- Моя тоже не хочет уезжать. Не слушает. Никакой, брат, дисциплины не соблюдают наши моряцкие женки, - засмеялся комиссар.

- На рейдовом посту связи поднят сигнал воздушной тревоги! - доложил вахтенный сигнальщик.

Над заливом разнесся ноющий вой сирен и сиплые гудки стоящих в порту пароходов.

Шестаков сдвинул на затылок фуражку, поднес к глазам бинокль и направил его в небо. По светлому, еще не тронутому загаром лицу командира пробежала суровая тень. Брови сошлись над переносицей, образовав одну изогнутую черную линию.

- Летают, гады, - процедил сквозь зубы Стрельник. В его черных, живых глазах сверкнула ненависть. «Погодите, доберемся мы до вас», - думал он, вглядываясь в далекую черную точку.

- Высоко идет, - сказал, ни к кому не обращаясь, Шестаков. - Разведчик.

На мостике снова воцарилась тишина.

Все, кто находился в это время на верхней палубе, запрокинув головы, смотрели в небо. Там, на большой высоте, вспыхивали, медленно тая, белые облачка снарядных разрывов. Это береговые батареи вели огонь по вражескому воздушному разведчику.

«Туман» вышел в Кольский залив. Эта дорога в морские дали кораблю знакома. По ней не раз приходилось ему, простившись с Мурманском, уходить на рыбный промысел в далекую Атлантику. Ведь сторожевой корабль «Туман» еще совсем недавно был мирным рыболовным траулером. Вероломное нападение фашистов на нашу страну и серьезная опасность, нависшая над Родиной, потребовали вместо приспособлений для ловли трески и пикши установить на траулере боевое оружие. На верхней палубе «Тумана» поставили две сорокапятимиллиметровые пушки: одну на корме, другую на носу. На мостике по обоим бортам установили пулеметы, а у самого среза кормы была смонтирована аппаратура для постановки дымзавес. Здесь же устроили стеллажи для глубинных бомб. Переоборудование шло быстро. Постоянные воздушные тревоги подгоняли людей. Не отдыхая ни минуты, трудились рабочие судоверфи. Задание военного командования было выполнено досрочно - флот получил еще один боевой корабль.

Да, дорога в море кораблю знакома, но цель похода теперь другая. И люди, что стоят на мостике и в машинном отделении, не те. Мастеров высоких уловов сменили военные моряки. Вместо сетей и рыбной тары на палубе ящики со снарядами и дымовые шашки. Мирный корабль-труженик стал кораблем-воином.

Экипаж «Тумана» укомплектовали за несколько дней. Время горячее - дорога каждая минута. Это хорошо понимали моряки. День и ночь шли тренировки на боевых постах. Урывками, по три-четыре часа в сутки, выкраивали время для сна. Нужно было как можно скорее и лучше изучить свои заведывания, подготовиться к работе в сложных условиях боевых походов. Люди пришли сюда с разных кораблей. Требовалось добиться слаженности расчетов и команд, четкой и дружной работы всего экипажа.

И вот - первый поход.

Красивы полярным летом берега Кольского залива. Крутые склоны, поросшие мелким ярко-зеленым кустарником и густыми зарослями черники, перемежаются с серо-стальными громадами голого камня. Островерхие сопки отчетливо выделяются на фоне синего северного неба. В тихий солнечный день сочетание этих цветов радует глаз. Суровая природа, этот взыскательный самобытный художник, не пожалела красок, чтобы создать строгие живописные картины. Сколько в них простоты и величия! Не за это ли так любят моряки-североморцы свой родной Заполярный край, который им поручено защищать.

Залив спокоен. В голубовато-бледный цвет окрашена вода. Это, видимо, небо, отражаясь в заливе, отдает ему свою голубизну. Лучи солнца, падающие под косым углом на зеркальную поверхность воды, заливают все вокруг ослепительно ярким светом.

Мерно отстукивая такты, ритмично работают машины. С легким шумом разбегаются от винта буруны волн. Разрезая острым форштевнем застывшую водяную гладь, корабль выходит на широкий плес залива.

- Сигнальный пост запрашивает позывные! - слышится доклад вахтенного сигнальщика Сергея Жиленко. Он то и дело поправляет каску, низко сползающую на лоб. Широкое, скуластое лицо матроса кажется совсем круглым. «После вахты обязательно заменю», - сердито думает Жиленко и снова, в который уж раз, поднимает козырек каски.

