По результатам проверки осенью 1937 года ВЦСПС уволил директоров институтов в Казани, Харькове и Минске и приказал очистить все институты от «чуждых элементов, врагов народа, шпионов и предателей родины». Сразу же там были обнаружены пятьдесят три генеральских сына, бывших представителей аристократии, офицеров, владельцев заводов и священнослужителей, семнадцать сотрудников, у которых были арестованы родственники, и еще пятьдесят семь человек, поддерживавших переписку с родственниками или коллегами за границей. Все эти люди были немедленно уволены, и органы НКВД, по всей вероятности, начали следствие в отношении их.^{389} Полонский, курировавший эти институты, также попал под подозрение. Той же осенью он был арестован и расстрелян 30 октября 1937 года, ему было 44 года.^{390}

Падение Полонского, так же как и других высокопоставленных функционеров, повлекло за собой следующие отставки и репрессии. М. Г. Лагодинский и Е. Е. Павлова председатели ЦК Союзов потребкооперации Кавказа и Центральных районов соответственно, потеряли работу только из-за того, что они, якобы, не сообщили о своих встречах с Полонским.^{391} Д. Н. Мещеряков — председатель ЦК Союза шоферов Москвы и Ленинграда был также освобожден от своих обязанностей. Он работал под руководством Полонского в Народном комиссариате путей сообщения (НКПС). Полонский при переходе на работу в ВЦСПС перетянул Мещерякова в ВЦСПС, а затем выдвинул его на пост председателя ЦК Союза шоферов Москвы и Ленинграда. Когда Полонский оставил работу в ВЦСПС и перешел в Народный комиссариат связи, он предложил Мещерякову новую должность начальника отдела кадров. Оба еще только обсуждали это назначение, когда Полонского арестовали.^{392} Мещеряков, получивший свою должность в результате кооптации, являлся членом «клана» Полонского. Он пострадал так же, как и его начальник. Круг потенциальных жертв расширялся.

Работники ЦК Союза политпросвещения и ЦК Союза госучреждений были политически восприимчивыми людьми, равно как и сильно уязвимыми для репрессий, поскольку их членами были представители партии и органов власти. Чистка в этих профсоюзах выявила сложные взаимоотношения между ВЦСПС, ВКП(б) и НКВД, их роль в развязывании террора. Репрессии начались не по приказу Сталина или Ежова, а скорее из-за сложности взаимодействия организационных структур в партии (на разных уровнях), в органах НКВД, ЦК профсоюзов и ВЦСПС. В обоих вышеназванных профсоюзах проверяющие органы ВЦСПС инициировали цепь событий, повлекших аресты. Если бы ВЦСПС не проявил такого усердия в демонстрации своей «бдительности», уничтожение работников профсоюзов могло бы не достигнуть таких масштабов.

ЦК профсоюза работников политпросвещения был одним из первых, повергшихся нападкам. ВЦСПС возглавил расследование, приведшее к тому, что партия провела свою собственную проверку, после которой был в свою очередь задействован НКВД. В конечном итоге секретари ВЦСПС были запуганы событиями, которым они сами дали ход. Очень скоро ситуация выглядела так, словно они должны были нести ответственность за «врагов», которых после проверок арестовали органы НКВД. В июне 1937 года ВЦСПС начал свое расследование по делам профсоюзных руководителей — в связи с назначением на должности по знакомству и незаконной тратой средств на отпуска и дома отдыха. Члены профсоюза, постановившие провести свой съезд тем летом, уже выбрали сорок девять делегатов, когда между их руководителями произошел раскол из-за жестокой борьбы за состав Центральных Комитетов профсоюзов. К. И. Николаева — одна из пяти секретарей ВЦСПС с неохотой согласилась быть арбитром в этом споре. Николаева была дочерью прачки и неквалифицированного рабочего. Она помогла организовать первый государственный съезд женщин в 1918 году и возглавляла женотдел вплоть до его упразднения в 1930 году.^{393} Николаева предложила, чтобы руководство оставалось в прежнем составе до начала съезда, на котором делегаты решат вопрос путем голосования. Однако за это разумное решение Николаеву вскоре привлекли к уголовной ответственности.

