Я поняла, что впустила в свою жизнь еще больше страданий и презрения. Наверное, он при первом удобном случае скажет все моему брату...

Глинис слегка отодвинулась назад. — Разве ты не знала, что тебе не надобно на него смотреть, Кади Форбес? Разве никто тебе не сказывал?

— Я не смогла удержаться. Он с такой жалостью говорил!

— Он ведь на тебя порчу навел, разве не так? — Куллен отодвинулся от меня подальше. — Теперь и ты такая. И ты такая!

Я вскочила на ноги и встала перед ними. — У него не красные глаза! А руки у него красивые и чистые, а вовсе не клешни с когтями!

— А зубы? — Куллен подался вперед. — А какие у него зубы?

— Я не видела зубы. — Я уже растратила весь свой пыл и отвела взгляд. — На нем был колпак с дырками для глаз, он рот закрывал.

— Вот зубы-то он как раз и не показывает, наверно, — сказал Куллен, чьи зубы впились в недоеденную рыбу.

— Он, надо думать, чудовищем стал из-за всех грехов, что ему съесть довелось, — сказала Глинис.

— Наверно, потому он и лицо прячет, — сказал Фэйган. — Кто б он ни был раньше, а пожирателем грехов он стал задолго до того, как я родился.

— А про чего-нибудь другое нельзя поговорить? — сказала Глинис, передернув плечами.

— Ну, а теперь кто испугался? — съязвил Куллен.

— Ну, я, ну и что с того? Тебе бы тоже надобно! — Она с опаской посмотрела на меня. — Тебе не надо говорить о нем вовсе, Кади Форбес. А то как бы с тобой чего ужасного не сталось.

— Можно подумать, если она о нем говорит, то он прямо так на нее и набросится, — сказал Фэйган.

— А кто знает? — Глинис посмотрела на него. — Ты ж не знаешь, что из этого выйдет?

— А ты знаешь?

— Я знаю, что это злодей, и даже думать про него не надобно, а то плохо может быть!

— Чего ж тогда к маме не бежишь? — стал дразнить ее Куллен.

— Ежели пойду, то скажу, про что это вы тут говорите!

— А я скажу ей, что ты все врешь.

— Тогда она выпорет вас обоих, — сказал Фэйган.

Я сидела тихо, чувствуя, как подкрадывается страх. Зачем я доверилась им? Если Глинис расскажет своей маме, о чем мы тут говорили, та спросит, как мы посмели! Кади Форбес, вот кто посмел. И мало того, Кади Форбес не только говорить о нем посмела, она еще и смотрела на него. На моей несчастной голове итак полно грехов, а тут еще этот. Получается, я не могу и дня прожить, чтобы не сделать какой-нибудь серьезной, досадной ошибки.

— Глинис права. — Я надеялась, что не причинила им вреда. — Мне жаль, что я говорила о нем. Забудьте это. — Это моя беда, мне и выпутываться.

— Молиться тебе надо, — сказала Глинис. — Богу Всемогущему день и ночь молиться, чтоб зло тобой не завладело.

— Я знаю. — В прошлом году я много молилась, но не думаю, что Бог меня слышал. Я больше полагалась на молитвы, которые произносила за меня бабушка, чем на мои собственные. А теперь бабушки нет. Нет никого, кто бы мог просить за меня Бога.

Я решила не засиживаться с ребятами, извинилась и пошла обратно. На тропинке меня встретила Лилибет. — Они не больше меня знают, — сказала я ей.

— Ты решила не искать пожирателя грехов?

Я думала об этом по дороге домой. Может, это плохая идея искать человека, столь отверженного всем обществом? Ну, а я разве не такая? Хоть я и не изгой в нашем селении, но я ведь изгой для моей мамы. Может, и для папы тоже, хотя он это не показывает так явно. Во всяком случае, ему не так больно на меня смотреть, как маме — его глаза ничего такого не говорят. Наверно, мужчины не такие чувствительные, как женщины.

Но в том душевном состоянии, в котором я пребывала, надо было что-то делать. Я должна найти этого человека, во что бы то ни стало. Итак, я решила продолжать поиски — мне показалось, что Лилибет обрадовалась этому. — Кстати, о чем ты его будешь спрашивать, когда найдешь?

— Я об этом еще не думала.

— Подумай заранее, Катрина Энис. Мне кажется, ты найдешь его быстрее, чем ты думаешь.

Я посмотрела на нее в надежде услышать объяснения, но она только улыбнулась, а ее глаза обещали скорую встречу.