- Поднять позывные! - тихим голосом приказывает лейтенант Леонид Александрович Рыбаков, старший помощник командира корабля.

Молодому офицеру досталась первая вахта. Первая на корабле и первая в его лейтенантской жизни. Леонид Рыбаков недавно из училища. Он только что прибыл на Север. Окончив учебу с отличием, Рыбаков имел право выбрать для прохождения службы любой флот, но решил начать свой морской путь на самом молодом - на Северном.

- Так завещал мне отец, - заявил училищной комиссии Леонид Рыбаков.

Родился он в Сормове в семье потомственных капитанов-волгарей. Отец Рыбакова в годы гражданской войны был командиром вооруженного парохода «Ольга», входившего в состав Волжской военной флотилии, и участвовал в боях против колчаковских банд. В двадцатых годах отцу Рыбакова довелось вместе с другими красными военными моряками прокладывать первые пути в ледовые просторы Карского и Баренцева морей. И то, что не успел сделать отец, осталось в наследство сыну.

Леонид Рыбаков был верен заветам отца. В 1936 году по комсомольской путевке молодой токарь завода «Красное Сормово» ушел добровольцем на флот и стал курсантом Военно-морского Краснознаменного училища имени М. В. Фрунзе.

Незаметно прошли годы учебы. Влюбленный в море, Рыбаков весь отдался флотской службе. Грезил походами, мечтал о далеких плаваниях.

И вот он на мостике боевого корабля.

Слева, над самым берегом, вспыхнули белые дымки разрывов зенитных снарядов. Они хорошо видны на подсиненной парусине неба. Стрельбы не слышно. Батарея находится где-то за сопками. Ее залпы заглушает шум корабельных машин.

- Это над аэродромом, - рассуждает про себя Рыбаков, наводя бинокль в сторону порябевшего небосклона. - Опять, наверное, разведчик.

- Усилить наблюдение! - приказывает он вахтенному сигнальщику.

А в это время в каюте командира Шестаков и Стрельник обмениваются первыми впечатлениями о походе.

- Ну что ж, как говорят, лиха беда начало, - весело говорит комиссар.

- Да, первые мили пройдены, - оживленно вторит ему командир. - Люди наши мне нравятся. Крепкие парни, знающие.

- Да, такие не подведут, - соглашается Стрельник и озабоченно предлагает:

- Я думаю, Лев Александрович, партийно-комсомольское собрание надо провести поскорее. Что, если послезавтра?

- Послезавтра, говоришь? - командир задумался. - Принимаем боезапас... Полную норму. Боюсь, не управимся. Может, завтра?

- Что ж, еще лучше. Собрание проведем минут за двадцать, по-боевому. - Стрельник встал, но каюта была слишком мала, и он снова сел на диван.

Сквозь открытый иллюминатор донесся нарастающий гул самолетов.

- Юнкерсы! - Шестаков первым бросился к выходу.

Когда командир и комиссар выскочили на верхнюю палубу, пулеметчики уже вели огонь по самолету, внезапно появившемуся из-за скал.

- Правее! Правее! - кричал лейтенант Рыбаков, не отрывая глаз от бинокля. - Еще правее! - и он поспешил на левое крыло мостика к пулеметчикам. Но было уже поздно. Промчавшись почти над самыми мачтами, самолет скрылся за многогорбыми сопками. С «Тумана» он наблюдался всего лишь несколько секунд.

- Эх, упустили фашиста! - сказал, обращаясь к пулеметчикам, Рыбаков. - А как низко шел, - и он огорченно махнул рукой.

Артиллеристы «Тумана» даже не успели открыть огонь. На кормовом орудии снаряд так и остался в руках у заряжающего Тимофея Мироненко. Досылать его в ствол было уже поздно. Цель скрылась.

- Разве так подают снаряды! - выговаривал командир кормового орудия старшина 2-й статьи Дмитрий Егунов подносчику Петру Ефанову. Его светло-серые глаза блестели холодной сталью. - Тут, Ефанов, некогда прохлаждаться, каждая секунда на вес золота. Быстрота и разворотливость! Одна нога здесь, другая - там. Вот так! - И старшина, ловко схватив из ящика снаряд, быстро подбежал к пушке. - Заряжай! - крикнул он и снова обратился к Ефанову: - А ты? Будто не завтракал сегодня. Медленнее черепахи двигаешься. Так воевать нельзя!