— Граждане, согласно земельного кодекса и устава нашего товарищества, от своей группы прошу вас вынести такое решение: «Против вырезки земли на бывших отрубах по берегу Левина Дола, начиная от седьмого столба и заканчивая церковной землей, а также супротив прирезка госфондовской товариществу «Пример», как культурным земледельцам, сельское собрание ничего не имеет против и поддерживает».

— А какую землю артели отведете? — спросил Петька.

— Полати.

— Спасибо, сухой черт! — подхватил Ефрем.

— А чем не земля?

— Это ты иди туда со своим «Примером». Там как культурный хозяин и показывай пример. А мы камни глодать не охотники.

— А-а! — разинул рот Митенька. — Вам поповской землицы захотелось? Вам фондовская глаза мозолит? Дудки! Я на фондовскую три тысячи возов навозу ахнул, я ее «аксаем» поднимал. Я хрип на ней гнул. Все жилы вытянул.

— Чужими руками ты ее обрабатывал.

На смену Митеньке Лобачев выступил.

— Вот что я вам скажу, — крикливо начал он, — время сейчас рабочее, вам, мужики, канителиться с нами некогда. Так что давайте сразу решим этот вопрос, о коем говорил Александр Иваныч. Применим простое поднятие рук за наше товарищество.

— И голосовать нечего! — подхватил Митенька. — Знамо, все согласны… Граждане, как вы?

Но мужики хитро ухмылялись и поглядывали на Алексея, который собрал за крыльцом своих артельщиков. Там же с ними находился и комсомолец-землеустроитель. Он о чем-то горячо говорил, часто упоминал Грачева.

— Пошел! — подтолкнул Петька Алексея.

Забрался Алексей на крыльцо, заслонил Грачева и, поводя раскосыми бровями, начал говорить о том, что такое коллективы, какая их цель, а потом перешел к землеустроительной работе.

— Товарищи, посмотрите на этих людей, записавшихся в товарищество «Пример». Что тут такое? Где-то под шумок, не то на маслобойке у Нефеда, не то на дранке у Лобачева — р-раз! — и товарищество. Сначала на отруба хотели, не выгорело. Не сдают фондовскую. Теперь на товарищество перекинулись. И как скоро перевернули все дело! А глядите, кто собрался? Черт на Матрене поженился. Неразменной монетой, беднотой заручились. Есть чем перед узу щегольнуть. Там, конечно, не разобрались и, наверное, обрадовались. Не было, мол, ни копейки, и вдруг — два колхоза в Леонидовке. Теперь дальше пойдем. Кого прислало узу отрезать землю? А прислало оно вот…

Алексей отодвинулся в сторону и показал на Грачева.

Оба, техник и старый землемер, посмотрели в упор друг на друга и тяжело отвели глаза.

— Пожалуйте, любуйтесь. Эта фигура еще жива. Многим вам знакома. Помните, как загонял он вас на отруба? Как усердно выполнял он столыпинский закон, как приезжал со становым? И вот снова тут. Жи-ив… Какая у этого человека политика? Ясно, кулацкая. А Лобачев ему старый знакомый. Точь-в-точь как в песне: «Ворон к ворону летит, ворон ворону кричит». И остановился у него, как будто не у кого больше остановиться. Известное дело, на старой квартире. А Семен Максимыч — человек дошлый, он свое дело ведет крепко. Он с Нефедушкой, а особенно Митенька, наизусть знают земельный кодекс. Да не только кодекс, Митенька газеты читает. И вот, если не ударить их по рукам, они своего добьются. Я, граждане, предлагаю вот что: никаких статей, никаких решений не выносить, а спокойно разойтись по домам. Это дело требуется разъяснить.

— Постой, постой! — выскочил Лобачев, увидев, что крестьяне начали расходиться. — Погодьте, граждане.

Но его крикливый голос потонул в общем шуме.

Через некоторое время возле крыльца осталось несколько мужиков, землеустроители и артельщики. Грачев осмотрел Алексея с ног до головы и, кольнув его сухими серыми глазами, процедил:

— О вашей демагогии я доложу в узу. Вы срываете план землеустроительной работы.

— Не трудитесь, — не глядя на Грачева, а усмехнувшись Петьке, ответил Алексей, — мы сами заявим!