- 3 -

Через несколько дней к нам наведалась Гервазе Одара.

Когда, закончив хлопоты по хозяйству, я зашла в дом, они с мамой сидели перед очагом, и мама, не отрываясь, смотрела на языки пламени.

— Здравствуй, детка, — сказала целительница, когда я остановилась в дверях, думая, заходить мне в дом или подождать, пока она уйдет. Наверно, это было само провидение, что она пришла к нам, ведь именно она убеждала меня не смотреть на пожирателя грехов.

Она положила свои натруженные руки на колени и с усилием встала.

— Я зашла на минутку твою маму повидать. Мне надобно идти к Элде Кендрик, а то она подумает, не случилось ли со мной чего.

— Как она поживает, мэм? — Я помнила, что бабушка очень уважала эту женщину. Она часто говорила, что они хорошие друзья и вместе прошли немало трудностей.

— Болеет она, хоть и виду не подает. А что, почему б тебе со мной не пойти? Уж как она обрадуется, когда внучку Горавен Форбес увидит! — Она посмотрела на маму. — Ежели тебе ее помощи не надобно, Файя.

— Пусть идет, — равнодушно сказала мама, не отводя взгляд от огня в очаге.

— Тогда возьми шаль, Кади. Там тучи собираются.

Я устала от работы по хозяйству и предпочла бы растянуться на бабушкиной кровати, однако все говорило о том, что сбываются слова Лилибет. Если кто-то хоть что-нибудь знал о пожирателе грехов, то это как раз Элда Кендрик. Они с бабушкой были старше всех в нашей долине. Если я пойду к ней, то наверняка узнаю, где живет пожиратель грехов. В надежде на это я решила послушаться.

Всю дорогу мы шли молча, она о чем-то думала, а я не знала, что сказать. Знахарка остановилась. — Вот болотная мята. Хорошо лихорадку лечит. — Она нарвала листьев мяты и положила в свою корзинку, с которой никогда не расставалась. Бабушка говорила, что она с ней родилась. — А вон солодка голая. Миленькая, вытащи с корнем то растение, что поменьше, только корень не повреди. Он тут важней всего.

Я поспешила выполнить ее просьбу, изо всех сил стараясь угодить. Мне всегда нравилась эта женщина, потому что она была доброй и помогала людям. Кроме того, она была одной из бабушкиных лучших подруг и частенько приходила к ней в гости. Во время таких визитов они говорили об обитателях гор и о том, как их лечить от разной хвори. Я любила сидеть рядом и слушать эти воспоминания, хотя при мне обе старались говорить осторожно — боялись, как бы не сказать лишнего. Я уже подумывала, не стать ли мне знахаркой, как Гервазе Одара. В нашем небольшом горном селении ее очень уважали. Поэтому я с готовностью принялась выполнять ее просьбу.

Мои колени погрузились в плотный ковер упавших листьев. Они лежали таким толстым слоем, что напоминали новый, свеженабитый матрац. Я аккуратно вытянула из земли растение вместе с корнем, радуясь, что оно нисколько не повредилась. Очистив находку от грязи, я отдала ее Гервазе Одара, надеясь получить одобрение.

— Спасибо, детка. — Она улыбнулась и положила растение в свою корзинку, потом поправила мои волосы и мы пошли дальше. — Твоя мама сказывала, у тебя подруга новая объявилась.

Я сжала руки за спиной и ничего не ответила. Взять меня с собой вовсе не было ее желанием. Как только я это поняла, вся моя радость куда-то исчезла. Оказывается, мама попросила ее об этом.

— Твоя мама сказала, ее зовут Лилибет.

Я издала непонятный звук, который не означал ни да, ни нет. Знахарка остановилась, чтобы нарезать коры красного дуба. — Почему ты мне ничего о ней не сказываешь?

— Да нечего сказывать, мэм.

— Откуда ж она появилась?

— Она сказала, издалека, мэм.

— Издалека, стало быть, из-за гор? А то, может, еще дальше?

— Из-за океана — так я поняла.

— Далеко так? А может, оно поближе будет, чем ты думаешь?

Не могу точно сказать, что она имела в виду, но это прозвучало как-то таинственно. Мы вышли из лесу, перед нами раскинулись горные луга. Кругом цвели желтые одуванчики, пурпурные люпины и белый тысячелистник. Мне больше не хотелось говорить о Лилибет. Я шла по цветущему лугу и задевала руками цветы. Они были мокрыми от росы. Мы поднимались на вершину холма, где была рощица. Небо покрывалось тучами, доносились раскаты грома.