— Пожалуй, что и так, — отозвался Микулен.

Старик греб молча, не поворачивая головы. С минуту молодой человек смотрел на его напряженную спину, думая о Наис. Он видел загорелую шею старика да мочки красных ушей с продетыми в них золотыми серьгами. Затем он нагнулся, с интересом всматриваясь в морскую глубь, убегавшую из-под лодки. Море потускнело, длинные стебли водорослей разметались по волнам, словно волосы утопленниц. Фредерику стало тоскливо, даже страшновато.

— Послушайте, папаша Микулен, а ветер-то крепчает, — сказал он после долгого молчания, — будьте осторожны, я ведь плаваю как топор.

— Знаю, знаю, — сухо ответил старик.

И продолжал равномерно взмахивать веслами. Лодка плясала на волнах. Огненные блики погасли. Под резкими порывами ветра пена фонтаном взлетала вверх. Фредерику не хотелось выказывать страх, но на душе у него было неспокойно. Он многое бы дал, чтобы лодка повернула к берегу. Наконец, потеряв терпение, он воскликнул:

— Где, к черту, поставлены у вас верши? В Алжир вы меня везете, что ли?

— Теперь уже близко, — не спеша ответил папаша Микулен.

Вдруг он бросил весла, выпрямился и начал внимательно вглядываться в берег, отыскивая ориентир; пришлось грести еще минут пять, пока лодка очутилась меж двумя пробковыми буйками, указывавшими, где поставлены верши. Но он не сразу принялся их вытаскивать, сначала обернулся и посмотрел в сторону Бланкарды. Фредерик, следя за его взглядом, увидел под соснами белое пятно. Это Наис в своем светлом платье все еще стояла, облокотившись о парапет.

— Сколько у вас вершей? — спросил Фредерик.

— Тридцать пять… прохлаждаться не приходится.

Он схватил ближайший буек и вытащил первую вершу. Здесь было очень глубоко, и веревке, казалось, не будет конца. Наконец вынырнула плетеная корзина с привязанным к ней большим камнем, который удерживал ее на дне; как только вершу вытащили из воды, три рыбы затрепыхались в ней, словно птицы в клетке. Казалось, слышится шорох крыльев. Вторая корзина была пуста, в третьей лежала довольно редкая находка — маленькая лангуста, которая изо всех сил била хвостом. Теперь Фредерик увлекся, позабыл свои страхи и, перегнувшись через борт, с бьющимся сердцем ожидал появления вершей. Стоило ему услышать шум, похожий на шорох крыльев, как его охватывал азарт охотника, подстрелившего дичь. Вода ручьями текла с вершей, возвращавшихся в лодку. Вскоре одна за другой были подняты все тридцать пять. В них было не менее пятнадцати фунтов рыбы — богатый улов для тех мест, ибо в марсельской бухте, по многим причинам, а в особенности из-за того, что рыбаки ставят там сети с мелкими ячейками, рыбы с каждым годом становится все меньше.

— Кончили! Теперь можно и восвояси, — проговорил Микулен.

Он аккуратно уложил верши на корме. Увидя, что папаша Микулен собирается поднять парус, Фредерик снова встревожился и сказал, что по такому ветру куда благоразумнее возвращаться на веслах. Старик пожал плечами. Нечего его учить. И прежде, чем поднять парус, он еще раз взглянул в сторону Бланкарды. Там над обрывом по-прежнему белело платье Наис.

Катастрофа разразилась с быстротой молнии. Позднее, когда Фредерик попытался уяснить себе, как все случилось, в его памяти всплывало лишь одно: налетел внезапный шквал, и лодка опрокинулась. А дальше он ничего не помнил, только ледяной холод и безумный страх. Он спасся чудом — упав на парус, надутый ветром, удержался на нем. Рыбаки, бывшие неподалеку, поспешили на помощь и спасли его, а также подобрали плывшего уже к берегу Микулена.

Госпожа Ростан еще не вставала. От нее скрыли, какой опасности подвергался сын. На берегу, у подножия террасы, Фредерика и Микулена, промокших до нитки, встретила Наис, которая была свидетельницей разыгравшейся драмы.

— Экая незадача, — ворчал старик, — вытащили все верши, уже собрались в обратный путь… Так на тебе!.. Не повезло!

Наис, очень бледная, в упор смотрела на отца.

