовался для переписки с Хофманном. За многие годы и десятилетия он выучил шифр наизусть, так что ему не составило труда прочесть послание Талькова сразу прямым текстом: «Я в Варшаве, с Москвой все кончено. Они убили Гурбаткина. За тобой охотятся Кузнельков, Городин и Хаматаян. У них задание пока следить за тобой. Новые инструкции они получат после твоей встречи в Баден-Бадене. Я еду в Восточный Берлин, отсюда выезжаю в среду, 10 октября, в Баден-Баден; привезу досье на клиента Арма. Почтой посылать рискованно. Отправлю, как всегда, курьером в Прагу. Правда, это тоже уже не совсем надежный путь. На будущее его придется исключить. Береги себя!»

Хофманн в задумчивости сложил письмо и сунул в карман пиджака.

Новости, что и говорить, не из приятных. Гурбаткина убили, какие мерзавцы! Сементов, судя по всему, готовит ответный удар. Значит, Черненко уже почти не у власти. Он же обещал не допускать Сементова к этому делу. Так что КГБ снова правит бал. Надо же, до чего дойти: посадить ему на хвост Кузнелькова и его банду! Но еще больше его озадачило то, что он совсем не замечал слежки. Значит, он слишком расслабился, поверил, что ему ничто не угрожает. Недопустимая расхлябанность, она может стоить ему жизни. Надо срочно ехать. Сегодня днем он уже будет в Баден-Бадене, а там все подготовлено, там ему помогут друзья. Вот только странно, что до сих пор он не обнаружил своих преследователей. Ну ничего, еще два дня, и все станет на свои места. Торопясь, без аппетита он принялся за свой завтрак.

Винсент не спеша шел по Герберштрассе в направлении Барфюссерплатц. За завтраком они все снова собрались у Роберта: Жанетт, Пьер, Роберт и он. Пьер не находил себе места. Он до сих пор не мог толком понять, что же произошло. В газетах еще ничего не было, но радио уже трубило вовсю о новости номер один: страшная трагедия в доме доктора Макса Бургера из Базеля: голая проститутка найдена задушенной в спальне, а некий д‑р Феликс Арм застрелен из пистолета в гостиной; орудиями преступления были галстук Бургера и его пистолет. Сам федеральный советник в шоковом состоянии доставлен в клинику и т. д. и т. п.

Из рассказа Пьера все поняли, что он случайно оказался в той местности (правда, позднее он, заговорщицки подмигнув Винсенту, поведал ему, что он — совершенно случайно, разумеется, — слышал обрывки разговора между ним и Робертом и сделал из услышанного совершенно нелепый вывод, пусть его простят за это, что он, Винсент, собирается в воскресенье вечером пойти за Клаудией на Мюленберг, 13; но это все, конечно, полный бред!) и, можете себе представить, слышал в доме на Мюленберг, 13, два выстрела (то, что он принял их за «выстрелы» пробок из бутылок шампанского, он, само собой, умолчал). А потом он столкнулся нос к носу с каким-то человеком, и тот весьма странно на него посмотрел. Не пойти ли ему теперь в полицию и не рассказать бы им все? Но Винсент и Роберт, к удивлению Жанетт, стали уговаривать его никуда не ходить, потому что это только запутает все дело, да к тому же Пьер еще вляпается в какую-нибудь историю. Даже если он не имеет к ней никакого отношения, хлопот потом не оберешься. А когда из Берна вдруг позвонила Клаудиа и предложила Пьеру съездить на пару деньков в Баден-Баден, где у нее были дела на радио Зюдвестфунк, он с явным облегчением отбросил все свои тревожные воспоминания о прошедшей ночи и стал мысленно готовиться к предстоящей поездке. Всем знакомым он говорил, что не видел Клаудиу в тот злополучный вечер, когда она села в поезд и уехала в Берн, то есть повторял слово в слово официальную версию. Роберт спросил Пьера, не следует ли ему отказаться от квартиры в Альшвиле, которую Пьер снимал на время своего пребывания в Базеле, чтобы не быть в тягость родственникам, но Пьер ответил, что она ему еще, может быть, пригодится. Если что, он позвонит Роберту. Быстро попрощавшись, он бросился домой упаковывать вещи, потому что ему хотелось сразу после обеда отправиться в Баден-Баден.

На Барфюссерплатц Винсенту пришла в голову мысль выпить немного пивка. Почти одиннадцать часов, время для этого самое подходящее. Слева от него в угловом доме находилось бар-кафе «Штекли», его зеленые ставни сулили уют, но он пошел направо, в «Фурнсбург», где можно было попробовать местный сорт пива «Вартек». Во всяком случае, рекламная вывеска «Вартекбир» была видна издалека. В ресторане почти не было посетителей, но во всем интерьере чувствовались изысканность и вкус, так высоко им ценимые. Потягивая пиво, показавшееся ему на этот раз, кстати, не таким вкусным (нет, оно было совсем неплохим, но он предпочитал английские сорта), он в мыслях возвращался к событиям последних дней и часов. Жанетт накануне сказала ему, что уезжает примерно на неделю домой, в Париж, потому что ее тетя, у которой она, между прочим, была опекуншей, лежала при смерти, и ее матери необходима была помощь. А еще она просила его съездить в Баден-Баден, чтобы присмотреть за Пьером. Она считала, что Клаудиа оказывает на ее брата дурное влияние; он стал каким-то рассеянным, нервным, не уверенным в себе. И это все ей, Жанетт, очень и очень не нравилось. В общей предотъездной суете они даже как следует не попрощались, расстались как-то прозаически. Все, что у него осталось, — это воспоминания и надежда.