Впереди, за головами собравшихся, Нистратов увидел трибуну с таким же, что и на двери, чёрно-белым символом равноденствия, и президиум, состоящий наполовину из людей, а наполовину не пойми из кого. Среди приличного вида граждан человеческой расы сидело розовое жирное мурло, похожее на кальмара, которое что-то объясняло усатому старичку и опасливо посматривало в зал вытаращенными жёлтыми глазами на шевелящихся стебельках. А слева, с краю, восседала натуральная обезьяна, в отделанной сияющими драгоценными камнями короне и важно морщила косматую рожу.

За трибуной стоял человек, совершенно лысый, в красном вызывающем пиджаке и, размахивая руками, горячо, с энтузиазмом вещал:

– …это совершенно недопустимо! Такая халатность может повлечь за собой последствия невероятного масштаба, и нам всем придётся работать сообща! Вы же понимаете, что может произойти, если мы сейчас начнём, прикрываясь мнимыми причинами, игнорировать ситуацию? Сейчас, как никогда, на карту поставлено…

Нистратов понял, что он спит и снова видит сон. В действительности такого существовать просто не могло. Он дважды ударил себя по щекам, выронив из рук сумку, которая глухо ударилась об пол. Звук получился на удивление громким, таким, что оратор за трибуной сбился и, замолчав на полуслове, прищурился в направлении Елисея Никаноровича.

– Вы кто? – деловито крикнул лысый в пиджаке.

– Я? – опешил Елисей и попятился, увидев, как весь зал вперился в него сотнями разнообразных любопытных глаз.

– Вы как сюда попали? – не отставал лысый оратор, отсвечивая натянутой на лбу кожей.

– Я… случайно… – прохрипел Елисей, чувствуя слабость в ногах и головокружение.

«Случайно???», «Как так???», «Аниплисировать его надо!!!» «Это человек?!..» – послышался нарастающий гул в зале. Голоса были удивительные и необычные, ещё невообразимее, чем существа, которые их произносили. При этом все надвигались на него плотной стеной. Выглядело это жутко. В высшей степени кошмарно. Кто-то тянулся к Елисею длинным извивающимся хоботом, кто-то коротенькими кривыми ручонками, кто-то смотрел дрожащими от ненависти глазами так, что внутри Елисея холодело, словно он проглотил снежный ком.

– Случайно???!!! – прогремел оратор нечеловеческим, вибрирующим, как пила, голосом.

– Меня сумку просили принести! – вспомнил Елисей, подозревающий, что сейчас его лишат жизни. – Хай Хейль! С собакой! – кричал ополоумевший от страха исследователь кургана. – То есть Хель Хай! Забыл я, как его… И старик с хвостом! Маг! Это они всё, я ни при чём!..

Приводя оправдания, Нистратов чуть не заплакал. Он схватил сумку и, прижав к груди, отступал, пока не упёрся спиной в стену. Тут он заметил, что толпа существ остановилась и, расступившись, образовала проход, по которому поспешно семенит к нему лысый в пиджаке. Когда он оказался возле Нистратова, тот был близок к смерти. Холодный пот струился по его вискам, язык онемел, и все члены стали ватными.

– Ну наконец-то! – обрадовано воскликнул оратор, подойдя вплотную к Елисею. – Что же ты так долго?

Елисей, не веря, что остался жив, заморгал часто-часто, и дрожащим от волнения фальцетом проскулил:

– Что всё это значит?

Он увидел, как из толпы вышел тот самый человек с головой сокола и, расплывшись в нелепейшей птичьей улыбке, похожей на перевёрнутую вверх дном пирамиду Хеопса, радостно проскрипел ржавой пружиной:

– Носфературс! Здравствуй, друг!

Водка

Утром прошёл дождь, чистый и свежий, от этого листва на деревьях стала такой зелёной, будто только сегодня вылупилась из почек. Из форточки в комнату втягивался нежный ветерок, чуть покачивая занавеску. Холодильник стоял на своём любимом месте у стены, урчал, словно сытый тигр, и в дрёме заливал в конденсатор щекочущий нутро ток. Василий вошёл в кухню, налил в чайник воды и, когда тот вскипел, заварил себе крепкого чаю. Он сел на табурет и, задумавшись о чём-то своём, закурил, прихлёбывая из кружки дымящийся напиток.

