Последняя мысль пришла в голову, когда он проходил мимо Гошиной студии.

Олесь хмыкнул и поспешил выйти на улицу.

В магазине купил чего-то по мелочи, всего на один пакет. Покурил возле дома, выпил баночку пива.

— Сосед! — раздался голос Михалыча, а потом появился и он сам — в любимом замызганном комбезе на голое тело.

— Привет, — сказал Олесь и хотел подняться к себе, но Михалыч, фыркнув, продолжил:

— Куда жидок-то пропал?

— Жидок? — спросил Олесь и повернулся к нему. — Ты о ком?

— Я хозяйке квартиры звонил, хотел объяснить про этот притон, который твой друг-пидор здесь устроил. И узнал, что он жидяра. Мало того, что пидор, так еще и еврей. Охуеть просто.

Олесь сделал глубокий вдох и едва сдержался.

— И что?

— Разграбили страну! — сказал тот и сплюнул на чистый пол подъезда. — Он же на наши с тобой деньги жирует, гнида!

— Он работает и зарабатывает... Мамин отец был евреем, так что я на четверть тоже жид, — Олесь махнул рукой и решил не дожидаться ответной реплики — развернулся и начал подниматься оп ступенькам.

Теперь от Михалыча еще больше житья не будет, этот дегенерат из тех, кто способен на двери студии желтую звезду налепить.

— Жид жида видит издалека, — получил Олесь в спину. — Он тебя уже отпидорасил, или только собираетесь?

Олесь остановился, сжав пальцами перила. Но, несмотря на ублюдочные эти слова, на мгновение представил Гошу: как тот наклоняется, чтобы поцеловать. И понял, что…

— Отпидорасить… слово какое паскудное, — сказал он глухо. — Такое же грязное, как ты сам.

И повернулся, чтобы посмотреть на Михалыча. Тот моргнул.

— Ах ты сука жидовская…

Была бы драка, точно: Михалыч уже набрался, судя по всему… но не сложилось. Олесь даже расстроился, когда дверь подъезда хлопнула, впустив Тамару — соседскую жену. Тамара волокла несколько пакетов и, увидев Михалыча, остановилась.

— О, уже собутыльников собирает. Куда тебе пить, сволочь, тебе доктор что сказал?! Язва!

— Врач, — пробормотал Олесь и добавил, громче: — Не волнуйтесь, я с ним пить не буду.

А дома, все еще злой, рассказал Кате сначала об этой беседе, а потом, разозлившись еще сильнее — и об инциденте с Галиной. Жена все-таки, самый близкий человек. Катерина сначала хмурилась, а потом, когда Олесь расписывал, как сбегал с утра из номера в пансионате, даже расстроилась и принялась его утешать, соглашаясь, что некоторые женщины готовы на многое, лишь бы мужика захомутать.

— Ты бы ее видела, — сказал Олесь, грустно вздохнув, — толстая и страшная. Нахрена она мне, если ты у меня красавица?

Катя отвела взгляд, и стало понятно, что Пашка был здесь не просто так.

Олесь прислушался к себе и снова понял, что не ревнует ну ни грамма. А вот Гордеева с его мальчиками и димами — еще как.

Он уже хотел было завести разговор по душам, даже настроился, но тут зазвонил телефон.

— Олеська, привет, — быстро сказал Гоша. — Ты можешь говорить?

— Да, — печально хмыкнул он, поднимаясь. — Привет.

Глава 11

— Пришли приглашения, — Гоша, судя по голосу, был расстроен. — Ты что в четверг вечером делаешь?

— Гоша, я не могу. У меня Катерина…

Жена бросила на него взгляд, Олесь махнул свободной рукой, показывая на трубку. И потащился на балкон курить.

— Блин, я-то присутствовать не смогу, сам понимаешь, — Гордеев вздохнул.

Олесь закурил, разглядывая крышу соседнего дома, на которой топталось несколько голубей.

— Понимаю… что там надо делать?

— Лицом торговать, что. Я кому надо написал, что в отпуске, но достают все равно. А теперь выяснилось, что я обязательно должен появиться на этом гребаном празднике.

— А я чем помогу?

— Заберешь награду вместо меня. Уже пообещали, что я победил, это чисто формальность.

— Я так похож на тебя, Георгий?

— Тебя со мной видели, лучше ты, чем вообще никого... Хотя ладно, могу Петьку попросить. Он любит эту псевдобогемную тусовку.

