— По-моему, мои ребята в Гартвейне поработали как следует. Картина представляется следующая. Корас Вингельт, сорока одного года, обедневший дворянин, последние годы занимался ювелирным делом, что дворянину, как известно, не возбраняется. Владеет достаточно большой ювелирной мастерской с двумя дюжинами мастеров и дюжиной подмастерьев…

Вот оно! — подумал Сварог. Прикрытие крайне удачное. Станки, инструменты, сложные работы, к тому же секретность, которой любой серьезный ювелир окружает свои дела. И если там только свои, никто не узнает, что именно мастерит старательный ювелир, — затейливое украшение для местной баронессы или нечто, подпадающее под «Закон о запрещенной технике».

— А нет ли у него знакомых… — сказал Сварог. — Скажем, среди владельцев механических мастерских?

— Я понял ход ваших мыслей, государь, — мгновенно ответил Интагар. — Именно что есть. Владельцы двух крупных механических мастерских, выполняющих сложные, тонкие работы, часовщики, стеклодувы, изготовители компасов и барометров — за этим тоже можно многое спрятать. Мастера по изготовлению приборов для ученых, аптекарской утвари… Словом, куда ни глянь, мы видим в его постоянном круге общения мастеров всевозможных точных работ в самых разных отраслях, людей из Сословия Циркуля и Сословия Совы. Внешне, разумеется, выглядит совершенно безобидно: сплошь и рядом именно такой круг общения образуют люди вышеупомянутых профессий, но, учитывая личность господина Вингельта…

— Гнездо, а? — спросил Сварог.

— Я бы не исключал, государь, — кивнул Интагар. — Увы, точной информации нет. Моим ребятам пришлось работать в непростых условиях: город, хотя и провинциарий, не такой уж большой, каждый новый человек на виду, а чересчур откровенные вопросы могут всполошить птичек… Мои люди, правда, выбрали безупречное прикрытие: они — агенты банкирского дома, достаточно серьезного, господин Вингельт просит у них достаточно крупный кредит, и их послали, чтобы втихомолку собрали как можно больше сведений о будущем заемщике.

Такое случается сплошь и рядом, подозрений обычно не вызывает. Тут другое… Очень быстро обнаружилось, что кое за кем из моих ребят, в свою очередь, ведут мастерское наблюдение, по качеству не уступающее работе моих лучших специалистов. Видимо, мы где-то, сами того не заметив, наступили на чью-то мозоль…

— Или они ждали кого-то вроде вас, — сказал Сварог. — Понимали, что вы придете. Они открыто высказали мне в лицо: прекрасно осознают, какая сейчас за ними начнется охота. Так что ваши люди не виноваты — вы же наверняка отбирали лучших… И стоило им где-то появиться, их моментально взяли на заметку. У этих людей, Интагар, опыт прятаться огромный и насчитывает несколько тысяч лет… Да, так что сам Вингельт?

— На самом хорошем счету в городе. Спокойный, незаметный человек, живет, не привлекая к себе внимания (Еще бы — подумал Сварог), пользуется самой хорошей репутацией. Иногда со знакомыми посиживает в кабачке «Золотой вепрь» — заведение приличное, для чистой публики. Ходят слухи, что у него есть любовница…

— Или он сам их втихомолку распускает через знакомых, — фыркнул Сварог. — Человек без малейших слабостей или недостатков в глазах некоторых смотрится еще подозрительнее, чем явный повеса или картежник…

— Да, он и в карты понемногу играет — опять-таки в очень приличном игорном доме, куда кого попало с улицы не пускают. Вообще, мои люди наткнулись на множество таких вот закрытых для постороннего доступа компаний — и в двух кабачках, и в игорном доме, и в «Клубе златокузнецов». Само по себе это еще ни о чем не говорит: солидные люди сплошь и рядом обосабливаются от захожих с улицы. Словом, если смотреть только с внешней стороны, не предупреди вы меня кое о чем, картина вырисовывается, не вызывающая ни малейших подозрений: солидный ювелир, владелец крупной мастерской, благонамеренный подданный, с мелкими страстишками, простительными любому… Да, еще одна у него страсть имеется — охота. При любой возможности ездит в отроги Каталаунского хребта. Часто привозит дичь, все честь по чести…

— В Туарсон?

