— Да отстань ты со своей бронемашиной! Она нас не видит и черт с ней, пускай себе буксует…

Не успел я и рта закрыть, как послышалось сначала тихое, неуверенное, а затем громкое и требовательное: «Хальт!». За возгласами последовали очереди из автоматов и взрывы гранат.

Разведчики камнем упали на землю и открыли ответный огонь. Я приказал отойти. Ильин, Нефедьев и офицеры 2-го батальона успели развернуть в цепь подразделения и бросить их в атаку. Продвинулись метров на триста — четыреста, уничтожили немецкое охранение. Однако овладеть Настеновкой не смогли. Село находилось за скатами высоты, где сосредоточились неприятельские танки. Имея в своем распоряжении только восемь ПТР на оба батальона, мы с Сазоновым доложили обстановку командиру полка и просили его усилить нас орудиями, так как опасались танковой контратаки.

— Смотри, не проморгай фрицев, — ответил мне подполковник Харитонов. — Они ведь драпают, ты должен вместе с Сазоновым преследовать их. Даю вам проводную связь. К утру подбросим артиллерию.

На этом разговор закончился. Мы отправились в роты: необходимо было под прикрытием ночи отрыть окопы полного профиля, организовать систему огня. Сделать все это в кромешной тьме нелегко. К тому же многим бойцам эта тяжелая работа казалась излишней: мол, все равно завтра-послезавтра вперед пойдем.

Мы с Сазоновым оборудовали свои НП в одном месте, наладили связь с ротами. Вскоре телефонисты протянули провода от командира полка, и мы вновь стали настойчиво просить Харитонова дать нам артиллерию.

— Ведь у нас ни одной пушки!

В ответ слышали все то же: «Не проспите немцев».

Почему у Александра Даниловича возникла такая уверенность в том, что гитлеровцы будут непременно отступать? Не знаю. Мы были иного мнения.

39-й гвардейский стрелковый полк уже дважды встречался с танковыми группами противника. 1 сентября был сильно потрепан 3-й стрелковый батальон. 3 и 5 сентября мы опять подверглись контратакам вражеских танков и оказались отрезанными от главных сил дивизии. Правда, нам удалось прорвать кольцо и соединиться с остальными частями. Теперь вот снова танки. Куда они пойдут? Надо готовиться к худшему. Наши разведчики пытались в нескольких местах проникнуть в Настеновку, но им это не удалось — каждый раз натыкались на хорошо организованный огонь.

Среди ночи к нам пришел Андрей Спиридонович Мороз. Мы с Сазоновым обрадовались: теперь заместитель начальника штаба полка лично убедится в том, что обстановка в самом деле тревожная, и поможет нам с артиллерией. Майор Мороз обошел все роты, посмотрел, где и как занимают они оборону, понаблюдал за противником и пришел к тому же выводу, что и мы. Доложил Харитонову, но ничего не изменилось. Во второй половине ночи мы еще раз пошли в подразделения проверить, как идет окапывание. Большинство солдат уже заканчивали оборудовать укрытия. Мы потребовали усилить наблюдение и быть готовыми к отражению танков.

— Андрей Спиридонович, пойди к командиру полка, убеди его в необходимости подбросить нам до рассвета хотя бы несколько орудий! — наседали мы на Мороза.

— Не могу, мне приказано быть здесь.

— Ну, а какая польза? Ты что, собираешься стрелять в «тигров» из пистолета? В твоей смелости никто не сомневается, но сделаешь больше, если добьешься, чтобы у нас были пушки.

— Попробую доложить еще раз.

Мороз взял трубку. Его разговор с Харитоновым длился долго. После этого Андрей Спиридонович отправился в часть, пообещав ускорить присылку артиллерии.

Начало светать. Присмотревшись к местности, мы поняли, что расположили свой НП крайне неудачно. Пришлось переместиться метров на двести правее. Отсюда было не только лучше видно, здесь, со стороны лощины, имелись и необходимые для нас скрытые подступы. Не теряя времени, принялись копать окопы-щели для себя, связных, связистов. Одежда промокла насквозь, стало холодно.

Увидели рядового Кошкина. В термосе он нес нам еду и еще издали улыбался.

— Кошкин, ты чего такой веселый?

— Рад, что вас отыскал.

