Когда Захар Борисов это рассказывал, мы, привыкшие уже к разным «исповедям», не могли подавить в себе чувства леденящего ужаса.

Далее — по словам Захара Борисова — дело происходило так. Они оба сняли с убитого поддевку, вытащили паспорт и кошелек, причем все эти вещи взял Егоров, надев на голову и шапку удушенного. Отсюда они пошли в Знаменский трактир, где пили чай, и улеглись cnatb на стульях. Когда в 6 часов утра Борисов проснулся, Егорова уже не оказалось.

Теперь явные и неоспоримые улики были налицо. Сыскная полиция принялась за Егорова, стараясь добиться его признания в совершении им двух однородных убийств. Но, несмотря на все эти улики, несмотря даже на то, что на нем оказалась рубашка убитого Ивана, преступник упорно молчал.

Во врёйш предварительного следствия было обнаружено еще одно преступление, совершенное этим закоренелым злодеем. Оказалось, что Егоров вместе с каким-то Алешкой ограбили на Семеновском же плацу часовщика. Разысканный «Алешка», оказавшийся крестьянином Алексеем Калининым, рассказал следующее. Как-то он встретился с Егоровым в «веселом доме», разговорился с ним, поведав ему о своем безвыходном положении. Великодушный Егоров предложил ему идти вместе «торговать», что на воровском жаргоне означает «воровать». В 12 часов ночи они встретились в Щербаковском переулке с неизвестным человеком, прилично одетым, пригласили его «разделить компанию», завели его на Семеновский плац, где на той же фатальной середине Егоров бросился на жертву со своей знаменитой «мертвой петлей», поспешным, быстрым движением накинув ее на шею часовщика. Однако на этот раз Егоров пожелал свеликодушничать, предложив растерявшемуся до смерти перепуганному человеку, вопрос:

— Кошелек или жизнь?

Тот беспрекословно отдал душителю пальто. Егоров, затянув бечевку на шее часовщика, оставил его на плацу. За «содействие» Егоров Калинину дал два рубля. Ограбленный, хотя и не заявлял о происшествии с ним, был, однако, разыскан сыскной полицией и при очной ставке признал в Егорове душителя.

Когда в день суда его вели в окружной суд, разыгралась следующая возмутительная сцена. Увидев арестанта, с жаром молящегося Богу, Егоров цинично расхохотался и сказал ему:

— Дурак! Лоб-то хоть пожалей: кому и чему ты кланяешься? Твой Бог не придет к тебе на выручку, не спасет тебя...

Егоров был осужден, и вместе с этим кончилось дело о «мертвой петле» человека-сатаны, наведшего панический страх на петроградцев.

(И. Д. Путилин. Среди грабителей и убийц. — Ростов-на-Дону, 1992)

Уильям Престон Лонгли вырос в самые черные для Юга времена. Он прожил тяжелую жизнь, умер молодым и вплоть до того дня, когда через тринадцать лет после Аппоматтокса (река Аппоматтокс — место капитуляции армии южан под командованием генерала Ли) взошел на эшафот, вел свою собственную гражданскую войну.

За ним протянулась целая армия бессмысленных убийств, едва ли превзойденных по своей жестокости в истории Запада. За свою короткую, но бурную жизнь от отправил в могилу тридцать два человека, включая негров и мексиканцев.

Лонгли родился 16 октября 1851 года в округе Остин, штат Техас, на берегах Милл-Крика. Он был сыном богобоязненного труженика Кэмпбэлла Лонгли.

Лонгли было четырнадцать лет, когда закончилась Гражданская война, и жизнь в Техасе превратилась в настоящий кошмар. После капитуляции конфедератов Техас стал страной насилия и унижений, которой правили прохвосты-«саквояжники», т. е. северяне, добившиеся влияния и богатства на Юге, прожженные политиканы и негры, старавшиеся реализовать обретенную ими свободу в качестве «офицеров полиции», т. е. на том поприще, где раньше подвизались люди, державшие их в рабстве и подчинении.

В четырнадцать лет Билл выглядел не по годам рослым, хотя в школе он научился всего-навсего читать и писать. Однако то, чему учили за стенами школы, он освоил на «отлично». Он был уже превосходным стрелком и мог на всем скаку шесть раз поразить круг размером в обеденную тарелку, нарисованную на стволе дуба.

