В. Кожинов, сопоставив эти два текста, говорил: «Признаюсь, меня глубоко удивили цитируемые фразы Александра Нежного, и я обратился к нему с вопросом, почему он до такой степени исказил смысл работы И. Р. Шафаревича. И Александр Иосифович признался, что он вообще-то не читал эту работу, а только слышал рассказ о ней от одной из своих приятельниц…».

Полемизируя со мной, А. Нежный использует тот же самый прием, что при критике Шафаревича. А может, его опять приятельницы подвели… Вы бы уж, что ли, поосторожней наушниц себе выбирали, Александр-Стыдящийся-Отчества!

И это не просто личное полемическое изобретение Александра Нежного. Врать его заставляет изначальная предзаданность его позиции: ведь самое дешевое и распространенное еврейское объяснение корней антисемитизма звучит так – мол, русские говорят о негативной роли евреев потому, что хотят оправдать свои собственные беззакония, а потому лучше посоветовать им копаться в своем собственном дерьме, а евреев не трогать; раз эти русские посмели заговорить о евреях – значит, больше ни о чем они не говорят и ничего больше не видят, в том числе и самих себя, и своих ошибок.

Цензура нынешней «политкорректности» сейчас не мягче средневековой: при анализе проступков или преступлений христиан хорошим тоном считается сделать обобщающий негативный вывод по поводу всего вообще христианства.

В то же время не-еврейские авторы при исследовании еврейской культуры обязаны или хвалить ее или же становится на позиции номиналистов – «не обобщать!».

Еврейские полемисты охотно и громко выставляют счет всей христианской культуре, но при этом блокируют любую попытку обсудить расистские нотки в собственно иудейской традиции.

Свой-чужой

Каждый из нас начинает свой путь не с нуля, не с чистого листа. В каждом человеке есть нечто, что он наследует, а не выбирает. Есть предрассудки, общие для больших групп людей. Это предрассудки в самом буквальном смысле. Предрассудок – это то, что мы усвоили раньше, чем начал работать наш личный рассудок, то есть с молоком матери. Это то, что передано мне моей семьей, школой, культурой в качестве стандарта поведения: «Все мужчины делают это!». Но в разных культурах довольно разные представления о том, какое именно «это» должен делать «настоящий мужчина».

Одним из таких «предрассудков» является культура противопоставления: что «наше», а что «не наше». Иногда врастание в культуру происходит не через подчеркиваемое единообразие, а через подчеркиваемое разнообразие, отличие.

Именно этот путь считал важнейшим основатель сионизма Теодор Герцль. Перед ним встала трудная задача выработки такого определения нации, которая подошла бы именно евреям – людям, у которых к концу 19 века не было ни общей территории проживания, ни общего языка, ни общей религии. И тогда в речи «Еврейство» (7 февраля 1896) он сказал: «Я не требую от нации общего языка или ярко выраженных расовых признаков. Мы историческая общность людей, принадлежащих друг другу ясно выраженной связью, и наша сплоченность сохраняется в силу существования общего врага». Еще раз свое определение Герцль привел на 1 сионистском конгрессе в октябре 1897 года: «Я убежден, что нация – это группа людей общего исторического прошлого, сплоченная наличием общего врага». «Народы, среди которых мы живем, все вместе тайно или открыто ненавидят нас».

Понятно, что национальная, культурная и религиозная принадлежность весьма влияют на восприятие людьми одних и тех же предметов. Христиане помнят об императоре Нероне как о мучителе, иудеи – как о благодетеле (Талмуд утверждает, что Нерон принял иудаизм. Тюркский взгляд на историю России весьма отличается от взгляда русского историка. Куликово поле – поле славы для одних граждан России, и поле скорби для других (пока еще) граждан ее. Французское понимание русской истории также отлично от нашего: Крымская война не является для них горьким воспоминанием, а Бородинское поле они считают полем своей победы. Недавно мы узнали, что восприятие истории России даже украинцами разительно отличается от нашего собственного. Естественно, что есть и еврейская версия восприятия истории России (например – труды А. Янова). И это история России как «история чужого».

