Михаил закрыл тетрадь. От умственного напряжения, разболелась голова. «Нужно, сейчас же, перестать думать, а не то состояние еще больше ухудшится!». Но мысли, напирая одна на другую, всё шли и шли. «Как же их остановить? Надо как-то отвлечься…» — закрыв дверь на замок, отправился, через дорогу, к родителям. Хоть чем-нибудь помочь.

Глава 4

1

— Надя, почему вы выбрали, именно, исторический факультет, а ни какой другой?

— А мне еще в школе, история нравилась: как люди жили до нас, какой жизненный уклад был, устройство государства; нравилось читать про войны там разные…

Михаил и Надя, не спеша, прохаживались вдоль кромки старого городского пруда. Был тихий сентябрьский вечер, вода недвижно отражала возвышенный берег с деревянными избами, утонувшими в начинающей уже желтеть, зелени огородов. Настроение у обоих, после радости встречи, было умиротворённым.

— А вам в газете, тоже нравится работать, наверное? Это ведь, так интересно: новые люди, общение, новая информация! — Надя посмотрела, на Михаила, с нескрываемым восхищением. — К тому же, стихи пишите и наукой занимаетесь. Всесторонне одарённая, творческая личность!

— Да что вы! Газетная работа — это же ремесло, тяжелый изнуряющий труд. Здесь творчеством и не пахнет. Пишешь о всяких разностях: что произошло в городе или произойдет. Обычные, каждодневные новости, в которых нет места, чему-нибудь, отвлеченному, вечному. Но зарабатывать на жизнь, как-то ведь надо!

— А наука, поэзия?

— Признаться честно, я — неудачник на научной стезе. Сразу не пошло, потому что не захотел идти по проторенной дорожке, как все. А сейчас вот, расплачиваюсь… Кстати, Надя, я стихотворение вам посвятил!

Девушка оживилась:

— Что ж, прочитайте!

Михаил, развернув, заранее приготовленную, бумажку, что называется, блеснул способностями. Надя была в восторге. Но вскоре, лицо её омрачилось.

— Вы вот пишите, что нравлюсь очень. Что какая-то я особенная. А на самом-то деле, всё ведь не так, — не заслуживаю, к себе, такого возвышенного отношения!

— Что вы имеете в виду? — «поэт», пристально посмотрел на девчонку.

— Да не стоит об этом… Сказать честно: что-то есть в вас такое, чего в других мужчинах не встречала. Несмотря на внешность, телосложение… Но не это же, главное!

Что-то сильно притягивает сердце, а что — не знаю…

— Если внешность не по нраву, давайте тогда расстанемся! — голос Михаила дрогнул. Но Надя, испуганно, схватила за руки и прижалась к груди.

— Я просто, неправильно выразилась! Сердцем чувствую, — вы мой, тот самый!.. Хочу быть с милым! И ведь ты… этого хочешь?

Они, так и стояли посреди дороги, обнявшись, долго не отходя друг от друга…

Потом, был день рождения Михаила. Именинник пригласил Надю в дом к родителям. Сидели у накрытого праздничного стола. Поиграл на баяне, а подруга, уже как бы, на правах невесты, разговаривала с матерью и отцом, которым очень понравилась. Надя подарила «милому», дорогой кожаный портмоне, чего тот, совсем, не ожидал. Никто из женщин, никогда, подарков ему не делал.

…Через пару дней, купив цветов, кавалер приехал к девчонке домой, на Заякина. Добротный деревянный дом, выкрашенный в желтый цвет, во дворе — куры, еще не пожухлый, уютный огородик. Надя была дома одна. Обрадовшись, провела друга через крытый двор и сени, через коридор, в свою комнату.

Обратил внимание на шкаф с книгами, небольшую аккуратно застеленную кровать, стол с красивой лампой под абажуром. Глаза Нади, буквально, светились любовью. Михаил подошел к ней и осторожно, без лишних слов, начал раздевать. Девушка не сопротивлялась.

— Только, надо бы нам побыстрей, а то мама скоро придёт…

Мать Нади позвонила, в дом, через полчаса. Оценивающе оглядела, отнюдь, не молодого избранника дочери.

Сдержанно расспросила о том, о сём. Да и Михаил, что-то, был не очень рад. Оставшись, вскоре, с другом наедине, Надя сразу почувствовала перемену в его настроении.

