Этого мгновения хватило, чтобы отвлечь стрелков и арканщиков на столь мнимо-легкую цель. Лучи солнца, пройдя сквозь призму полупрозрачных узоров на крыльях, ослепили противника и дали Фиоле шанс взлететь выше. Крылья искр не предназначены для долгих полетов, скорее это средство защиты, но молодые и тонкие перепонки вполне годились для небольших перелетов. Она рывками удалялась от поверхности земли, туда, где смертельные стрелы и арканы врага не могли дотянуться. С высоты Фиола увидела, что ее поступок, отвлекший противника, дал возможность старшим воинам ее клана прорвать оборону врага. Остаток боевого танца закончился через несколько быстрых взмахов крыльев.

Остатки поверженного противника спасались бегством в зеленой чаще листвы. Они исчезали, словно капли воды, просочившиеся сквозь песок.

Фиола улыбалась, ведь это был ее первый выигранный бой. Тело наполнила пьянящая легкость, а в сердце плясала радость.

После нападения, искры хоронили тела погибших, которых не успели растащить тхеновские шакалы. Воины бились до последнего за каждую даже угасшую искру, не многих удалось вернуть к вратам священного сада Асикага. Даже после битвы за живых, пришлось повоевать за мертвых.

Для погребения молодые сложили пласт из сухих веток и уложили на них угасших искр. На груди у каждого погибшего лежал цветок Глицинии, давший когда-то им Жизнь, пусть и короткую, словно блик света. Лепестки бутонов свернулись в комок и сморщились от утраты.

Посвященные, закончив приготовления, отошли в сторону, уступив дорогу старейшинам для проведения прощального ритуала. Мастера секиры несли в руках лучины света, по одному для каждого погибшего.

Вздрогнули девять языков пламени, схватились за ветки и с треском поползли дальше. Старейшины запели песню угасания искры. Их мощные голоса гулом проносились по поляне, заставляя затихнуть все живое вокруг. Лишь дерево Жизни склонило свои гибкие ветви к земле и гудело от скорби в унисон песне. Ее глицинии трепыхали лепесточками, словно крылья бабочки. Они срывались и летели к костру, чье красно-желтое пламя уже устремилось ввысь. Разноцветье лепестков кружило вокруг огня, который разгорелся до предела и, сложившись в форме купола, пытался дотянуться до неба.

Старейшины завертелись в танце секиры, провожая угасшие жизни в дальний путь.

Шаг. Поворот. Взмах крыла…

С отточенной годами легкостью они поднимались по спирали к пику костра. Их крылья накалились от пламени до ярко красного цвета. Гул песни нарастал и ускорялся. В небе старейшины закружились в бешеном ритме, словно многочисленные искры костра. Они вспыхивали взмахом крыльев и снова уносились в вихре танца, пока не добрались до предельной точки пламени. На миг старейшины остановились в воздухе, широко раскрыв крылья.

Песнь смолкла. В тишине скорби воины плавно опустились на землю, припав на колени. Молодые последовали примеру старших. Многочисленные лепестки Глицинии медленно оседали вокруг, словно снежные хлопья. Они падали шестьдесят взмахов крыла, после чего костер угас сам собой, оставляя лишь пепел перемен.

После обряда искры принялись приводить себя в порядок и залечивать раны.

Предводитель клана сидел в стороне ото всех на вершине каменной насыпи. Он закрылся стеной могучих крыльев. Он сложил их не в боевой позиции, а скорее в эмоциональной напряженности.

По сравнению с полупрозрачным и тусклым напылением Фиолы, крылья Авендума с возрастом покрылись плотным непроницаемым зеленым цветом. С каждым годом на них появлялся новый симметричный росчерк. Чем больше узоров, тем старше и опытнее представитель клана. На крыльях предводителя, казалось, отсутствовало место для новых линий. Роспись узоров перетекала плавными изгибами, завораживая и погружая в невероятный калейдоскоп красок.

«С такой защитой ничего не страшно», — думала про себя Фиола, подходя к месту, где, завернувшись в крылья, сидел Авендум.