После месяца взаимных обвинений в руководстве ЦК профсоюзов в это дело вмешалась Комиссия партийного контроля и начала свою собственную проверку. Органы НКВД также вступили в драку, минуя Комиссию партийного контроля и ВЦСПС, и арестовали некоторых профсоюзных руководителей. Ефремов — один из оставшихся на свободе членов ЦК посодействовал, чтобы в состав руководства вошел Н. Колотилов, который в свою очередь, привел за собой несколько своих знакомых. Ефремова арестовали, и его товарищ Колотилов также последовал в тюрьму. Колотилов работал секретарем партии Ивановского областного комитета во время крупных забастовок текстильщиков в апреле 1932 года. В августе он признался, что организовал эти забастовки по приказу Томского, бывшего председателя ВЦСПС. Конечно же, обвинения были абсурдными. Каждый рабочий в Иваново знал, что Колотилов пытался подавить, а не поддержать забастовки. Несмотря на то, что его действия против забастовщиков не были особенно энергичными и решительными, конечно же, он не проявлял к ним никакого сочувствия.^{394},[51]

ВЦСПС попал в страшную переделку. Николаева советовала не менять руководство до съезда, но органы НКВД арестовали большинство руководителей как «врагов народа». Теперь она должна была объяснить, почему «защищала» их. Кроме того, в своем отчете Комиссия партийного контроля обвинила все руководство в принадлежности к «клану Шумского». Их критиковали за то, что они не избирали, а назначали руководящих работников, которые не проводили собраний, покрывали друг друга, расходовали государственные средства и морально разлагались. ЦК профсоюза развалился по принципу домино: арест Ефремова ускорил арест его выдвиженца — Колотилова, в результате чего последовали аресты приближенных самого Колотилова. Николаева была следующей в очереди. Когда Я. А. Яковлев — заместитель председателя Комиссии партийного контроля послал Швернику копию результатов проверки, Николаева запаниковала — ведь аресты уже зачищали ряды ВЦСПС. Она написала срочное сообщение другим секретарям ВЦСПС: «…Защищать это руководство у меня не было никакого желания. <…> Мной <…> было доложено <…> о необходимости смены руководства». Она отреклась от собственного предложения: «Эти слова не мои». С. Л. Брегман — секретарь ВЦСПС быстро ответил: «Считаю необходимым ускорить решение вопроса о снятии нынешнего руководства до съезда». Размашистым почерком поперек собственной записки он написал: «Тов. Шверник, надо нам срочно обсудить».^{395} Каждый понимал, что придется отвечать и за методы управления, и за разногласия.

Реакция секретариата ВЦСПС на аресты профсоюзных руководителей показала, что даже простейшее организационное решение могло привести к ужасным последствиям. ВЦСПС стремился продемонстрировать НКВД свою бдительность, поскольку каждый новый арест принуждал его руководителей давать объяснения, почему им не удалось разоблачить предполагаемых врагов. He-разоблачение быстро становилось преступлением. Из-за невозможности определить, кто станет следующей жертвой, руководителей ВЦСПС постоянно застигали врасплох. Кроме того, они понимали, что никак не защищены от арестов. Секретари, боявшиеся, что их обвинят в «защите врага», торопливо стремились себя выгородить. Их попытки быть на шаг впереди НКВД — типичное поведение руководителей каждого учреждения — способствовали раскручиванию маховика репрессий. В этом заключалось своеобразное сочетание защиты и риска, обусловленное спецификой положения, в которое попало руководство: один обладал властью обвинять других, но, в то же время сам мог легко оказаться обвиненных. Секретариат, стоявший во главе огромной организации, не только провоцировал аресты, но страшно боялся оказаться среди арестованных. Таким образом, секретари ВЦСПС являлись как преступниками, так и потенциальными жертвами; они работали сверхурочно, чтобы дать разрешение на аресты, инициированные НКВД, начинали проверки, которые приводили к новым арестам, и в то же время дрожали от страха, когда исчезала новая жертва. Очень немногие профсоюзные руководители были в состоянии противостоять такому сильному психологическому давлению. Многие просто пытались защитить себя за счет своих коллег. Поступая так, они причиняли смертельный вред другим.