Она имеет право на существование. Но почему при ее анализе нельзя учитывать ее субъективность, порожденную именно национальным фактором? И почему, спрашивается, татарскую версию можно назвать татарской, татарского историка можно назвать татарским, а вот еврейского историка или еврейского журналиста назвать еврейским нельзя? Неужто принадлежность к любой иной национальной традиции вносит субъективные искажения, а только принадлежность к еврейству выступает гарантом чистой объективности?

Очевидно, что русский взгляд на еврейскую историю далеко не всегда приемлем для еврея (вспомним, что даже выступления о. Сергия Булгакова и Бердяева против антисемитизма сегодня нередко расцениваются как скрыто антисемитские – например, в публицистике С. Лезова). Почему же в таком случае должно возмущаться реакцией русских, которые зачастую не узнают себя, своей истории и своей страны в репликах или эссе еврейских историков и журналистов?

* * *

Элементарное правило приличия требует не рассказывать анекдоты о грузинах в присутствии грузин (лучше всего было бы, конечно, вообще воздержаться от подобных анекдотов). Но почему же в демпублике считается допустимым рассказывать гадости о России в присутствии русских? А мы ведь еще присутствуем в «этой стране» и кое-что слышим… Поймите, господа, в «этой стране» еще не все евреи! И поэтому нечто из того, что вами говорится, воспринимается другими людьми с болью и возмущением.

И то резкое и печальное, что русские могут сказать о себе сами в своем кругу – воспринимается совсем иначе, когда говорится кем-то о нас в третьем лице. Если бы российские азербайджанцы в массовых российских же газетах и телепередачах раз за разом говорили бы нечто оскорбительное для русских и для православных – разве было бы «расизмом» призвать их к большей сдержанности? Почему же нельзя сделать такое замечание в адрес некоторых евреев?

А когда таких хамов становится слишком много и когда это хамство длится не одно столетие – то тут естественно задать вопрос: это изъяны в их воспитании или же плоды воспитания? Может они не «плохо воспитаны», а напротив, хорошо усвоили определенные уроки? Может в истории иудейской педагогики были уроки тотальной ненависти к окружающим народам? Понимаю, что евреи сами слишком часто испытывали чужую ненависть, обращенную к ним. Но ведь и свою-то холили и копили… И вот сегодня в современной высокой культуре, в культуре университетов и приличных газет недопустимо выражать негативные мнения о культуре и вере евреев. Однако русофобские и антихристианские реплики считаются уместными.

Вот очень верные слова: «Без патриотизма, без любви к Родине, без готовности (величайшей готовности!) отдать жизнь за ее свободу и существование, не сможет существовать ни одно государство. Особенно если его со всех сторон окружают заклятые враги. Чтобы любить, надо видеть объект любви, чувствовать его, мечтать о нем, представлять его идеальные стороны. Но как можно любить страну, если ежедневно на ее радио– и телепросторы выплескивается столько грязи (обо всем и обо всех)?! Как можно любить и гордиться своим флагом, если видишь, как толпа бесчинствующих… ублюдков сжигает и топчет его, а представители порядка стоят в стороне, стыдливо отводя глаза в сторону?!».

Тем «интеллигентам», что брезгливо поморщились и бросились доставать свою любимую «мудрость» про «патриотизм как последнее прибежище негодяев», поясню, что в том месте цитаты, где стоит многоточие, в оригинале значится слово «палестинские». Это цитата из израильской газеты. Как видим, свой патриотизм евреи одобряют (и правильно делают!), а вот над нашим издеваются…

Неужели я стану лучше относиться к евреям, когда я вижу, что о России еврейские публицисты пишут как о «державе огромной, страшной, нацелившей на весь прочий мир тысячи ракетно-ядерных смертей», а о моем народе говорят, что «в глубине души каждого русского пульсирует ментальность раба» (Арон Гуревич)?