Выступая в 1902 году с речью в юбилейном заседании Петербургского юридического общества в связи с его 25-летием, А. Ф. Кони высоко поднял роль и значение правовой науки. Он указал на то, что посредством слияния научных начал с житейским опытом выявляются правопотребности общества и развивается в нем правильное правосознание, что при наличии трех источников, питающих Юридическое общество, — науки, законодательства и судебной практики, — науке принадлежит важная роль. «Научные положения, — говорил А. Ф. Кони, — преломившись в законодательной призме на радугу отдельных мер, получают воплощение в обыденной жизни путем судебной практики».
Вместе с тем А. Ф. Кони справедливо отмечал, что отчужденность науки от практики и ее угодливость делают совершенно ничтожным влияние науки на законодательство и судебную практику. Точно так же закон, резко оторванный от народного правосознания, обречен на постоянный обход или на применение, «насильственное по приемам и бесплодное по нравственным результатам».
Одной из важных задач правовой науки А. Ф. Кони считал разработку правовых вопросов, вызываемых жизнью, имеющих целью подготовку ценных материалов для законодателя. «Различно и своеобразно, — говорил А. Ф. Кони, — текут запросы, назревшие потребности и чаяния жизни, пока не впадут в многоводную реку законодательства, Одни падая с высоты идеала, дробясь, пенясь и разбиваясь о камни житейской прозы, то разбрасываясь на мелкие и быстрые ручейки, то снова сливаясь вместе, быстро и с ропотом несутся вперед; другие, повинуясь непреложному закону истории, спокойно, но неотвратимо текут по наклонной плоскости; третьи, переполняя стоячие воды своекорыстной обособленности, тянутся затхлыми и медлительными струйками к той же реке. И всех она принимает в себя и, претворив в себе, катит свои воды, прокладывая себе русло».
Так образно и мудро нарисовал большой ученый трудный путь преобразования научных предложений в правовые нормы.
К Анатолию Федоровичу Кони вполне применимы слова, сказанные им в отношении первого председателя Московского окружного суда Е. Е. Люминарского: «Он был настоящий судья», «судья от головы до ног». Мы к этому можем добавить: он был «ученым от головы до ног».
А. Ф. Кони ставил и решал научные проблемы, актуальные для времени, в котором он жил и творил. Но в том и заключается научная сила и ценность трудов большого ученого, что они не теряют своей значимости много лет спустя. Теоретические положения и выводы А. Ф. Кони актуальны и сейчас.
«Право на плодотворное будущее, — говорил А. Ф. Кони, — дает ясное понимание своего прошедшего и уважение к тому, что в нем было хорошего и достойного. Только пред тем ясно и определенно рисуется завтрашний день, кто не забыл уроков, примеров и заветов дня вчерашнего».
Советские юристы внимательно и настойчиво изучают труды своего талантливого предшественника, они сохранили уважение к тому, что в этих трудах было хорошего и достойного. Они не забывают уроки, примеры и заветы, которые он преподал вчера. И потому завтрашний день советской правовой науки рисуется ясным и определенным, обогащенным достижениями дня вчерашнего. В этих достижениях немалая заслуга принадлежит Анатолию Федоровичу Кони.
И. Д. Перлов
НРАВСТВЕННЫЕ НАЧАЛА В УГОЛОВНОМ
ПРОЦЕССЕ *
(Общие черты судебной этики)
Настоящий очерк в сущности касается вопроса педагогического, т. е. вопроса о том, не следует ли, при современном состоянии уголовного процесса, расширить его академическое преподавание в сторону подробного исследования и установления нравственных начал, которым должно принадлежать видное и законное влияние в деле отправления уголовного правосудия.