Лобачев, волнуясь и силясь улыбнуться, хлопал Алексея по плечу:

— Зря ты затеял, Алексей Матвеич, ей-богу, зря. Какого тебе черта надо? Ехал бы ты в город к своим пролетариям, отвез бы я тебя с колокольчиками. Чего ты под ногами у нас путаешься? Все равно ведь дело по-твоему не пойдет, а по-нашему обернется.

Митенька, насупившись, изредка бросал косые взгляды на Алексея и молчал.

Землеустроитель-комсомолец сидел с Петькой на ступеньках крыльца и то и дело пререкался с Грачевым, укоряя его, что тот неправильно говорил о коллективах и пристрастно толковал земельный кодекс. Грачев жевал усы. Ему совсем не было охоты вступать в спор со своим подчиненным. Эти споры ему уже надоели, и он обдумывал, как бы поскорее избавиться от этого неудобного ему комсомольца, только что выпущенного землеустроительным техникумом.

Вечером Никанор и Петька созвали коммунистов с комсомольцами, пригласили на совместное заседание ячеек молодого землеустроителя и, обсудив все дело, решили направить Петьку в уком партии. Он пешком ушел в Белинск.

… Артель занялась работой. Разбившись на группы, часть уехала сеять озимое, другие устанавливали конную молотилку, третьи подвозили с поля снопы.

Грохот, свист и гул пошел на большом току. Неумолчно ревел барабан, зубчатыми языками соломотряса выбрасывая густую солому. Задавальщиком у барабана — Ефим Сотин. Широкая спина его, как круп лошади, от пота была пятниста, а лицо, строгое и хмурое, усеяно мелкой пылью. Сотин хоть и не записался в артель, но, как говорили про него, «надцыкнулся». И когда позвали молотить машиной «вместе», не отказался.

Эта дружная работа напомнила Алексею город. И сам он вошел в нее, навивал солому и не чувствовал, что набил мозоли и что с его лба скатывался пот и рубаха прилипла к телу.

Через три дня пришел Петька прямо на гумно. Артельщики окружили его и уставились вопрошающими глазами. Петька снял картуз, шлепнул его на ток и заявил:

— Устав зарегистрирован. Вместо Грачева пришлют другого старшего.

Оглядев всех, поднял указательный палец и, жмурясь от солнца, добавил:

— Слушайте наказ укома партии: «От кулаков не обороняться, а решительно наступать на них».

— Сто-ой! — закричал старший землеустроитель, сменивший Грачева. — Стой, говорю!

Вертко засуетился возле теодолита, прицелился трубой на далеко стоящую шолгу с флажком и, как от мух, смешно принялся размахивать фуражкой то влево, то вправо. Когда где-то в глубине окуляра увидел, что скрещение вертикальных и горизонтальных линий как раз пересекает фигуру с флажком, обратился к мужику, стоявшему возле лошадей, запряженных в двухлемешный плуг.

— Делай борозду. Держись прямо на него.

Лихорадочно прыгая, пошел плуг через ниву и межи.

Лошадей вел Афонька, батрак Лобачева.

— Глубже, глубже! Что вы царапаете, как таракан лысину. Дай на третью зарубку. Во-от… Пошел!.. Мужики, ну, мужики, тащите инструмент… Иван Семеныч, отметь: угол сто сорок два, пять минут… Мужики, уполномоченные, до спорной доходим. Товарищ агроном…

— В чем дело?

Агроном, приехавший с землеустроителем, сухощавый и высокий, являл полную противоположность старшему землеустроителю, низкорослому, полному и юркому, как юла.

— Оценку спорной делайте. Я не виноват, что вы не договорились. И некогда мне с вами возиться. О-ох, скандалисты…

Жалуясь, обратился к Алексею:

— Вот, дорогой товарищ, посуди, как работать землеустроителям. На каждого задали: на старшего, слугу покорного, техника, землемера, чертежника, помощника — по шесть тысяч гектаров. Каково? Ше-есть тысяч! И землеустроить без всяких отговорок до первого сентября. Куда тебя черт поне-ос! Эй, дядя, дядя! Гляди, какую параболу загнул! Ах, ты!.. Левей бери, левей!..

Не досказав, побежал к лошадям. Вернул их обратно и установил из мужиков «живые столбы».

— Пошел по людям! Да гляди, не криви душой.

Суетливая фигура старшего землеустроителя Алексею казалась смешной. Особенно забавен был его короткий пиджак. Когда он нагибался, пиджак вместе с рубашкой заползал на спину и обнажал загорелое тело.