– Так люди ничего не поймут, – сказал он соткавшемуся из воздуха ангелу за плечом, – им слишком сложно отказаться от жизни, которой они жили всегда. Но ведь что-то нужно менять?

– Возможно. – Ангел переместился к окну, подставив крылья под лучи солнца. Он, вероятно, питался ими. На лице его отразились блаженство и нега.

– Но ведь, проживая жизнь впустую, они теряют время и шанс найти истину?

– Не всё так просто, – ответил ангел не сразу, – многие не могут обойти преграду, поставленную перед ними.

– Но кто её ставит и зачем?

Ангел улыбнулся и ничего не ответил.

– Что же ещё мы можем сделать? – Василий допил чай, вытащил сигарету и закурил. Из вихрей дыма, подвластные его воле, начали вырисовываться невероятной красоты картины. Они таяли и снова сплетались в трёхмерные полотна, подпитываемые новыми серо-белыми клубами.

– Что делает людей стадом? Что их отупляет? – прогудел холодильник из своего угла. Все обернулись к нему и задумались.

– Водка! – сам ответил удивительный бытовой агрегат. – Я лично пострадал от этого. Меня, например, когда собирали на заводе, двое пьяных работников бракованным сделали. Там не докрутили, здесь не пережали, не знаю, как они схалтурили, но чувствую, что что-то во мне не то…

«Samsung» задумчиво замолчал, и надпись «Cool Tech Bio» на дверце его морозильного отсека подрагивала в лучах пробивавшегося в окно света.

– Он прав: водка отупляет сознание, – подтвердил Василий, – это нужно исправить!

Ангел безмолвно согласился. От него будто отошла колеблющаяся волна, и атмосфера в кухне стала совсем другой, словно ракурс света поменяли. Создалось впечатление, будто все предметы потеряли свою суть. Вроде бы всё было так же, как и всегда, но, с другой стороны, совершенно по-другому. Стены поплыли, размываясь брошенной в серную кислоту бумагой, кухонный стол, оплавившись воском, растёкся по полу, люстра распалась на атомы, исчез потолок, и все трое вдруг очутились на Пушкинской площади в Москве.

Площадь была полна людьми. С раннего утра здесь собралась толпа митингующих граждан. Все выкрикивали возмущённые реплики по поводу прекратившего поступать в их дома устойчивого телесигнала, без которого жизнь стала бессмысленной и пустой. Они простирали к небесам плакаты с лозунгами, многие из которых были довольно оскорбительны. Кричали, пытаясь сломить милицейский кордон, и для храбрости многие обильно выпивали бесплатную водку, подвезённую на грузовике предприимчивыми конкурентами правящей власти. Для них это был ещё один шанс закрепить свой шаткий авторитет в подпитанном алкоголем биомесиве толпы.

Василий прочитал несколько надписей на плакатах, торчащих среди моря голов, как парусники.

Надписи были решительные:

«Верните народу сериалы!»

«Даёшь ток-шоу вместо помех!»

«Правительство – в отставку, Элладу Вознесенскую – на экран!»

Тут же мелькали не вполне понятные лозунги:

«Не допустим, чтобы из нас делали болванов!»

«Президент – ставленник СМИ!»

«Нас давно лишили нормальной жизни – теперь нас лишают мечты!»

Троица, странным образом не замеченная никем, появилась рядом с трибуной, на которой стояло несколько раскрасневшихся людей в деловых костюмах, заметно изнывающих от жары и волнения. Это были представители власти, должные объяснить причину исчезновения телевидения в стране. Как оказалось, не только в Москве, но и во всей России телевидение, по непонятной причине, в одночасье исчезло. И хотя во многих городах огромной державы существовали свои собственные трансляционные башни, системы кабельного и спутникового телевидения, это не спасло ни один город от страшной участи.

Специалисты недоумевали, почему исправное оборудование отказывается работать, хотя по всем законам логики работать должно. Собирались комиссии, состоящие из лучших специалистов в области радио– и телесистем. Велись вычисления, выдвигались гипотезы, но телесигнал не шёл, плёнки с записанными передачами размагничивались, цифровые носители «висли», вызывая системные сбои дорогостоящей аппаратуры, и никто не был в силах изменить катастрофическое положение вещей.