Нет сомнения, что историко-догматическая сторона в преподавании уголовного процесса везде должна занимать подобающее ей по праву место, но думается, что настало время наряду с историей и догмою осветить и те разнородные вопросы, возникающие в каждой стадии процесса, которые подлежат разрешению согласно существенным требованиям нравственного закона — этого non scripta, sed nata lex [1]. Ими у нас до сих пор почти никто систематически не занимался, а между тем нравственным началам, как мне кажется, принадлежит в будущем первенствующая роль в исследовании условий и обстановки уголовного процесса. Формы судопроизводства теперь повсюду более v. л. и менее прочно установились. Точно так же определился и взгляд на ценность, пригодность и целесообразность различных судебных учреждений. Законодательство, под влиянием временных ослеплений, может, конечно, отступать назад и возвращаться к устарелым и отжившим учреждениям, но на коренные начала правосудия — гласность, устность, непосредственность и свободную оценку доказательств — оно серьезно посягнуть не решится. Эти приобретения человечества куплены слишком дорогою ценою многовековых страданий и заблуждений, чтобы с ними можно было легко и надолго расстаться. Вместе с тем едва ли скоро человечество придумает форму суда, могущую с прочным успехом заменить суд присяжных, или найдет возможным обходиться без состязательного начала. Поэтому, по всем вероятиям, в будущем предстоит лишь частичное улучшение некоторых отделов уголовного процесса и утончение техники производства уголовного исследования. Но рядом с этим изощрением техники должно пойти — будем на это надеяться — развитие истинного и широкого человеколюбия на суде, равно далекого и от механической нивелировки отдельных индивидуальностей, и от черствости приемов, и от чуждой истинной доброте дряблости воли в защите общественного правопорядка, Тогда главное внимание, с полным основанием, обратится на изучение нравственных начал уголовного процесса — и центр тяжести учения о судопроизводстве перенесется с хода процесса на этическую и общественно-правовую деятельность судьи во всех ее разветвлениях.
Задача уголовного суда состоит в исследовании преступного деяния и в справедливом приложении к человеку, признанному виновным, карательного закона. Но суд не механизм и не отвлечение от жизни, а живой и восприимчивый организм, приходящий в самое непосредственное и богатое разнообразными последствиями соприкосновение с явлениями общежития. Он осуществляется судьею — в общении с другими сотрудниками или единолично. На различных ступенях уголовного процесса, — исследуя преступное дело и связывая с ним личность содеятеля, оценивая его вину и прилагая к ней мерило уголовной кары, наблюдая, чтобы эта оценка была совершаема по правилам, установленным для гарантии как общества, так и подсудимого, — судья призван прилагать все силы ума и совести, знания и опыта, чтобы постигнуть житейскую и юридическую правду дела. Облекая эту правду в определенные формы, он должен способствовать, в каждом отдельном случае, восстановлению поколебленного правопорядка. Как бы хороши ни были правила деятельности, они могут потерять свою силу и значение в неопытных, грубых или недобросовестных руках. Чем больше оттенков в своем практическом применении допускают эти правила, чем глубже касаются они личности и участия человека, чем более важным интересам общественной жизни они служат, тем серьезнее представляется вопрос — в чьи руки отдается приложение этих правил и при каких условиях. Недаром народная житейская мудрость создала поговорку: «Не суда бойся, бойся судьи!» Известный французский криминалист Ортолан указывает на то, что честный гражданин еще может не подпасть под действие дурных уголовных законов, но он лишен средств избежать дурного отправления правосудия, при котором самый обдуманный и справедливый уголовный закон обращается в ничто.
Вот почему центром тяжести организации уголовного правосудия должен быть признан судья с теми неизбежными условиями, в которые его ставит разумное законодательство, и с теми типическими чертами, которыми его снабжает общественное правовое и нравственное чувство. Постановка звания судьи, пределы свободы его самодеятельности, обязательные правила его действий и нравственные требования, предъявляемые к нему, дают ясную картину состояния уголовного правосудия в известное время и в известном месте. Отношение общественного мнения к судьям рисует, в общих чертах, и характер производимого ими суда. Знаменитая фраза, которую Бомарше вкладывает в уста своего героя: «Я верю в вашу справедливость, хотя вы и представитель правосудия», с яркостью указывает, в каких подкупных и трусливых руках было производство суда в современной ему Испании, а крик отчаяния, вырвавшийся у де Сеза: «Я ищу судей — и нахожу лишь обвинителей», характеризует чуждые правосудию чувства, овладевшие конвентом во время суда над «Людовиком Капетом».