Он забрался на ходу в товарный поезд Техас—Хьюстон и соскочил в Хьюстоне холодным дождливым днем 1866 года. Не имея в городе друзей, Билл первую ночь провел скорчившись у костра на площади, прислушиваясь к рассуждениям пожилых о наступающих трагических временах. На следующий день он познакомился с молодым человеком на несколько лет старше его, а ночью впервые столкнулся с произволом властей.

Это случилось на обдуваемом ветрами авеню, где молодые люди искали убежища. Рослый негр в синей форме Союзной армии, поигрывая свинцовым шаром, загородил им дорогу и потребовал назвать имена и род занятий. Затем этот тип приказал им раздеться прямо на улице. Они замялись, и тогда полицейский набросился на них, размахивая своим свинцовым оружием. В ответ приятель Билла выхватил из-под рубашки длинный охотничий нож и молниеносным ударом вонзил его глубоко в бок негру.

Оба юноши знали, какие последствия влечет за собой убийство чернокожего полицейского. Они разошлись, и на следующий день Билл уже был в родном Эвергрине.

Вскоре после возвращения из Хьюстона Лонгли в одиночку схватился с несколькими неграми. Обозленный чернокожий солдат с ружьем ехал по Камино Реаль, ругая всех белых. Когда он проезжал мимо ранчо Лонгли, то обругал и старика хозяина. Сын был тут же. Он вышел вперед и велел цветному бросить оружие. Солдат поднял ружье и выстрелил в Билла, а затем перевел свою лошадь в галоп. Лонгли, стреляя с колена, первым же выстрелом размозжил негру голову. Затем он заарканил тело, отволок в канаву и засыпал землей.

Об этом преступлении никто никогда не сообщал, и никто не знал, что негр стал первой жертвой Лонгли, до тех пор, пока Билл сам не признался в этом уже на эшафоте, двенадцать лет спустя.

Однажды ночью Билл Лонгли отомстил цветным. Негры танцевали на улице, когда Джонсон и Билл въехали в город. Шестнадцатилетний молодец пришпорил лошадь и ворвался в круг танцующих, стреляя из обоих револьверов. Двое были убиты и несколько человек ранены.

Так Лонгли начал карьеру, благодаря которой он получил прозвище «Убийца Негров». Слухи о нем быстро распространились по всему штату. Однажды в вагоне железной дороги «Эйч энд Ти Си» Лонгли заснул, вытянув ноги в проход. Негр-проводник, еще новичок, приказал убрать их с дороги, но Лонгли спал. Тогда проводник сам отодвинул их. Затем он похвастался кондуктору, что «научил кое-чему белого подонка». Когда кондуктор сказал ему, что этот человек — Дикий Билл Лонгли, проводник не мешкая спрыгнул с поезда.

В ранней молодости Лонгли отличался своеволием, граничащим с самодурством, что было опаснее, чем просто ненависть к неграм. В 1868 году в Эвергрине проходило одно из выступлений цирка. Для города это событие стало праздником, ведь в нем так редко случались развлечения. Лонгли и один из его приспешников подошли к шатру шапито и потребовали, чтобы их пропустили бесплатно. Получив отказ, высокомерный Лонгли так ударил владельца цирка, что тот потерял сознание, а сам вошел внутрь и заставил двух клоунов танцевать джигу, стреляя им под ноги. Представление закончилось скандалом. Зрители заторопились домой, а цирку пришлось быстро собрать свой реквизит и убраться из города. Этот цирк больше в Эвергрине не появлялся.

Не достигнув еще и восемнадцати лет, Лонгли по собственному почину стал защитником белых. Однажды ночью трое вооруженных негров появились в Эвергрине и вошли в бар. Они потребовали спиртного и стали громко рассуждать о том, что, мол, они слышали, будто в Эвергрине не очень-то привечают людей их расы, и они собираются выяснить, так ли это на самом деле. Им не возражали, но кто-то шепнул словечко Биллу. Тот немедленно отправился в город.

Как Билл объяснял, он намеревался только разоружить тех троих и показать им, кто здесь хозяин. К тому времени, когда Лонгли добрался до бара, негры ушли. Лонгли последовал за ними в округ Берлесон (в десяти милях от Эвергрина) и разыскал их лагерь. Он еще не произнес ни слова, как один из негров выстрелил в него из ружья. Прежде чем стрелявший смог изготовиться для второго выстрела, Лонгли всадил ему пулю в лоб. Двое других негров побросали оружие и бежали. Это убийство вывело закон на след Билла.