— Обычно через Туарсон. Вот в эти примерно места, — Интагар показал по карте. — Места не такие уж глухие: там есть пара-тройка деревень, небольшой монастырь… — Интагар многозначительно поднял палец. — Монахов-печальников.

— А это еще кто?

— Монашеский орден из приверженцев Единого с одним из крайне строгих уставов, — сказал Интагар. — Я интересовался. Они там у себя дают обет полного молчания, даже, говорят, в монастыре друг с другом не разговаривают, молятся молча, не пускают к себе на ночлег прохожего-проезжего, разве что он серьезно ранен, ограблен, при смерти…

— Понятно, — сказал Сварог. — Еще одно местечко, где при желании можно укрыть что угодно и кого угодно, а?

— Пожалуй что, ваше величество. — Интагар помолчал и серьезно сказал: — Вообще-то серьезно раненного и ограбленного организовать нетрудно, кровь ручьями будет литься…

— Нет уж, пока подождите, — сказал Сварог столь же серьезно. — Ничего ваш раненый может не увидеть, кроме каморки, куда его поместят сердобольные отцы… Вина, конечно, тоже не пьют?

— Никоим образом.

— Ну, вот видите, — сказал Сварог, — самое неподходящее место для внедрения. Это вам не какой-нибудь монастырь Катберта-Молота, где всегда найдется пьющий и разговорчивый монах вроде нашего отца Грука…

— Вот и я так думаю, государь. Поэтому мы ограничились тем, что послали людей по его обычным охотничьим маршрутам. У меня там задействовано человек сто, но вы же сами приказали людей не считать…

— И еще раз приказываю, — сказал Сварог. — Под самыми благовидными предлогами, с величайшей осторожностью постарайтесь натолкать в Гартвейн побольше оседлых, сколько удастся. Самых неожиданных: студента на каникулах, новобрачных в свадебном путешествии… Ну, не мне же вас учить.

— Сейчас подготовлены семнадцать человек «неожиданных», как вы выражаетесь, разновидностей, — сказал Интагар. — Вы не спрашиваете, что с Вингельтом?

— Я примерно догадываюсь, — сказал Сварог. — Он же не идиот, чтобы туда возвращаться. Либо отправился в долгое путешествие по торговым делам, либо задержался на охоте, откуда уже не вернется. А потом, чего доброго, придет известие, что его запорол на охоте матерый вепрь…

— Вот именно. В городе говорят, что он на охоте. Он и раньше выбирался на пару недель, так что никто пока не беспокоится.

— Семья?

— Жена, дочь одиннадцати лет. В доме еще постоянно живет пятнадцатилетний племянник, сын покойной сестры. Трое слуг… — Интагар поморщился. — Продувные бестии. Так просто к ним подходы не найдешь.

— Племянник пятнадцати лет… — задумчиво повторил Сварог. — И дочь — одиннадцати. Вот это уже крючочек, а? Племянник может совершенно случайно познакомиться с очаровательной ровесницей, а среди дочкиных подруг затесаться новая… Не делайте столь ханжеского лица, Интагар. Я прекрасно знаю, что вы и агентов столь нежного возраста используете.

— Ну как же без этого, государь, — сказал Интагар спокойно. — И никого не приневоливаем, конечно. Понимаете, у полицейских и тайных агентов есть малолетние сыновья, дочки, племянники и племянницы… Если их сызмальства заинтересовать ремеслом… Иногда очень полезно выходит. Я обязательно учту все, что вы говорили… И знаете, что мне пришло в голову? Наш Вингельт не может отсутствовать бесконечно и пропасть безвестно, как бродяга на большой дороге. Его отсутствие обязательно надо будет как-нибудь обосновать. Если в торговой поездке, убит разбойниками. Если на охоте — как вы говорили, запорот кабаном. Жене просто полагается вскоре начать беспокоиться, наводить справки… А то и явится кто-нибудь ей сообщить о смерти мужа. Вот и посмотрим, что она будет делать. Если она совершенно не в курсе мужниных дел, — а такое бывает — поступит, как многие на ее месте, — продаст все, с чем не сможет управляться, и то ли станет мирно жить-поживать на проценты, то ли уедет. А если — в курсе? Если эти мастерские нельзя бросать? Одним словом, хоть какая-то ниточка у нас есть. Агенты в Гартвейне осядут. Наблюдать будем тщательнейшим образом. И подходы к перспективным болтунам будем искать ювелирнейше. Не может же весь город оказаться в заговоре?