— Что с тобой? Что-то случилось? Разве, не любишь больше меня?

Кавалер, не отвечая, стал собираться. Но Надю, напоследок, поцеловал, оставив в недоумении и тревоге. И, правда, что это было с ним?..

2

После нескольких лет обильных возлияний, семейных ссор и неурядиц на работе, Борис Борисыч серьёзно заболел. Нет, страдал-то он гипертонией давно, а тут, все неблагоприятные факторы свалились, как бы, в одну кучу. Началось с того, что случился сильный сердечный приступ. «Скорая» откачала и порекомендовала, затем, не медля, обратиться в поликлинику. Но Николаев с презрением относился к своим хворям, — мол, отлежусь, и всё на место встанет… А этих докторишек, с вымученными дипломами, больной всерьёз не воспринимал. Что, дескать, они знают о человеческом организме, кроме вызубренных книжных сведений! Не дело ему, кандидату наук, полагаться на каких-то недоучек…

Еще в первые годы знакомства, Михаил увидел у шефа прибор для измерения давления.

— Ну, и сколько у вас, Борис Борисыч?

— Обычное —170 на 100. Я его, и не чувствую совсем.

— Так ведь, нельзя с таким давлением ходить. Снижать нужно!

— Да плевать хотел!

И Николаев продолжал жить, как привык…

А вот сейчас, Михаил позвонил ему, и жена сообщила, что Бориса Борисыча положили в больницу. Где-то далеко, — на краю города.

«Надо обязательно съездить, узнать, как он там», — ученик, купив фруктов, отправился по указанному адресу.

Больничные корпуса были разбросаны по еловому лесу. Кое-где, встречались гуляющие пациенты. Николаева лечили в старом побеленном особнячке с колоннами, на втором этаже. Спустился, когда вызвали. По затёмненной аллее, вышли на солнце, к скамейке.

— Да ничего себя чувствую, ноги только, опухли немного. Давление чуть снизили — еще держится.

— Борис Борисыч, вам же, всего 47 лет! Это всё от пьянки. Завязывать бы надо!

— Сам знаю. Но как вспомню о Пашке, так и тянет, выпить и забыться…

Николаев, склонив, почти всю седую голову, незаметно смахнул слезу.

Михаил слышал от него, что-то о болезни сына Павла, но и подумать тогда не мог, какой страшный недуг, в действительности, мучает парня.

— Ну а как ваши успехи в газете? — справившись с собой, нарушил паузу Борис Борисыч.

— Да одно и то же… Честно сказать, всё надоело. Ох, уж эти провинциальные новости! Но я хочу сказать о другом. Относительно верлинскои теории. Под интегральным исследованием он подразумевал совсем иное, — не то, что ныне принято думать в школе. Междисциплинарная системная интеграция означает не просто тотальный охват индивидуальных уровней, а их «слитие», — о чем, в своё время, писал Павлов!

— Знаете, Михаил, давайте пока оставим сложные материи… — вдруг обронил Николаев. — Не могу я сейчас переносить умственное напряжение. Как-нибудь, в другой раз поговорим… Вы не обижаетесь? Ну, не могу пока.

Ученик понял, что серьёзного научного разговора, не получится. Больной человек есть больной. С тяжелым сердцем, покидал он наставника…

Не прошло и двух недель, после выписки, как Борис Борисыч вновь угодил к врачам с ухудшением состояния. Но после и этого лечения, попав домой, он еле-еле ходил: чтобы добраться на работу, несколько раз, приходилось останавливаться, на пути до остановки троллейбуса. Пить он больше не пил, потому что, уже был не в силах. Михаил как-то приходил к больному, пытался, опять, разговорить на научные темы, но Николаев избегал, тяжелой для себя, полемики.

— Давайте лучше, зайдем в «рабочий кабинет», выберете всё, что понравится из библиотеки.

Знакомый «кабинет» — был крохотной каморкой от кладовки, в одной из комнат. До потолка, кстати, заставленный книгами по нейрофизиологии, психологии и философии. На антресолях располагался архив Берлина. Небольшой письменный столик, едва умещался на двух квадратных метрах площади. Вот здесь, и писал Учитель, ночами, свою диссертацию…