Она собрала для него в свернутый лепесток сбор пыльцы и теперь не знала, как предложить еду вождю. Фиола просто тихо подошла, села рядом на нагретый солнцем серый камень, ничем не выдавая своего присутствия. Она не решалась заговорить — раньше ей не приходилось бывать так близко к великим клана.

— Как ты, дитя? — спокойным и слегка хриплым голосом спросил предводитель, словно мог видеть сквозь плотную завесу крыльев.

— Спасибо, я в порядке! — еле слышно выдохнула Фиола и непроизвольно затрепыхала крыльями от волнения.

Как предводитель узнал о ее приближении, осталось для нее загадкой. Ноги Фиолы обрамляли высокие сапоги из тонкого мха. При большом желании в такой обуви наделать много шума проблематично, даже для стада неповоротливых слизней. Фиола же приближалась порхающей походкой, едва касаясь мысками зеленого шлейфа травы. Не смотря на это, Авендум обнаружил ее присутствие.

— Я видел, как ты сражалась, храбро и… — он ненадолго замолчал, словно вспоминая недавнее нападение.

На щеках Фиолы вспыхнул румянец стеснения и гордости. Тем временем, Авендум продолжил:

— Храбро и безрассудно. Довольно опасный поступок для новоиспеченной и необученной искры. Это ведь был твой первый опыт?

Он отодвинул немного в сторону гибкое крыло, позволив Фиоле разглядеть его обветренное лицо с глубоким шрамом на правой щеке. Густые подчеркнутые серебром волосы, падали ниже плеч, схваченные на лбу бирюзовой лентой. Взгляд полный силы и мудрости, обволакивал спокойствием и внушал доверие.

Фиола смогла лишь кивнуть в ответ, забывая дышать от избытка чувств. Предводитель слегка улыбнулся глазами, в радужке которых преобладал изумрудный цвет. Тон его цветка Жизни. У Фиолы основным цветом являлся фиолетовый, пока он преобладал лишь в одежде, однако с каждым цветением Глицинии оттенок усиливался с аметиста до фиалки. Изменения тона отображались в радужках глаз, в оттенке волос и, конечно, в цвете крыльев.

— Когда вернемся в Долину, отправляйся обучаться военному искусству, — предводитель крайне удивил Фиолу советом, — если доучишься с отличием, я дам рекомендации Эллоре взять тебя в крылатый отряд. Но учиться нужно прилежно.

Отряд Эллоры считался элитным подразделением боевых искр. Им поручались наиболее трудные и ответственные задания. Фиола понимала, что ей оказали огромного размаха крыльев честь и возложили великую Глицинскую надежду. Сейчас, главное не свалиться спиной на секиру.

— Предводитель, можете быть уверены, я закончу обучение лучше всех через три созревания цветка Жизни.

Она вскочила с камня с желанием вытянуться в боевую стойку, но чуть не перевернула принесенное угощение.

— Это для меня? — Авендум с интересом поглядел на содержимое в листовой миске.

— Да, я собрала цветочный нектар, чтобы вы могли пополнить свои силы, — она передала мужчине листовую чашу, ожидая реакции на ее старания.

— Благодарю за заботу, — он поднес пыльцу к губам и сделал первый вздох.

— Это самый лучший цветочный букет, который я когда-либо пробовал! — восторженно похвалил предводитель искр.

Он зажмурился от удовольствия вкуса, затем широко улыбнулся и невзначай спросил:

— Может, после возвращения отправить тебя обучаться у Дэллионола?

Предводитель говорил о лучшем поваре Долины Искр, который создавал изысканные шедевры снеди из пыльцы, нектара и меда. Провести жизнь среди листовых мисок, резных плошек и соломенных трубочек Фиоле не хотелось. От негодования она скорчила недовольную гримасу, не решаясь спорить, глаза при этом предательски сверкнули влагой и над густыми ресничками фиалкового цвета появились две дугообразные радуги.

Авендум рассмеялся еще громче. Заметив, что реакция на его смех только усилила яркость радуг, он откашлялся, принял серьезное выражение лица и смахнул пальцем слезы девушки.

— Почему ты так расстроилась? Ты что-то имеешь против кухни Дэллионала? — как можно спокойнее спросил предводитель.

— Не для этого я получила секиру…

— Ты думаешь, воинами становятся только ученики ратного дела?