- Интересно, куда пойдем? - спрашивал своего старшину Алексея Караваева рулевой Константин Семенов. Они только что закончили осмотр механизмов.

- Ненужная любознательность, - вмешался в случайно услышанный разговор находившийся на мостике штурман корабля лейтенант Михаил Михайлович Букин. - Придет время - все узнаем, - и, немного помолчав, добавил: - Одно ясно: идем бить фашистов. У нас сейчас одна забота.

Штурман спустился вниз. Его вызвал к себе командир.

- Знаешь, Алеша, я вчера письмо из дому получил, - Семенов вытащил из правого кармана брюк помятый конверт. - Мать пишет. Вот послушай: «Сегодня суббота. Первый вечер такой хороший выдался. Народу на гулянье собралось видимо-невидимо. Наша фабрика свой оркестр привезла. Отдохнули весело. На лодках катались. Волга красивая такая. Тебя вспоминали. Скоро ли у тебя отпуск?..»

Он свернул листок вдвое и засунул его в конверт.

- Двадцать первого июня вечером написано, - Семенов снова достал письмо и прочитал: - «Сейчас половина одиннадцатого. Ложусь спать...»

Несколько минут они молчали. Каждый думал о своем. Семенов широко раскрытыми глазами смотрел на тихую гладь воды. «Как на Волге после жаркого дня, - думал он. - Тихо».

На мостик поднялся командир. Над палубой прозвучал его твердый голос:

- По местам стоять, со швартовов сниматься!..

«Туман» вышел в море в свой первый боевой поход.

Под вечер начался обложной дождь, долгий и надоедливый. На Крайнем Севере даже в июне такая погода не редкость. С утра светит солнце, ветер совсем не трогает корабельные флаги, а к полудню с моря потянет прохладной свежестью и солнце прячется то за одно, то за другое облако. Потом оно совсем скроется за серыми, как отсыревший брезент, тучами. Здесь никто не может точно предсказать, увидев утром синее, ясное небо, что день будет хорошим. Североморцы знают, как обманчива и капризна заполярная погода. Недаром старожилы здешних мест в шутку говорят: «У нас в неделю семь дней ненастье, а остальные - все солнышко да солнышко».

- Дождь как по заказу! - веселый, улыбающийся комиссар вошел в командирскую каюту.

Шестаков дремал, сидя в кресле. Он только что спустился с мостика и решил полчасика отдохнуть. Увидев Стрельника, командир поднялся, застегнул ворот кителя и включил настольную лампу.

- Да, погода нам помогает, - задумчиво произнес он и склонился над столом. Яркий пучок электрических лучей упал на портрет жены. Фотография стояла под абажуром.

- Значит, подойдем вплотную к самому мысу? - спросил Стрельник, разворачивая на столе армейскую карту-десятиверстку.

- Если глубины позволят, так и в бухту зайдем. Вот сюда, - ткнул тонко отточенным синим карандашом в карту Шестаков. - Отсюда вам будет ближе добираться до цели.

Стрельник задумчиво почесал подбородок и усмехнулся:

- Что ж, голосую за это обеими руками.

Стрелки корабельных часов показывали половину десятого, когда «Туман» подошел к побережью, занятому врагом. К шуму дождя прибавился плеск набегавших на скалы волн. Тяжелые, свинцовые тучи опустились почти до самой воды, закрыв грязной ватой тумана гранитные вершины прибрежных гор.

В кормовом кубрике собрались свободные от вахт матросы. Агитатор комсомолец Климов только что закончил громкую читку газеты. Известия с фронтов ошеломили моряков.

- Вот что творят фашисты в захваченных ими городах и селах, - тихо, почти шепотом сказал Климов.

- И чего хотят они добиться своими зверствами? Сломить нас? - гневно спросил Иван Быльченко.

- Наш народ не устрашишь. Не на таких напали - осекутся, - сжимая здоровенные кулаки, дрожащим от волнения голосом сказал наводчик Андрей Сидоренко.

- Нас на испуг не возьмешь, - поддержал его сигнальщик Левочкин.

Громкий цокот чьих-то шагов по трапу заставил всех насторожиться. В кубрик спустился запыхавшийся рассыльный.

- Приготовиться к высадке на берег! - громко объявил он. - Десантной группе собраться в носовом кубрике.

