Ангел неслышно подлетел к Василию, к глазам которого подступали слёзы, легонько прикоснулся к нему, склонил голову на плечо, и прошептал:

– Они не поймут… никогда не поймут тебя.

– Почему? – Молодой человек бессильно опустил голову.

– Они ограничены. Но это не их вина.

– Но как же тогда… – начал Василий, и в этот момент сзади на него и ангела трое ментов накинули брезентовый плакат с рекламой какого-то пива. Ещё четверо набросились на холодильник и принялись жестоко избивать резиновыми дубинками. Тут со стороны бушующей толпы подбежал омоновец в камуфляже и кинул на сцену моток верёвки.

– Вяжите их! – заорал он, возбуждённо пытаясь вскарабкаться на концертную конструкцию. Моментально заполнившие сцену милиционеры схватили верёвку. Суетливые и злые, имеющие значительное численное превосходство над противником, они, не прекращая орудовать дубинками, принялись обматывать трепыхающийся брезент.

– В отделение их!

– И холодильник не забудьте! – подсказывала толпа.

Подъехал крашеный в цвет хаки «ЗИЛ», и пойманных под восторженные завывания разбушевавшейся публики потащили к машине. Замотанных в брезент пленников и покорёженный холодильник закинули в машину. «ЗИЛ» тронулся и, выхлопнув чёрное зловонное облако отработанного бензина, незамедлительно укатил, дребезжа и громыхая на всю округу, в неизвестном направлении.

Боги

В кабинете Верочки не обнаружилось, и Загробулько, леденея от страшного предчувствия, помчался по коридору, не зная, куда свернуть. На пути в руки майору вынырнул из кабинета патрульный Сидоров. Вифа Агнесович схватил его, и затряс, словно поймал хулигана, писающего в лифте.

– Где она? – зашипел на патрульного майор.

– Кто? – Сидоров ничуть не смутился от такого обращения.

– Вера! Вера Степановна!

– Вера Степановна допрашивает задержанных мной преступников, – с гордостью объявил Сидоров. – Тех самых, что башню уничтожили! – веско добавил он и посмотрел на Загробулько надменно.

– Признались? – опешил майор.

– Нет ещё, – сконфузился сержант, – но признаются! Все улики налицо. Крылья у них…

– Где она их допрашивает?

– В «обезьяннике». Где ж ещё? Боязно в кабинет запускать. Вдруг чего?

Загробулько, держа патрульного за воротник, открыл рот, но ничего не произнёс. Поняв, что Верочка вне опасности, он успокоился, отпустил Сидорова и, бережно разгладив тому мятую форму, натянуто улыбнулся.

– Да-да, всё правильно, – согласился он, – в кабинете вдруг чего…

Оставив патрульного в коридоре, Вифа Агнесович торопливо направился в камеру предварительного задержания, прозванную в народе «обезьянником».

Верочка сидела напротив решётки за письменным столом и что-то строчила, поджав губы, своей любимой шариковой ручкой с символикой СССР. Загробулько, успокоившись, остановился, и несколько секунд с отеческой нежностью смотрел на рыженькую практикантку. Впрочем, родительским взгляд майора назвать можно было с натяжкой. Не должны так смотреть папаши на своих чад.

Майор подошёл к камере и увидел трёх задержанных, сидящих за решёткой на засаленной скамье. Вид преступников не внушил майору серьёзных подозрений, но что-то его насторожило. Слишком уж спокойными они были. Слишком надменно и бесстрашно взирали на майора. Словно не в камере сидели, а в парке культуры и отдыха, прохлаждались в тенистой аллее.

– Дают показания? – Майор склонился над Верочкой, ощутив тонкий её аромат, от которого трёхлитровая его голова закружилась.

– Шутят, – серьёзно ответила девушка, не отрываясь от записей, – сказки и небылицы рассказывают.

– Ясно. – Загробулько заметил лежащую на стуле возле Верочки синюю спортивную сумку и вопросительно уставился на неё. Рыжая практикантка, оторвавшись от бумаг, поймала взгляд майора.

– Это их сумка, и знаете, что в ней? – Интригуя майора, милиционерша блеснула глазами.

– Знаю. Крылья.

– Вот именно! Думаю, тут прямая связь с вашим делом.