— Черт с тобой, — буркнул Олесь. Он не любил отказывать, а вручение должно было оказаться интересным. — Пойду я на твой праздник.

А в четверг сидел на совещании и постоянно поглядывал на часы. Катя была не против увидеть мужа по телевизору, хотя сама сходить отказалась, и Олесь специально взял на работу сменную одежду, только вот совещание затягивалось, а до начала церемонии оставалось двадцать минут.

Благо, ехать было недолго, но пробки и Женя… Она прислала уже четыре СМСки с вопросом «Ты где?» и пару раз набирала, но Олесь сбрасывал.

Оказалось, что церемония была приурочена к десятилетию журнала, в следующий номер которого как раз шли фотографии с брутальными юношами в грязи. Олесь даже шутку придумал: засветил задницу так, что дали поторговать лицом. Но рассказать ее было некому, а Маргулин, сука, так нудно вещал о повышении продаж и толковых менеджерах…

Олесь бросил взгляд на часы, покачал головой, а потом посмотрел на Пашку, который так откровенно скучал, что это было даже неприлично.

— Так, голуби мои, — Павел Николаевич хлопнул ладонью по столу и решительно поднялся, — регламент. Все отчеты Олесю Андреевичу в почту, меня — в копию.

Когда все вышли, Олесь вытащил из портфеля ежедневник и протянул Пашке.

— Ты забыл.

— Где? У тебя в кабинете? Я уже обыскался, думал, что все...

— Нет, у меня в ванной, — Олесь посмаковал смену выражений на лице начальника: испуг, удивление, решимость, вину, и добавил: — Ладно бы на тумбочке, но какого черта тебе понадобилось у меня мыться?

— Я не мылся, я... — а теперь было понятно, что Пашка подбирает оправдание, которое никак не придумывается.

Олесь насладился триумфом, вспомнил, кто ему платит зарплату, и улыбнулся:

— Я не против.

— Это... как?

— Мы чуть не развелись, и если бы не болезнь — я бы от Кати ушел. Так что наш брак чисто формальный.

— И ты это не из-за работы говоришь?

— Нет, — ответил он и какого-то черта добавил: — Я другого человека хочу.

Пашка промолчал и посмотрел на Олеся выжидающе.

— И этот человек забыл оплатить страховку.

— Ты меня шантажируешь? — сразу же вскинулся Пашка.

— Какой нахрен шантаж? Я с тобой как с директором сейчас разговариваю. И как с другом. Не жену тебе продаю за... небольшую услугу.

— Что там за ситуация? — спросил Пашка после долгой паузы.

Олесь рассказал в двух словах и подвинул к нему папку с делом Гоши.

— Вот, посмотри. Машина в хлам, а он только один взнос не внес. Я понимаю, что нам невыгодно, что компании невыгодно ему помогать, сам виноват, но...

Пашка вытащил первый лист из папки, пробежался взглядом по строчкам и уставился на Олеся с изумлением.

— Так ты не шутил про свои предпочтения?

— Это проблема? — от собственной откровенности сносило крышу. Олесю нравилось говорить правду, правда окрыляла и лишала чувства самосохранения.

— Нет, — сказал Пашка, подумав. — Я просмотрю и завтра скажу, что и как с этой страховкой.

Мобильник снова запищал, и Олесь, чертыхнувшись, ответил на Женечкин звонок. Поговорил, махнул Пашке рукой и побежал к себе переодеваться.

Успел почти впритык. Церемония вручения наград должна была вот-вот начаться. Женя металась с пригласительными и бейджами по фойе театра, в котором все это происходило, и, увидев Олеся, бросилась к нему:

— Олесь, боже мой! Сколько можно?!

Он хотел ответить что-то жизнеутверждающее, но мобильник разорался снова.

— Да.

— Привет. Меня не пускают, между прочим, — сообщил Ростик. — Говорят, что дядя должен вынести мне пригласительный. Иначе можно сразу идти нахуй.

Олесь не знал, зачем позвал с собой Ростика. То ли в качестве извинения, то ли самому идти настолько не хотелось, что было похрен, с кем, но теперь это малолетнее недоразумение требовало внимания.

— Мне нужен еще бейдж для моего "плюс один", — сказал он и протянул руку.

— Твоего? — уточнила Женечка.

— Моего. Да, я с парнем. Сын бизнес-партнера.