— А как ты к нам шел?

— По проводу.

— Раздавай быстрее, а то в животе уже революция, — попросил Ильин, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.

Распределяя пищу, Кошкин сказал:

— Товарищ майор, вас сегодня опять танки гонять будут.

— Почему?

— Раз я вам принес кашу, то так и будет.

— Это по какому же закону, Кошкин?

— Приметил. Как доставлю вам овсянку или «шрапнель», так атакуют…

— Эх, если бы сегодня твои предсказания не сбылись! — вздохнул Ильин.

— А ну-ка, дружище, забирай свой термос и улетучивайся, а то и в самом деле накаркаешь, — не то шутя, не то серьезно посоветовал Кошкину Нефедьев.

Не успел Кошкин сделать и несколько шагов, как к нам подбежал сержант Атаканов. Волнуясь, и оттого плохо выговаривая русские слова, выпалил:

— Там десять, двадцать, тридцать танка идет! — и махнул рукой в сторону переднего края.

— Чьи танки? — спросил Сазонов.

— Немса, немса…

Со стороны села Настеновка надвигалось девяносто шесть вражеских машин. На этот раз они, стреляя, шли под углом к нашему переднему краю, постепенно приближаясь к позиции 3-й стрелковой роты. За танками на бронетранспортерах следовала пехота. Она тоже вела интенсивный огонь. Гвардейцы отбивались. Захлебываясь, стрекотали пулеметы, непрерывно били противотанковые ружья. Однако выстрелов их за общим грохотом не было слышно. Но вот загорелся один танк, остановился другой, окутался дымом бронетранспортер…

Связь с ротами прервалась: вражеский танк намотал на гусеницу провод, который от НП был протянут одной линией во все роты — не из-за лени, а из-за нехватки кабеля. Поддержать подразделения нечем было. Одна надежда на минометы Карнаушенко. Но они хороши против пехоты, а не против брони. Карнаушенко мастерски отсек автоматчиков. Однако танки продолжали двигаться одни. Вот они уже навалились на окопы 2-й роты. Гитлеровцы словно знали, что здесь только два батальона стрелков и нет противотанковых средств. От взрыва связки гранат еще один «тигр» завертелся на месте. А остальные, проутюжив боевой порядок 2-й роты, поползли дальше, но не в глубину, а вдоль линии обороны. Под их давлением наша 1-я рота и 2-й батальон отошли за овраг и снова принялись окапываться. Танки противника вели огонь, а преследовать не решились.

Было обидно до слез потерять столько людей, громивших захватчиков в ожесточенных оборонительных и наступательных боях… И не потому, что воевать не умели, не потому, что не было средств борьбы с танками, а лишь оттого, что где-то, в каком-то звене не было вовремя организовано взаимодействие, кто-то из командиров неправильно оценил обстановку…

Ведь потом, спустя всего несколько часов, позади нас занял огневые позиции целый истребительно-противотанковый артиллерийский полк. Окажись он здесь тремя-четырьмя часами раньше, фашистские танки были бы уничтожены и мы не имели таких потерь.

Особенно тяжелый урон понес 1-й стрелковый батальон. В числе тех, кого мы недосчитались, оказался и старший лейтенант Иванников, командир 3-й роты, который пришел к нам в батальон совсем еще неоперившимся юнцом и в короткое время вырос в боевого, толкового офицера. Меньше других пострадали 1-я рота и 2-й стрелковый батальон.

Организовав оборону на новом рубеже и оказав помощь раненым, мы с Сазоновым отправились к командиру полка.

Когда пришли в штаб, Александр Данилович стоял у кукурузной копны.

— Потери?

— Сорок девять человек, — доложил Сазонов.

— У вас? — Харитонов взглянул на меня.

— Восемьдесят семь…

— Ну ладно, ты, Сазонов, молодой комбат, а ты?! — Харитонов обернулся ко мне. — Почему допустил, что противник побил людей при отходе?

— Товарищ подполковник, гвардейцы не отходили, а воевали. Они остались там, в окопах. Вам ведь докладывали, что нужна артиллерия…

Харитонов молча сверли меня глазами, желваки на его скулах судорожно двигались. Ничего хорошего это молчание не предвещало: должен же быть виновник этого поражения…