- Пошли, значит! - первым поднялся Саша Пелевин.

- Как там погодка? - спросил у рассыльного простуженным басом Михаил Анисимов и услышал в ответ:

- Дождь шпарит. Густой, густой. Такой у нас в деревне сечкой называют.

Моряки шумно провожали друзей, уходящих в десант: целовали их, желали удач.

Десантники собрались быстро. Точно, минута в минуту, в двадцать два ноль-ноль в носовой кубрик спустились комиссар и командир корабля.

- Все в сборе? - обвел взглядом десантников Шестаков. - Приступим к делу, товарищи. Еще раз уточним задачу.

В кубрике наступила тишина. Было хорошо слышно, как за переборкой гулко ухали корабельные машины и монотонными стеклянными всплесками ударяла в борт волна.

- Вас семь человек, товарищи. Ваши задачи: первая - бесшумно высадиться на берег, вторая - незамеченными подобраться к складу и третья - самая главная - взорвать склад.

Шестаков внимательно посмотрел на сосредоточенные лица моряков и продолжал:

- Командованию стало известно, что позавчера на этот гитлеровский склад доставлена большая партия боеприпасов. Значит, он сейчас усиленно охраняется. Учтите это.

- Да, нам придется нелегко, - тихим, спокойным голосом сказал Стрельник. - Действовать мы должны смело и решительно. Предупреждаю: огонь открывать лишь в самом исключительном случае. Колоть штыком, резать ножом, душить... Только чтобы бесшумно.

- Понятно? Вопросы есть? - оглядел нахмурившихся моряков командир и строго приказал: - Еще раз проверьте оружие. Документы сдать мне.

Десантники молча подходили к столу и передавали Шестакову комсомольские билеты, письма, справки.

- А фотографию можно с собой взять? - спросил, покраснев, Левочкин. В руке у него портрет улыбающейся черноглазой девушки.

- Красивая какая, - сказал командир и перевернул фотографию. - Раз адреса нет, можно взять.

- Товарищ комиссар, - подошел к Стрельнику Николай Кочевенко. - Вот, прошу вас... Это заявление в партию.

Комиссар принял из его рук густо исписанную четвертушку бумаги, развернул ее.

- Идя в бой с ненавистным врагом, - читал Стрельник, - я хочу заверить родную Коммунистическую партию, что буду драться за любимую Родину, не щадя жизни. Если погибну, прошу считать меня коммунистом...

С мостика передали:

- Шлюпка спущена, можно начинать посадку.

Поправляя на ходу автоматы и болтающиеся у пояса гранатные сумки, моряки поднялись на верхнюю палубу. Набросили на себя плащ-накидки.

- Ну, мы пошли, - сказал Стрельник Шестакову и протянул руку.

- Ни пуха вам ни пера, Петр Никитич, - ответил командир и неловко, по-мужски обнял комиссара за плечи.

Посадка была закончена быстро, и шлюпка тихо отошла от борта «Тумана». Весла, обвязанные ветошью, чтобы не слышны были всплески, бесшумно ударяли о воду. Дождь, частый и колючий, бил прямо в лица десантникам. Недалекий берег, еле просматривавшийся за водяной сеткой, казался сплошной темной стеной, отвесно поднимавшейся из моря. Над вершинами скал повисли низкие тучи. Рокочущий гул прибоя заглушал все звуки.

- Эх, Миша, веслом работать не умеешь. Кто же так выворачивает? - шепотом укоряет старшина Кочевенко Терехина. - Пелевин, подмени его... Быстро же... Быстро!

- Тихо! Осторожно, товарищи, - наклонившись к гребцам, шепчет комиссар, не спуская глаз с медленно приближающегося берега.

Терехин молча отдает весло и спускается под банку. Ему обидно. Хочется объяснить старшине, что не виновен он, не учили его раньше ходить на шлюпке: служил на берегу, в хозяйственной команде. Но возражения не идут с языка. Не время сейчас для обид.

За весло берется Саша Пелевин. Ход шлюпки выравнивается. Она теперь идет быстрее и спокойнее.

Вот и берег. Киль шлюпки легко и мягко вошел в песок. Михаил Терехин и Виктор Левочкин выскочили на берег первыми, вытянули шлюпку из воды.