Загробулько достал платок, промокнул вспотевший от удушливой духоты затылок и, развернувшись к камере, внимательно осмотрел задержанных. Самым подозрительным ему показался молодой человек кавказской национальности. Гордый, словно орёл, взирающий с вершины горы на мышь-полёвку, он смотрел на милицейского работника и улыбался. Ассоциация с грозной птицей возникла у майора не случайно: что-то поразительно птичье было во внешности задержанного. И более всего это птичье выдавал нос – огромный, кривой, и с горбинкой, словно клюв. А чёрные глаза, холодные и решительные, победоносно взирали из-под сросшихся на переносице бровей, приподнятых, словно взмах соколиных крыльев.

– Фамилия? – обратился Вифа Агнесович к кавказцу.

Тот, улыбнувшись треугольно, вскинул горделиво свой клювообразный дыхательный орган и скрипуче произнёс:

– Сейчас можешь называть меня Егор Исидович Фалкон.

– Национальность? – багровея, пробасил Загробулько, терпение которого начало давать трещину. То управляющий строительным трестом ни в грош его не ставит, и орёт, как на мальчишку, то теперь «гость солнечного Кавказа» говорит с ним, словно принц с прислугой.

– Скажем, грек, – не задумываясь, ответил задержанный.

– Документы у них были? – Загробулько повернулся к Верочке.

– У этого были. – Она взяла со стола паспорт и передала майору.

Документ опытному следователю сразу показался подозрительным. Судя по всему, это была искусная подделка. Шикарная, первоклассная подделка.

Листая идентифицирующую личность книжечку, майор отметил высокий уровень, с коим была выполнена фальшивка. Но выдавало её именно небывалое качество. И новизна. Обычно гости столицы, а задержанный был из их числа (в прописке значился город Сочи), документы имеют потрёпанные и затёртые. Порой такие паспорта попадаются, что можно подумать, будто их отрыли в обломках рухнувшего с неба авиалайнера. А этот, наоборот, свеженький, чистенький, словно только что выданный. А выдан он был, судя по дате, пять лет назад управлением внутренних дел города Сочи, и за этот срок никак не смог бы сохраниться в идеальном состоянии. Разве что его хранили в сейфе, но бывает ли такое с паспортами? Да ещё с паспортами столичных визитёров? Нет!

– Регистрация есть?

– Не имеется.

– Цель пребывания в Москве? – не отрываясь от документа, задал вопрос майор.

– Мы намерены встретиться с нашим коллегой и решить некоторые проблемы, – туманно ответил Егор Фалкон.

– Что за проблемы?

– Об этом я, пожалуй, умолчу.

Загробулько подошёл к сумке, расстегнул её и извлёк белоснежное, лёгкое как дуновение ветерка, крыло.

Держа в руках пернатую конечность, Вифе Агнесовичу вспомнился вдруг случай из детства, когда он нашёл на дороге подбитую кем-то ворону. В тот раз иссиня-чёрная птица с безвольно болтающейся головкой на потерявших упругость шейных позвонках вызвала в юной душе жгучую тоску и искренние детские слёзы. Он раскрывал вороньи крылья, поражаясь, как они красивы, гармоничны и естественны, и озадачивался вопросом: «Кто такое мог создать?». Натуральная, природная красота и гармония – вот что поразило маленького Вифу.

Но тогда пернатые конечности мёртвой птицы были совсем другими, нежели те, что сейчас рассматривал майор. Закоченевшие, они не только отличались цветом. В них не было энергии, жизни, а в этом белоснежном экземпляре, странным образом, она присутствовала. Словно существовало крыло само по себе. Словно не нужно ему было тело. Казалось, отпусти его сейчас – и крыло не упадёт на землю, а легко и красиво застынет в воздухе, повинуясь неведомому физическому закону. Как такое могло быть, майор не понимал. Может, это ему казалось?

– Это что? – Он повернулся к клетке с задержанными.

– Крыло, – ответил Фалкон.

– Я вижу, что крыло. Чьё крыло? И зачем?

– Мы уже сотруднице вашей пояснили, – включился в разговор совершенно лысый, как и сам Загробулько, тип в красном пиджаке. – Только она нам не верит.