— Да, да, не повезло… — пробормотала она. — Только когда ставишь парус против ветра, знаешь, чем это пахнет.

Микулен вспылил.

— Чего зря языком треплешь, бездельница!.. Не видишь разве, что у господина Фредерика зуб на зуб не попадает. А ну, ступай, помоги ему.

Молодой человек отделался испугом и всего один день пролежал в постели. Матери он пожаловался на мигрень. На другой день его поразил мрачный вид Наис. Она больше не выходила на свидание. Но как-то вечером, повстречавшись с ним в передней, она сама обняла его и осыпала жаркими поцелуями. Наис не открыла возлюбленному своих подозрений, но с того дня она стала охранять его. Прошла неделя, ее взяло сомнение, — отец вел себя, как всегда. Он даже как будто смягчился и реже бил ее.

Каждый год Ростаны устраивали пикник где-нибудь на берегу моря, близ Ниолона, и варили там под защитой скал буябессу. В горах водились куропатки, и мужчины не упускали случая пострелять. На сей раз г-жа Ростан решила взять с собой Наис, чтобы та им прислуживала; она не пожелала слушать возражений арендатора — старый нелюдим был явно недоволен и сердито хмурился с досады.

Отправились спозаранку. Утро было восхитительное. Под ласковыми лучами солнца раскинулась зеркальная гладь синего моря; в тех местах, где проходили течения, море слегка рябило, синева сгущалась, отсвечивая фиолетовым. А там, где не было ряби, синева бледнела, море становилось опаловым. И казалось, вплоть до самого горизонта расстилается гигантское атласное покрывало, переливающееся всеми цветами радуги. Лодка бесшумно скользила по уснувшим волнам.

Высадились на узком песчаном берегу у входа в ущелье и расположились среди камней на небольшой площадке с выжженной травой, решив устроить тут завтрак.

Буябесса на свежем воздухе — это целое событие. Сначала Микулен снова сел в лодку, чтобы вытащить верши, поставленные накануне. К его возвращению Наис нарвала тимьяну, лаванды, принесла большую охапку сухого кустарника, чтобы разжечь костер. Старику в этот день предстояло священнодействовать над буябессой — знаменитой рыбной похлебкой, секрет приготовления которой у рыбаков передается от отца к сыну. Это очень острая, донельзя наперченная похлебка, сильно пахнущая растертым чесноком. Ростанов весьма забавляло ее приготовление.

— Надеюсь, папаша Микулен, в этом году ваша стряпня не уступит прошлогодней, — сказала г-жа Ростан, снисходившая в подобных случаях до шуток.

Микулен казался очень веселым. Пока Наис доставала из лодки котел, он вычистил в воде рыбу. Дело спорилось, котел с рыбой, залитой водой и приправленной луком, чесноком, пригоршней перца, помидорами и прованским маслом, поставили на такой жаркий огонь, что впору было быка изжарить. Рыбаки говорят, что вкус буябессы зависит от варки: пламя должно быть такое большое, чтобы котел исчезал в нем. Тем временем Микулен, преисполненный важности, нарезал в миску ломти хлеба. Через полчаса в миске уже дымился бульон, а рыба была подана отдельно.

— Кушайте, все готово, — пригласил старик. — Пока горячо, только и вкусно.

За едой сотрапезники отпускали обычные шуточки.

— А ведь признайтесь, Микулен, вы подсыпали в буябессу пороху.

— Вкусна-то она вкусна, только глотка должна быть луженая.

Старик знай себе ел, отправляя в рот огромные куски хлеба, смоченные бульоном. Но сидел он несколько в отдалении, желая этим показать, что для него большая честь завтракать вместе с господами.

После буябессы никто не двинулся с места, ожидая, пока спадет жара. Ярко освещенные утесы, будто забрызганные ржавыми пятнами, отбрасывали черные тени. Кусты вечнозеленого дуба испещрили камни темными прожилками, а по склонам стройными рядами поднимался целый лес мощных сосен, словно армия марширующих солдат. В знойном воздухе стояла гнетущая тишина.

Госпожа Ростан захватила с собой нескончаемое вышиванье, с которым она не расставалась. Наис, сидевшая рядом, казалось, с интересом наблюдала за движением иголки, однако она исподтишка следила за отцом. Он дремал в нескольких шагах от нее. Немного поодаль мирно спал Фредерик, закрыв лицо соломенною шляпой.